Аннотация: Весна в тайге - особое время, когда природа просыпается от зиней летаргии. И в человеке, тоже поднимается волна жизнелюбия и внутренняя энергии и стремиться проявить себя в походных приключениях!
"Поэзия рождается в ритмическом движении природы, вращении солнц и земель и является на свет тем же самым чутьем, которым животные и люди в тайге определяют, без компаса, в какой стороне находится дом." Михаил Пришвин
...За зиму, я устал: от однообразия, от невозможности поменять хотя бы на время обстановку, от невозможности побыть хотя бы несколько дней наедине с самим собой...
А в природе происходили радикальные перемены...
Солнце с каждым днём поднимается над землёй всё выше и выше. От яркого света, цветовые контрасты становятся заметнее и ярче: синее - синее небо, тёмный почти чёрный лес вокруг, белый - белый снег, спрессованные кристаллы которого играют под лучами солнца всеми цветами радуги, всем спектром блеска драгоценных камней.
Днём, на солнцепёке, появляются проталины промерзающие за ночь и превращающиеся к утру следующего дня, в прозрачный, хрустящий ледок.
В эти дни, в душе воцарилась тишина и покой ожидания больших перемен, но физическому телу нестерпимо хотелось выйти, прекратить однообразие зимней жизни, начать путешествовать - с появлением явных признаков пробуждения природы от зимней летаргии, во мне пробудились новые силы и искали выхода, а в голове теснились планы будущих походов...
Знакомый Толи Копейкина, моего напарника и сменщика по сейсмостанции, водитель геологического ГАЗ - 66, пообещал подвезти меня до района Белых Озёр, вниз по Муякану, куда ходу будет километров сорок.
План этого похода созревал давно. Я много слышал о Муе, в которую впадал Муякан, и наконец решил дойти туда пешком и увидеть "святые места".
По карте я наметил приблизительный маршрут, набрал продуктов на дорогу и решил взять с собой собаку - Волчка, который совсем недавно "прибился" к нашему домику, да так и остался здесь жить...
Все мои предыдущие собаки постепенно исчезли из здешней жизни - вначале Пестря, осенью, когда я летал в отпуск, ушёл искать меня вдоль трассы БАМа и не вернулся.
Потом убежала Лика увязавшись за кем - то в посёлок и её, кто - то из начинающих охотников забрал на промысел. Изредка на станции жил Каштан, собака моего приятеля Жоры с Тоннельного портала, но они с Волчком часто дрались, ревнуя друг друга к "хозяину", то есть ко мне и потому, Каштан часто убегал либо в посёлок, либо к Жоре...
Наконец наступило долгожданное утро. Виктор - водитель Газ- 66, подъехал к нашему домику часов в восемь утра, когда солнце золотым пылающим шаром поднялось над крутым склоном напротив, заставляя синеющую тень утренних сумерек, прятаться под скалами и береговыми обрывами и смёрзшийся снег искрился и хрустел под ногами, почти не оставляя следов на поверхности.
Я забросил тяжёлый рюкзак в кузов, а сам, вместе с Волчком, забрался в тесную кабину. Волчок испуганно прижимал уши к голове, косился на Виктора и вздрогнул, когда мотор машины заработал.
Толя Копейкин, протирая заспанные глаза вышел на крыльцо и помахав нам рукой вернулся в дом, в тепло и уют человеческого жилья.
Поднявшись по крутому, но короткому подъёму от домика на шоссе, мы объехали посёлок Тоннельный стороной и помчались на восток, навстречу солнцу, вниз по широкой, белой заснеженной речной долине.
Снег лежал повсюду и сквозь щели в дверце кабины, холодный воздух попадая внутрь, смешивался с теплом идущим от нагревшегося мотора с запахами бензина и моторного масла.
Виктор рассказывал мне о своих неладах с молодым начальником геологической партии Потаповым, о том, что он на БАМе уже давно и ему надоела такая кочевая жизнь.
Потом отвлёкся и криво улыбаясь спросил, как я не боюсь один ходить по дремучей тайге?
Я засмеялся:
- А как же ещё ходить по тайге, если не в одиночку? А если ещё с тобой собака, то это вообще роскошь...
Виктор недоверчиво покрутил головой, глядя на дорогу впереди машины, а я продолжил:
- Когда я один - я свободен! Пусть бывает холодно и голодно, но зато, я могу делать то, что захочу - идти если надо, а если захочу, то могу целый день спать у костра или в зимовье.
А хорошая собака, послушна, как воспитанный ребёнок и потому, не в тягость...
Я хотел продолжить, но увидел, что Виктор удивлённо качает головой из стороны в сторону, и замолчал - это трудно объяснить человеку, который никогда не любил природы и ничего не хотел о ней знать...
Дорожная колея была на удивление ровной и накатанной и потому, мы мигом долетели до развилки на Белые Озёра.
"Запыхавшийся" ГАЗ - 66 остановился, я выпустил на волю Волчка, а потом выпрыгнул и сам. Довольная обретённой свободой собака, галопом сделала несколько радостных кругов, а потом остановилась над валуном на обочине, задрала заднюю ногу и сделала мочевую метку - для Волчка поход начался!
Я вынул рюкзак из кузова, пожал руку сидящему в кабине Виктору, захлопнул дверцу и машина газанув, скрылась за поворотом...
Для меня поход тоже начался...
Пройдя вдоль пустынной дороги километра полтора, я свернул налево, по крепкому насту, искристому и белому, легко перешёл долину Муякана и через час - полтора, уже на левом берегу, вышел на берег широкой наледи...
Неподалёку, на наледи, с торчащими изо льда ветками ивового куста, я заметил что - то чёрное и подойдя ближе, понял, что это наполовину съеденный лось, с большой вытянутой, чёрной головой, объеденным, большими и малыми хищниками, туловищем и торчащими из наледи, примёрзшими ко льду ногами присыпанными снегом.
"Волки поработали!" - вздохнув подумал я и пошёл дальше, а Волчок обнюхал тушу, повилял хвостом, но увидев, что я не проявляю интереса к мёртвому зверю, потоптался на месте и побежал вперёд.
Наледь была шириной километра два и расстилалась впереди, ровным, белым полем.
Где - то посередине этого пространства, подо льдом я услышал журчание воды, но глубоких и широких трещин ещё не было, и я легко перешёл на другую сторону Амнунды - так называлась эта, летом совсем небольшая речка, зимой текущая под многокилометровой наледью - по тунгуски это название означает - Большая Наледь...
Потом, чуть поднявшись в предгорья скалистого хребта нависающего над долиной, по пологому склону пошёл кромкой леса вслед за солнцем, поднимающимся над горизонтом и движущимся вправо от меня. Муякан здесь, тоже делал пологий поворот направо, к югу...
Я решил избегать дорог и людей и потому, держался левого берега - трасса здесь шла по правой стороне реки.
ОНеспеша пройдя несколько километров, остановившись ненадолго под уютной сосёнкой, я вскипятил чай и поел, запивая чаем бутерброды с полукопчёной колбасой - пока обедал, костёр "прожёг" в насте лунку и погрузился в снег.
"Надо будет на ночлег остановиться на проталине - подумал я - иначе к утру костёр углубится в снег на полметра и перестанет нормально греть мои бока..."
Не встречая звериных следов я заскучал и решил спуститься поближе к руслу реки.
А время между тем, неумолимо приближало вечер - солнце, сделав за день большую дугу низко повисло над горной грядой. Подул холодный ветер пахнущий мороженным воздухом - он щипал за щёки и холодил руки.
Я одел меховые рукавицы, застегнул ватник на все пуговицы - Волчок, набегавшись за день, шёл впереди валкой, однообразной рысцой...
Вскоре, перед нами неожиданно открылась красивая панорама - широкая речка- приток Муякана, была покрыта снегом и ледяными проталинами, поверх зимнего льда.
Переходить реку без палки показалось опасным и потоптавшись, я вырубил себе посох и тыча его острием в ненадёжные места, медленно перешёл ледяное поле.
На противоположном высоком берегу, заметив в сосняке несколько проталин и глянув на заходящее солнце, решил здесь ночевать...
Сбросив рюкзак, начал собирать дрова для ночного костра и вдруг мне послышалось потрескивание льда под чьими - то лёгкими шагами.
Я поднял голову и увидел посередине покрытой льдом реки самца косули с аккуратными рожками на голове, осторожно переходящего на мою сторону реки, как раз там, где я сам переходил её полчаса назад.
Козёл, грациозно ступая тонкими ножками, продвинувшись несколько метров вперёд останавливался, нюхал воздух и вновь двигался дальше - он тоже боялся провалиться под лёд. Острые его копытца с хрустом пробивали ледовую корочку и именно этот неожиданный звук привлёк моё внимание.
Уставший Волчок, лежал под кустами и высокий берег скрывал от него косулю. Я поднял бинокль и разглядел маленького оленя в подробностях: поджарое туловище с рыже - коричневой, плотной шерстью, длинная шея и маленькая, словно резная головка с чёрной точкой носа. Двигался он на длинных, стройных ножках с чёрными же копытцами. Зверь был силён, упитан и быстр.
Перейдя реку, он в несколько высоких и длинных прыжков вскочил на берег и исчез, в подступающем к реке тёмном сосняке...
Я развёл костёр, когда холодное, но чистое солнце зацепилось нижним краем за лесистый горизонт, прокатилось по его неровному краю и спряталось за горы..
Вначале это был небольшой огонь, чтобы приготовить горячий ужин.
Потом, когда я не спеша поел и попил крепкого чаю, разглядывая детали темнеющей, широкой заснеженной панорамы, уже в наступившей ночи разложил большой огонь и рядом устроил лежанку, головой навстречу ветру дующему вдоль речного русла. Полулёжа, оперевшись на локоть я сосредоточенно вглядывался в причудливые извивы оранжевого пламени и обдумывал, что и как делать дальше...
Волчок, свернувшись клубком, спал неподалёку, за моей спиной и мне не было одиноко.
- Живая душа рядом - думал я. - Ничего не просит, живёт рядом, не надоедает, но если придётся, - то будет спасать меня, рискуя своей жизнью, вопреки инстинкту самосохранения...
Незаметно, в размышлениях о смысле жизни, в воспоминаниях былых походов прошёл вечер и наступила глубокая ночь...
Я несколько раз задрёмывал, просыпаясь поправлял костёр не вставая с лежанки.
Когда дрова, заложенные на костёр с вечера прогорели, поднялся, постоял, вглядываясь в чёрное, звёздное небо.
- Завтра будет хорошая погода - небо ясное и это хорошо - прошептал я.
Потом, заложив на угли несколько сухих сосновых стволиков, один на другой поплотнее, дождался пока огонь вспыхнул ярким пламенем, лёг укрывшись полиэтиленом лицом к костру, и почти мгновенно заснул - сегодняшний день был необычайно длинным...
Проснулся часа через полтора от сильного холода. Встал, пошатываясь и теряя равновесие в полусне, опять наложил дров, припасённых ещё с вечера, на угли сверху и вновь заснул, ощущая сквозь дрёму, как морозный воздух пробираясь под одежду холодит бока и низ спины - было не меньше минус двадцати градусов...
Когда костёр прогорел, вновь подложил дров и вновь задремал...
Так продолжалось всю длинную ночь...
Часов в пять, когда стало невыносимо холодно и невозможно заснуть даже на полчаса, я окончательно проснулся, поставил на остатки костра кипятить воду для чая и чтобы согреться, стал рубить дрова - заготовленные с вечера уже закончились - зимние таёжные ночи бывают необыкновенно длинны!
Вскоре на востоке проклюнулась заря, появилась на горизонте светлая полоска и незаметно расширяясь превратилась в рассвет.
Волчок тоже проснулся, зевая и широко разевая пасть, потянулся всем телом, потом сел на зад и стал слушать шумы и шорохи просыпающегося леса.
Он не обратил внимания на громкий, резкий треск, подмерзающего на реке льда, но вглядывался и вслушивался в темнеющий на другом берегу сосняк.
"Звери сейчас кормятся и может быть собака слышит их шаги по насту" - думал я, прихлёбывая обжигающе горячий чай...
Уходить от тёплого костра не хотелось, но меня ждали впереди новые, интересные места и встречи и вздохнув, я вскинул на плечи тяжёлый рюкзак, постоял ещё какое - то время у огня грея руки и наконец, решившись, двинулся вперёд, навстречу светлеющему с каждой минутой синему небу, в сторону встающего над снежной, холодной тайгой солнца.
Передо мной, слева направо протянулась низкая долина, ограниченная с обеих сторон горными отрогами - это была дикая и грандиозная панорама, которая невольно рождает в душе уважение и даже страх перед масштабами дикой природы!
Дул свежий попутный ветер и Волчок, деловитой рысью скрылся в сосняке, принюхиваясь и навострив уши. Вскоре, он появился из леса уже подальше, пересёк поляну и вновь исчез из виду - наверное учуял ночные следы животных, проходивших здесь несколько часов назад...
Я на ходу согрелся, сонливость прошла - с любопытством вглядываясь в открывшиеся, незнакомые горизонты я решил перейти Муякан и преодолев невысокие холмы, на остром треугольнике полуострова, разделяющего две реки, выйти на близкую уже Мую...
Я уже видел перед собой вдалеке, на северо - востоке, высокие отроги Муйского хребта.
Взошедшее солнце залило золотистым светом необъятные, снежно - белые пространства, покрытые тёмной зеленью щетинящихся лесов. Воздух был холоден и чист. Дышалось легко.
Чуть ноющие от вчерашней усталости мышцы ног и спины, разогрелись, размялись и я, шагая широко и упруго шёл вперёд и вперёд, вглядывался в открывающиеся панорамы и старался запоминать путь, надеясь рано или поздно сюда вернуться...
Неожиданно, вышел к широкой, недавно отсыпанной и утрамбованной трассе и решил какое -то время двигаться по ней, а потом уже свернуть направо, в тайгу.
Вдруг, словно в фантастическом фильме, на пустынной дороге, впереди, появилась движущаяся точка, которая приблизившись, превратилась в огромную, чёрную с серыми подпалинами овчарку!
Волчок испугавшись, прижал уши и шёл рядом со мной, задевая по временам своим боком мою левую ногу.
Овчарка же, чуть скользнув по нам взглядом пробежала мимо и я проводил её удивлённым взглядом.
Я объяснил её появление здесь, тем, что она видимо принадлежала одному из лесорубов живущих в здешних стоянках строителей. И вот решила сходить в гости на соседнюю стоянку, а может быть потеряв хозяина ищет его...
Вспомнился Уголёк, который прошлой осенью прибежал на сейсмостанцию, проделав по тайге около двухсот километров - Уголёк принадлежал моему напарнику Толе Копейкину, который отдал его на время в бригаду лесорубов, рубивших лес на трассе, далеко впереди основного массива строительства БАМа.
В тайге, охотничьи собаки становятся самостоятельными и полудикими...
Пройдя ещё с километр по шоссе, я свернул направо и пошёл вперёд по старому следу вездехода углубляясь в густой лес - снег местами был ещё по зимнему глубок...
Часа через два ходу, перейдя лесистую возвышенность, спустился в долину большого притока Муякана, вышел на реку и пошёл низ по течению. Кругом ещё лежал снег и на льду, были отчётливо видны все следы оставленные зверями после последнего большого снегопада.
Тут, заметил разлапистую дорожку следочков тянувшихся вдоль берега и вглядевшись, понял, что это крупная выдра, переходила из одной полыньи в другую.
В другом месте, увидел замечательную картину: справа, из каменистого берега, из под земли вырывался на поверхность ручей, и текучая вода стояла на одном уровне большим круглым пузырём диаметром в несколько метров!
Вода выдавливаемая из глубин земли, стремительным потоком скатывалась в реку - через него я не смог перейти - ручей был шириной метров десять...
Шагая вниз по течению, вдоль этой незамерзающей промоины, вдруг услышал наверху, над собой, гортанный крик не то птицы, не то зверя. Я остановился, покрутил головой и вдруг заметил пролетающего мимо белого, одинокого лебедя.
В речном ущелье, всё было покрыто снегом и на повороте, река подмывала почти отвесный, многометровой высоты склон, со скальными останцами на гребне, и на фоне этого сурового и холодного, масштабно - величественного пейзажа, долго летел и кричал одинокий лебедь, уже почуявший весну и прилетевший откуда - то издалека, может быть из Западной Европы, а может быть с озёр северной оконечности Британских островов - из Шотландии или Уэльса.
Кругом, расстилался заснеженный заледенелый ландшафт и вдруг, как в сказке появился этот лебедь, посланец или предвестник неизбежной весны и лета следующего за ней!..
Мне вспомнились символические картины Рериха из Индийского цикла и подумалось, что это хороший сюжет для подобной картины: снег, скалы, река подо льдом, узкая полоска открытой воды посередине и одинокая белая птица, летящая навстречу весне!
И эта картина, действительно осталась в моей памяти на всю жизнь!
Вскоре, со льда реки поднялся на невысокий берег и пошёл вперёд, по заснеженной тропке. Я уже собирался останавливаться обедать, когда увидел впереди крышу охотничьего зимовья.
Подойдя поближе я сбросил рюкзак и осмотрелся...
Следов человека вокруг не было, а значит в зимовье уже давно никто не жил. Рядом с зимовьем, на высоких, гладко ошкуренных столбах был срублен лабаз. Я понял, что там наверху, в деревянном срубе с крепкой крышей, охотники прятали от хищников вещи и продукты.
Подойдя к зимовью, осторожно открыв припёртую снаружи колом дверь, я и вошёл внутрь.
Деревянный пол из толстых плах, закопчённый потолок, маленькое оконце с видом на реку, печка, столик, нары. Всё сухо и чисто. Пахло прокопчённым деревом. На нарах лежал крапивный мешок, в каких обычно перевозят картофель или лук... Мешок был завязан...
Я ощупал содержимое руками и испуганно отпрянул - в мешке, как я ощутил пальцами, были соболиные шкурки!
Как же так- недоумевал я, быстро выйдя из зимовья и оглядываясь. Ведь в мешке несколько собольих шкурок, а это по нашим временам большие деньги. И потом, почему охотник здесь их оставил - спрашивал я сам себя озираясь. Может быть что - нибудь случилось и охотник погиб, а может быть хуже того - убит грабителями!?
Я запаниковал, закинул рюкзак за спину и быстро стал уходить от домика вниз по реке и только пройдя по берегу несколько километров, немного успокоился.
Невольно вспомнился рассказ моего бамовского приятеля. Он рассказал, что недавно, в тайге взяли тунгуса - охотника, который по пьянке кого - то порезал в посёлке, а потом сбежал в тайгу.
Милиционеры организовали облаву, снарядили вездеход, вооружились автоматами и поехали к зимовью, где жил сбежавший преступник!
Но у него была собака...
Когда ночью, зимовье окружили, милиционер- сержант, подойдя тихонько к зимовью отманил собаку и начал кормить её мясом...
В это время оперативники ворвались в зимовье и застали там крепко спящего преступника...
Вспомнил эту историю подумал, что может быть, я был в одном из тех зимовеек, в котором этот охотник-хулиган оставил шкурки добытых соболей!
А беспокоился я не зря - в тайге очень трудно что - то скрыть и люди рано или поздно узнают, что я был в этом зимовье.
И потому, лучше сразу уйти не давая повода подозревать меня в чём то неблаговидном. Кроме того я был с ружьём, а охота в это время уже запрещена и появление с ружьём и собакой в тайге, есть нарушение правил и законов!
Конечно закон дурацкий и может касаться только городских охотников, которые ходят по пригородным лесам, где кроме зайцев и лисиц никаких хищников нет.
Но к сожалению, этот закон распространяется и на глухие таёжные места, в которых полно медведей, по весне встающих из берлоги злыми и голодными, а кроме медведей есть ещё и волки, и рыси!
В таких местах, тебя безоружного могут съесть напавшие медведь или волки, могут напасть и покалечить лоси и кабаны - секачи - ведь в глухой тайге они человека почти не боятся!
Но, к сожалению, охранители сидящие в Москве, заявляют во всеуслышание: - В такие времена в лесу нечего делать!..
Но ведь весна замечательное время для походов, для исследования незнакомых таёжек и глухих урочищ, но к сожалению, нынешний нелепый закон касается и таких как я путешественников -одиночек. И эту крепостнические законы делают люди, на природе бывающие только у себя на даче, даже понятия не имеющие об опасностях, грозящих путешественникам в глухой тайге!
Обо всё этом я размышлял, пока обедал и пил чай, на берегу заснеженной реки.
Во второй половине дня поднялся ветер, сосняк вокруг зашатался и зашумел, а с потемневшего облачного неба посыпалась мелкая снежная крупа.
К вечеру я спустился к Муякану и заночевал вторую ночь в сосновом бору, в ложбинке, около незамерзающего ручья.
Дров кругом было много и я хорошо спал у большого костра, горящего ярким и тёплым пламенем.
Волчку тоже повезло - он нашёл остатки зайца и ел его, с хрустом разгрызая кости.
- Это ты хорошо придумал - похвалил я его.
- У меня, для тебя продуктов нет, а остатками моей каши ты очевидно не наедаешься...
Волчок настороженно глянул на меня, вильнул хвостом и на всякий случай оттащил свою добычу подальше от меня...
Утром, вновь был ветер, но и солнце проглядывающее сквозь белые, пушистые облака парящие в синем небе.
Заметно потеплело...
Когда я спустился в низину, на стрелке при слиянии Муякана и Муи, снегу стало поменьше и кое - где, из мёрзлой земли торчала только серая, прошлогодняя трава.
Тут, в широкой речной пойме, где солнце не имеет горных скальных преград, была уже настоящая весна!
Деревья стояли поодиночке или группами, а между ними располагались открытые пространства, зарастающие высокой травой, сейчас прибитой к земле, зимними снегопадами и морозами. В низинах торчали куртины кустарников, таких густых, что их приходилось обходить вокруг...
в какой-то момент, я вышел на лесную дорогу, которая петляла по широкой равнине, среди отдельно стоящих островков крупных сосен.
Вдруг, с одной из них снялся глухарь и пролетев вдоль дороги сотню метров, снова сел на ветку большой, пушистой сосны. Волчок, по зрячему помчался следом и какое - то время спустя, я услышал его звонкий лай.
Перезарядив ружьё мелкой картечью, я начал красться, аккуратно подходить к дереву, на котором сидела крупная птица.
Ветер дул откуда - то сбоку и шумел, качая ветки.
Прячась за стволы, от дерева к дереву шёл на лай и наконец увидев своего помощника, который очень старался, отвлекая внимание птицы на себя.
Вглядевшись, вскоре заметил чернеющего среди зелёной хвои глухаря - он сидел на толстой ветке близко от ствола, крутил головой и скрипучим голосом хрюкал на собаку...
Последние шаги я делал очень медленно и убедившись, что расстояние между мной и глухарём не более пятидесяти метров, поднял ружьё, затаив дыхание прицелился и нажал на спусковой крючок!
Ветер слегка заглушил грохот выстрела, отдача чуть толкнула в плечо, и птица всплеснув крыльями упала с ветки к ногам Волчка.
Я видел как моя собака прыгнула на глухаря, схватила, несколько раз прикусила и бросила птицу...
Глухарь большая чёрная птица, с промельком белого в распущенных, смертью расслабленных крыльях, с алыми бровями, на угловатой, клювастой голове, лежал неподвижно.
Когда я подошёл, Волчок завилял хвостом, "поулыбался" мне прижимая уши к голове и обнажая белые зубы, словно хотел сказать: "А что хозяин? Выстрел неплохой..."
Я воздержался от комментариев - ведь в сидящую мишень и не охотник может попасть.
Отрезав глухариные лапки, покрытые как у дракона чёрной роговицей, я бросил их Волчку и тот, похрустывая прожевал и проглотил их.
Потом, как обычно, я быстро снял перья со шкурой, а она у глухаря толстая и достаточно прочная. Тушку завернул в полиэтилен и уложил в рюкзак - "Теперь у меня есть килограмм - полтора свежего мяса, и немного косточек для Волчка" - весело думал я улыбаясь и бодро шагая дальше, по заросшей сухой травой дорожке...
Вскоре, выйдя на открытое место, увидел впереди широкую спокойную реку - серо свинцовую, холодную гладь воды, ледяные забереги, морщинки волн, закручиваемых течением. Здесь, на солнечных просторах, река уже вскрылась, хотя в сиверах ещё лежал глубокий снег.
Пойма расстилалась на несколько километров в ширь, без деревьев, без кустарников, покрытая высокой, серой, прошлогодней травой, а вырвавшийся из леса ветер, с тихим шуршанием, медленными волнами шевелил её густые заросли...
Погода к этому времени поменялась, по небу побежали тёмные тучи и солнце исчезло, хотя в воздухе заметно потеплело.
Внезапно, впереди на берегу реки, завиднелись какие - то строения и я понял, что это лагерь одной из геологических экспедиций, которых на БАМе работало тогда множество!
Через некоторое время, я подошёл к деревянным домикам и палаткам, перед которыми стояли колёсный трактор Беларусь и ГАЗ - 66, с тентом. Меня заметили и какой - то мужичок в штормовке, пошёл мне навстречу.
Издалека? - спросил он, поздоровавшись, и когда я сказал, что из посёлка, с сейсмостанции, он заулыбался и произнёс:
- А я вас помню... Мы недавно у вас ночевали - мы ещё с вьюками на лошадях шли.
Я кивнул - действительно, недели три назад, в нашей избушке ночевали геологи, которые шли с лошадьми сюда, на Мую...
Мужичок пригласил меня в столовую - в фанерный вагончик, в котором были ещё люди. Я поздоровался и пожилая повариха в ситцевом переднике, предложила мне поесть и я не стал отказываться...
Она наложила мне полную чашку гречневой каши с тушёнкой и налила кружку компоту. Скинув рюкзак у входа, я сел к столу и начал есть, а все рассматривали меня с удивлением, изредка задавая вопросы. Второй мужичок, в замасленной спецовке, видимо шофёр "Газика", спросил недоверчиво: - А где ты ночевал то? Тут до посёлка очень далеко!..
Прожевав я ответил:
- В лесу, у костра. Я привык ...
Мужичок покачал головой:
- Холодно ведь и потом звери - пояснил он.
- Ну, я с собакой. Она, если что, даст голос - ответил я, но про ружьё не сказал - перед заходом в лагерь геологов, я спрятал его в рюкзак, предварительно разложив... От греха...
Повариха сходила на кухню, вынесла полбуханки чёрствого хлеба и отворив дверь, бросила его Волчку, который спокойно лежал у большой квадратной палатки...
Поев, я поднялся, поблагодарил хозяев и сказал, что мне надо идти.
Куда ты? - всполошился первый мужичок, который бывал на сейсмостанции.
- Оставайся ночевать. Место найдётся, ужином покормим...
Я вежливо, но решительно отказался:
- Я всего на пять дней свободен, потом моя смена на сейсмостанции и поэтому, мне надо быть в посёлке через два дня...
Волчок, увидев, что я снова надел рюкзак, удивился и был явно разочарован - ему здесь понравилось.
А мне не захотелось оставаться среди малознакомых людей, разговаривать о ненужных мелочах, зависеть от чужого распорядка и привычек.
И потом, я уже привык к свободному одиночеству...
Отойдя с полкилометра от стоянки геологов, я начал что - то весело насвистывать и собака, посмотрела на меня с недоверием.
А мне было хорошо - я сэкономил на обеде почти час и впереди было ещё полдня светлого времени, за которые я мог попасть в интересные красивые места. Я радовался весне и свободе, своему здоровью и даже тому, с каким деловым видом трусил впереди Волчок...
И посмеиваясь, я вдруг замурлыкал песню:
- А я простой, советский заключённый и мне товарищ серый, брянский волк...
Закончив петь я рассмеялся вслух и Волчок нервно оглянулся на меня:
"Хозяин похоже с катушек соскочил!"
Вскоре, снова начался лес, появился снег, лежащий местами в тени деревьев. Продравшись сквозь чащу ельника, растущего полосой по дну распадка, я вошёл в заросли ольхи, с редко стоящими соснами и тут вспугнул двух сохатых - наверное поднял их из лёжки.
Они мотая на бегу головами, стуча копытами по валежнику быстро скрылись в лесу и Волчок примчавшийся на эти громкие звуки откуда-то справа, пустился их догонять.
Через короткое время, я услышал снизу, из пади, лай и только решил посмотреть чем это облаивание закончится, как появился он сам, на галопе, торопясь и часто дыша; но увидев меня собака перешла на рысь и больше далеко от меня не убегала. Видимо лоси напугали его своими размерами и грозным видом.
Пройдя ещё километров пять, остановились ночевать в глухом сосняке с еловым подростом, в тени которого толстыми пластами лежал снег...
Как обычно, я собрал изрядную кучу дров для ночного костра, потом развёл огонь, натопил воды из снега и стал варить глухаря, нарезав мясо на куски, а кости бросил Волчку. Собака искренне этому обрадовалась и долго виляла пушистым хвостом, одобряя мои действия...
Уже только в темноте, поел сварившейся глухарятины, чуть припахивающей хвоей и ягодами.
Насытившись, привычно попил чаю, и устраиваясь на ночлег, снял сапоги, вынул сырые портянки и оставшись в шерстяных носках, вновь обулся.
Потом, вырезал палочки из веток ольхи и повесил портянки сушиться над костром. Влажная ткань сразу заледенела, потому что температура воздуха была заметно минусовая.
А портянки промокли, потому что во время перехода по еловым чащам, перебираясь через глубокие снеговые поля, я через голяшки сапог несколько раз черпнул талого снега и поленился вовремя переобуться - иногда, перед ночлегом, очень спешишь выбрать хорошее место для стоянки...
... Ночь была холодная и ветреная, я неважно спал и под утро, когда ветер утих, наложив гору сухих дров на костёр, наклонил палочки с портянками поближе к костру и заснул, в полудрёме видя эти "флаги" развевающиеся над огнём...
Когда я проснулся, вокруг было уже серо, холодный рассвет привычно поднимался над землёй и над кострищем торчали только голые палочки - портянки сгорели...
Я чертыхнулся, поднялся, шмыгая просторными без портянок сапогами сходил в кусты и вернувшись, стал кипятить чай...
Вдруг, Волчок, лежавший метрах в десяти от костра, под ёлкой, вскочил и косясь в сторону еловой чащи подошёл ко мне поближе, насторожённо вперил взгляд туда и обнажив белые зубы, утробно заворчал!
Я на всякий случай, подтянул к себе ружьё и ждал в напряжении, гадая, что могло так напугать собаку...
Волчок рычал ещё какое-то время, потом постепенно успокоился, лёг и снова задремал...
"Интересно, кого это он там услышал - думал я, прихлёбывая терпкий от крепости чай?
- Волки, должно быть, или медведь - они уже поднялись из берлоги и сейчас бредут по тайге в места летнего обитания, голодные и злые - еды в эту пору в тайге для них нет. Иногда они нападают на лосей или оленей, подкрадываясь к ним по насту..."
Ещё какое - то время я был настороже, но потом забылся, задремал вспоминая, как нечто подобное уже бывало в моих таёжных походах...
Когда я охотился зимой на Белых Озёрах, однажды, в долине соседнего ручья Лика, моя молодая собака похожая на маленького львёнка из-за густой гривы и коренастого сложения, вдруг выскочив из еловой чащи, намётом прибежала ко мне и развернувшись, поднявши шерсть на загривке дыбом, начала глухо лаять, оборотившись в сторону откуда прискакала: - Бух, Бух, Бух...
Я хотел погладить и успокоить её, но она вывернувшись из под моих рук и не отрывая взгляда от ельника, продолжала бухать - так собаки обычно лают на крупных хищников...
Я заинтересовался, не поленился вернуться в чащу и увидел там, среди ёлок, следы двух волков, которые только что, на махах проскакали мимо и убежали за ручей - я понял, что они выслеживали Лику, но она их учуяла и примчалась ко мне за подмогой...
...Когда проснулся, солнце уже поднялось над лесом и я вскочил дрожа от холода - костёр прогорел полностью.
Даже не попив чаю на дорожку, собрал рюкзак и быстро, пошёл в сторону сосновых лесов, темнеющих на склонах предгорий.
На ходу разогрелся, но идти без портянок, в хлябающих сапогах, было очень неудобно. Сапоги вертелись на ногах в разные стороны и даже слетали, когда я переходил глубокие влажные полосы снега.
К тому времени, большое и чистое солнце поднялось над лесом, повисло в тёмно - синем, глубоком весеннем небе и под его лучами, снег начал активно плавиться и таять.
Вскоре, неожиданно вышел на разъезженную, грязную лесовозную дорогу и пройдя по ней километра два, увидел впереди, на большой поляне среди чистого сосняка, временный посёлок лесорубов. Навстречу мне выскочили две крупных собаки - лайки и Волчок, пошёл рядом со мной, опасаясь драки с превосходящими силами противника...
Городок был безлюден и только в столовой суетился молодой азербайджанец в грязном белом переднике.
Я вспомнил, что мой знакомый Петя Лыков, работает в лесу, где - то в этих местах, и когда спросил о нём повара, тот сказал, что Петя здесь, но сейчас, как и все, на лесосеке.
Азербайджанец показал мне домик, где жил Петя и я войдя внутрь, скинул рюкзак, ватник и сапоги, взобрался на нары и заснул чутким сном.
Разбудил меня шум трактора за стеной и только я успел одеться, как вошёл улыбающийся и довольный Петя, пожал мне руку и пригласил на ужин, в столовую.
За ужином, он познакомил меня с ребятами из бригады, и они удивились, что я "вышел из леса". Обычно, в это время в лес никто не заглядывает - им тоже был непонятен мой восторг перед наступающей весной и необъятными таёжными просторами, таящими столько тайн и чудес...
После ужина все собрались в нашей избушке, и я рассказал о своём походе, умолчав однако о зимовейке и шкурках соболя в мешке.
Выслушав мой короткий рассказ, все начали вспоминать интересные и страшные лесные встречи.
Петя был хорошим охотником, вырос в прибайкальской тайге, недалеко от нынешней большой стройки.
Он и здесь, по первому снегу брал отпуск и уходил соболевать, но не имея своего, законного охотничьего участка, делал это крадучись и осторожно.
Найдя "ничьё" зимовье, он выставлял капканы на чужом "путике" - охотничьей тропе в тайге, вдоль которой ставились ловушки - и каждый день ходил их проверять.
Иногда соболюшка попадала в капкан, чаще нет, но несколько штук, молодой охотник за сезон ловил...
Однажды, Петя, сбившись с пути заночевал в тайге у костра, а утром, отойдя метров пятьдесят от ночёвки, увидел свежие медвежьи следы - хищник караулил человека всю ночь, но к костру выйти побоялся. Он истоптал снег и ходил ночью по кругу, пока охотник задрёмывал у большого костра...
В другой раз Петя пошёл проверять дальние капканы, но назад возвратился напрямую, срезав петлю на тропе.
Следующим утром, он пошёл по вчерашним своим следам, и в сосновом перелеске, рядом со своими следами, нашёл медвежью лёжку - снег под брюхом хищника протаял до земли - видимо медведь долго лежал головой по ходу следа, ожидая возвращения человека...
- Он ждал меня, чтобы наброситься, задавить и съесть! - с дрожью в голосе подытожил рассказ Петя и все невесело рассмеялись...
В балке - так называют брусовые домики лесорубов - было жарко, потрескивая, топилась металлическая печка, и в углу, на верёвке, сушились портянки. Люди, разместившись на широких нарах, внимательно слушали рассказы и сопереживали рассказчику...
-Но самое страшное, мужики, - продолжил свои воспоминания Петя - было тогда, когда я неожиданно встретил в тайге хозяина участка, на котором я нелегально охотился - капканил...
- Тогда я увлёкся установкой капкана и вдруг, подняв голову заметил среди сосен мелькнувшую фигуру человека. Я остолбенел, потом на дрожащих ногах отошёл от капкана и спрятался за дерево - мужик был с карабином, но без собаки и шёл по моим следам.
Заметив меня, он снял карабин с плеча и ждал меня. Я постоял, постоял за деревом, а потом вышел на чистое место и пошёл мужику навстречу.
Меня била дрожь тревожного ожидания. Я подошёл поближе и поздоровался, потом объяснил, что выскочил из посёлка в лес на недельку, что было правдой...
Мужик оказался спокойным человеком, поверил мне, а когда я продолжил, объясняя, что завтра выхожу в посёлок - даже улыбнулся и пригласил меня в гости, в базовое зимовье. Я конечно отказался...
- Я догадываюсь, в каком зимовье ты живёшь, - как бы, между прочим,
проговорил хозяин участка на прощанье и помахав рукой, ушёл своей дорогой...
Петя, сделав паузу в рассказе, подбросил в печку дров и потом закончил.
- Я в тот же день собрал свои капканы, забрал спрятанные в зимовье шкурки и вечером же, стал выходить на трассу, ловить попутку до посёлка - зимовье стояло недалеко от дороги.