521 Девиз: Господа, Опустите Головы Вниз, Меня Штурмует Комикс, Во Мне Начинается Гидролиз... Я Пытаюсь Придумать Свой Девиз, не Исходя Потом, Чтобы Навеки Потом Остаться Наивным Анонимом... Зная, Что Затем Ему Поставят Обелиск И В Проране Утра, Его Дублёру, В Контексте Облака, Вместо Лоска, Висеть Будет Мемориальная Доска...

Пятый Поэтический Турнир Ubykus: другие произведения.

521 Девиз: Господа, Опустите Головы Вниз, Меня Штурмует Комикс, Во Мне Начинается Гидролиз... Я Пытаюсь Придумать Свой Девиз, не Исходя Потом, Чтобы Навеки Потом Остаться Наивным Анонимом... Зная, Что Затем Ему Поставят Обелиск И В Проране Утра, Его Дублёру, В Контексте Облака, Вместо Лоска, Висеть Будет Мемориальная Доска...

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Оставить комментарий © Copyright Пятый Поэтический Турнир Ubykus (Victor_Starshenko@gmx.de) Обновлено: 03/12/2008. 61k. Статистика. Статья: Германия		Ваша оценка:

Генрих Грохольский

521 Девиз:

За краткость, которая стала катастрофой для читателя. (Наталия Борисова)

ГОСПОДА, ОПУСТИТЕ ГОЛОВЫ ВНИЗ,

МЕНЯ ШТУРМУЕТ КОМИКС,

ВО МНЕ НАЧИНАЕТСЯ ГИДРОЛИЗ...

Я ПЫТАЮСЬ ПРИДУМАТЬ СВОЙ ДЕВИЗ,

НЕ ИСХОДЯ ПОТОМ,

ЧТОБЫ НАВЕКИ ПОТОМ

ОСТАТЬСЯ НАИВНЫМ АНОНИМОМ...

ЗНАЯ, ЧТО ЗАТЕМ ЕМУ ПОСТАВЯТ ОБЕЛИСК

И В ПРОРАНЕ УТРА, ЕГО ДУБЛЁРУ,

В КОНТЕКСТЕ ОБЛАКА,

ВМЕСТО ЛОСКА, ВИСЕТЬ БУДЕТ

МЕМОРИАЛЬНАЯ ДОСКА...

По строке Гёльдерлина

Святы вы, златые детства грёзы!... А ты, покорность тля лелея,

не умолкая, спрашиваешь меня - с чего, мол, всё началось, чья идея?...

Не знаю я, мне не сродни повадки юродства бденья,

в нарочно придуманной, безмятежности дня...

Однако, неугомонность, ты - изрядная каналья...

А я, господа, и впрямь - дурак,

фигурант, имплантированный в кураж

во всё том же допотопном стиле,

Взял и подставил темя,

освободившейся от стыдливости, стене.

Но белизна её, видимая извне,

осталась безразличной ко всему,

Зависшему во мне,

и больше ничего не бунтовало в ней,

Во всём её бесстыжем теле.

Хотя, издали, мы рядом с нею,

Смотрелись, словно, в картинной галерее,

где кто-то, сидя на ковре,

Медитируя, внушал себе,

что он пробирается в хаосе,

Сквозь слипшиеся каменные ступени,

надеясь, что в этот раз,

Наконец, воплотит себя в мгновение,

покрыв его, словно доху догмы, птицы перьями,

И оно упорхнёт, в надежде,

вновь стать потешным,

Нужным плебеям и шуту или вклиниться

в толпу насмешников тем,

Что не сумело ни к кому привыкнуть,

во время пула очередного бума,

Даже приравненное к чуду,

сдирая с безмолвия шагреневую шкуру,

изорвав когтями мою ненасытную утробу,

Чью безразмерную химеру

я, ведь, тоже не раз уже

Пытался приладить,

ко всему безразличному, лафету,

Его пушечному, лидирующему страху,

К хохочущему праху, снарядом пробуравленной

Легированной стали,

тиля его, словно к аномалии пасквиля,

Чувствуя, на самом деле,

цепляясь за чужие спины,

Глядя, как флаги реют, что вновь натыкаюсь

На безнравственную стену.

Хотя, издали, мы с нею рядом,

Опять смотрелись будто в картинной галерее,

где кто-то бродил по чужому телу,

Разыскивая пса, сидящего на сене,

среди всего застрявшего

В шипящей пене, её голодной бездне,

Оставаясь в плену,

всех обольстившего неверия,

Где птичьи перья, и те, сумели затоптать

Так же незаметно,

как иссякшее терпение в заезженной колее,

Когда всем кажется,

что всё в порядке во дворе,

И во всём целом Царстве нет,

даже в мелочах, придуманных заранее,

Может, ради вздора, более перманентного,

однако, всё равно, блаженного состояния...

Но разве, разом, вся эта чехарда, кончилось на этом?...

Что повесили носы...Ведь, потом, помня на сколько святы вы, златые детства грёзы,

Я снова попал в сток выпущенных газов,

соплами угнанных, украденных машин,

Что затем от бликов солнца,

на ананасовом Арбате,

Наивно, словно в склоку,

превратились в толчею,cпрессовались

В металлическую пробку,

Обезличивая женщин и мужчин,

и в самом деле, существующим

Оральным столпотворением, доведенным

до размера очеловеченного гена,

Раздутым объёмом автомобильных шин.

Хотя, истошно,

какофонически стеная и в этой,

Мной не отформатированной бездне,

я мнил себя безвинным,

Спасённым, никем не увиденным киллером,

что разучился целится в мгновение,

От тяжб, надорвавшуюся ранимость тления,

в нечто, сплотившееся вместе с ленью,

Чтобы не стать просто пылью, баталией,

Витком дымящейся спирали,

выхлопом между двумя бамперами,

Промежутком, многоточием дистанции,

без всяких излишеств,

Зафиксированных ГАИшником,

которому я уже не раз снился

По беспризорным ночам,

ремнём пристёгнутым к сидению,

Не пьющим, некурящим индивидуумом,

Ненужным кооперированным врачам,

оштрафованным по минимуму,

Ограниченным с двух сторон

каменным бордюром,

Замученными тенями, с ними сродными

вертикальными стенами,

Стыдливо молчащими

от собственного балласта,

Что даже не пытались разобраться,

Барахтаясь в окаменевшей плесени,

c застрявшими окнами дома,

Теми, что вместе со стёклами,

угнали, украли из проёма,

Из глубины нефа,

у явно, фигурально выраженной

Сини голубого неба...

Но ничего не переиначить,

это ведь, я попал в сток

Выпущенных газов соплами,

несоразмерных с числом,

Всех нами выпитого солона, пинт пива,

ковшами вычерпанного страха,

Вместе с хаосом, доведенным до величины

Очеловеченного гена,

Потерявшего размерность вопиющих длин,

раздутым невидимым феном,

Шипением пены автомобильных шин...

Так что, как видишь, сколько не возись

с поиском стези для

положительных фикций - их не густо, но вопреки упрёкам элиты,

можно и в этой буффонаде, без принципов и лимита, что-то найти.

А впрочем, не спроста, всё в

итоге, клонит к одному из ста, а затем, снова,

словно молитву повторяя, украденные

у поэта строки, изумляясь, как святы вы, златые детства грёзы,

Паштет из мангуста

жрёт, замазав уста,

Пикассо придуманная,

вместо всего вокруг

Находящегося в отсутствии,

на мой взгляд, белокурая,

как-то нечаянно обожествлённая,

святая простота.

В то время как, сама по себе, рыбка,

минуя прозрачность,

Застывшую в оконной раме,

плыла в аквариуме

От точки до точки, губами не пачкая

миньонного стекла,

Но никак не могла сосредоточиться

Из-за отсутствующей

периферии пастбища,

Так и не найдя партнёра,

чтобы лбом проломиться

Туда, где всё занимала,

наполненная реваншем хохота,

Всего лишь чья-то комната.

Впрочем, даже в одном

Случае из ста, паштет из мангуста

слишком уж быстро

В банке, зачав жадность, кончается,

несмотря на мощь индустрии,

Растущего запроса рта, в начале века...

И гляди, опять куда-то делась

Пикассо придуманная,

одной сплошной линией,

Почти наугад, выведенная

из себя, суть человека...

А рыбка в аквариуме,

вульгарно до безобразия, всё петляла,

Меняя чувства и было невозможно её

в одну ширь вытянуть

Без сумбурной опеки,

как всегда нужной помощи,

Чувствуя ,что снова ватман

останется чистым,

Словно нарочно выловив того,

кто сам по себе,

Ищет в пустоте нерестилище,

так и не сумев абстрагироваться

От водой наполненного изящества,

Околевшего на холсте

квадрата Малевича,

Окаймлённого тонкой кожей,

ещё не разбитого случайностью,

Подошвами растёртого дотла,

Просто для роскоши, застывшей в раме,

минимизации стекла....

Тогда как, несмотря ни на что,

Желали и сегодня мы,

зная, как святы вы,

Златые детства грёзы,

приземлиться в Орли...

Однако, во все стороны

разлетелись крылья,

А основа фюзеляжа, словно сны,

не захотела стать привычно Вечной...

И до урбанизма,

разрозненными на куски,

Наземь падали наши мощи,

А мы от скукоты скукожившись,

рожи корчили, неистово кричали...

Но едва кому-то слышны были,

так что снова дважды два четыре...

Несмотря на то, что мне так нужно

было быть в Париже,

А не с толпою вместе привыкать

к оральной, чистой сени Рая...

Тем не менее, я был рад,

что все остальные,

Те, что не улетели,

Остались живы, и теперь,

стебли травы башмаками пиная,

Были устремлены к лону славы

Или став пятипалыми,

при тонкой игре,

Считали деньги, не то,

работая в артели, тачали сапоги,

И вновь открывали

со скрипом двери,

Не зная,что значат

по курсу немоты,

Декларированные Златые

Библейские врата...

А ты, вот, руки мои рисуешь,

тогда как всё было же не так...

Они, ведь, не падали, они парили,

пусть даже голова моя была

Не совсем цела...

В то, по сути, наше Воскресенье-

Мы не без вести пропали,

Мы пробовали найти своё безвременье,

Выкарабкиваясь из дали,

Обращаясь мысленно, к почти,

больному воображению,

Всем телом путаясь

между разными числами

Своих же дней Рождения...

Ох, сует суета!...Все так кичатся хаосом,

что, и впрямь, привыкаешь к состоянию каждой неудачи,

и тебе, поневоле,

отовсюду слышится, как все означив, в полный рост,

в чём святы вы, златые детства

грёзы,

Говорят, ты, мол, не состоялся,

рухнул на помост,

Вместе со всей тяжестью занавеса,

и не важно, что это был лишь трюк

Отчаявшегося каскадёра...

Но всё, ведь, выглядело,

Словно вошла в раж драма

и была застолблена судьбою,

А не придумана просто так,

чтобы вместе связать

Эпизод с эпизодом,

лишь бы не уйти от сюжета в сторону

Или ради обыкновенного озорства,

вместе со всей бессмыслицей,

Антифризы антракта, как в преамбулу,

на полном лету,

Свалиться в оркестровую яму,

едва остатком башмака,

Не задев суфлёра,

который, ведь, и впрямь, старался,

Осуществить желание, добиться правды,

выучив, словно вылакав на память,

Всё содержимое пьесы Кафки,

может едва догадываясь

В чём состоит разница,

Расхристанного, как полы, на два конца,

совершенства

И об колено сломленной палки...

Впрочем, разве была

когда-нибудь угадана причина

Наступившего безумия,

если надо мной в таких подробностях

Опять кружила тень ворона,

и я, явно, не принадлежал больше

Тайне подиума,

а в ладоши хлопали, просто так,

Только бы не глядеть от испуга

в разные стороны

И не думать о том, как трудно уметь

Разделить себя поровну

между всем проговоренным вслух

И вдруг, на всегда забытым,

совсем случайно, оказавшимся на устах,

Последним словом,

что похоже на то, когда говорят-

Ты мол не состоялся,

тебя преследуют сплошные неудачи,

Всё кончено... Твоё нечто, подобное соло,

превратилось в ошметки сонма...

Хотя, в это же время, мне вновь показалось,

что я просто рухнул на помост

От какого-то внутреннего протеста,

со всей тяжестью занавеса,

Подражая тому, как падает дождь

На чей-то шепот заданного вопроса,

на невидимость тела,

Уже никем, не узнаваемого голоса...

У всех - ума палата, росказнями не ублажай Пилата,

Кто знает, зачем и почему,

угораздило пчелу,

Планируя, устремившись к лугу,

дать втянуть себя струе

Во мглу похмелья,

развёрнутому прямехонько

К раструбу тоннеля...

Короче, так или иначе,

по одной и той же причине,

Никого не неволя,

мы с нею не попали по назначению,

Как хотели, как предполагали,

каждый по себе,

Чуя, что уже вокруг,

без преувеличения, неразгаданное нечто,

В невесомой суете, воздух пенит,

И приближается то, что жить привыкло

в кромешной темноте...

Хотя, всё это, в этом перечне,

я бы не заметил, вверченный

В осязание ветра,

от толчеи машин в тоннеле...

Но всё происходило с такой

правдоподобной искренностью

И так близко мы сидели

в гипюровом салоне авто,

Что, то есть, пчела и я,

и мной замеченная

Непорочность темноты,

и циклическое пространство, та точность,

В нем зажжённого огня, в виде каждого

люминесцентного фонаря,

Казались непомерными,

так как все они находились рядом,

В поле зрения прищуренного глаза,

Когда не нужно было прибегать к мере

Протянутой руки... Впрочем, таки,

всё было наверное не так

И осталось точным, пожалуй,

лишь только то,

Что мы все, якобы, жили вместе,

не чувствуя разницы,

Условно нами принятой формы

жизненного пространства,

Что теперь текло по одному конвейеру,

как по коловороту ненасытного нутра,

Которому удалось, всё таки,

выразить всех нас,

Принятых за что-то одно,

кем-то взятым, словно напрокат,

Чего не знает никто

и не ответит- зачем и почему

Мы, вдруг, не надоедая друг другу,

могли между собой, вот так

Сравнивать себя,

оставив, якобы, всё прошлое позади,

Не понимая ещё,

что всё может перемениться,

Не предполагая,

Что вдруг разомкнётся кольцо,

принудившее нас к иным ощущениям,

В объёме обобщённого лабиринта,

И мы окажемся в будущем,

и снова разместимся

По разным дворам,

не зная, где будут стоять

Мой дом, а где улей или чья-то улица,

и через какую гору ещё

Проляжет тоннель,

моделируя течение времени....

И каким образом провиснет

очередная ассоциация

Между человечьим телом

и птичьими перьями,

Разногласием её пения,

всей совокупностью

Неподкупной и аморфной абстракции,

якобы, от всего, уставшего мышления,

По ночам до утра, нам дубящего волосы,

Не жалея не помнящих зла,

того, как всё же ,святы вы,

Златые детства грёзы,

когда наверное, не устанет тело,

Замыкаясь в одном куплете,

меняя позы, кланяться тебе-

Междометие мякиша,

слепленного ещё из одного пласта,

Жизненного пространства...

Так что, каким фригидным не пиши либретто,

нам всё равно,не добиться у афоризма почести, не избавиться

от соблазна скорости.

Тогда - как все знают, что

Всё могло бы оказаться под колёсами,

того же поезда,

Не вернувшегося, скажем, из Пришвины,

не то Преисподние...

И остались бы без апофеоза причты:

Травы, и наши головы, те кто не имел пароля,

Объявив себя паломниками,

облюбовав Святые места,

Помня, как святы вы, златые детства грёзы...

И всё застыло бы в одной бравурной стыди,

даже гуща леса, от чей полыни, падает тень

на двуполую колею

Железнодорожной, безымянной линии,

прорубленной просеки,

Если бы кому-то так захотелось

или взяло, оно, это нечто,

И вот, вдруг, таким себя задумало,

В совокупи со всем, катящимся по рольгангу,

Вместе с вагонами, их купе и плацкартами,

голыми и одетыми нами ,

Сидящими в ватерклозетах и лежащими,

словно на книжных полках,

Рядом или в единстве с тем,

что могло быть взорванным,

Пущено под откос или затем,

оказавшимся не пропущенным дальше,

Красным светом семафора....

Хотя, видишь, вроде бы

Не буйствует война,

но всё пространство опять

Корчится в судорогах

и нет излишества покоя,

Так словно, кто-то ладонями,

живыми пригоршнями,

Пытается из озера вычерпать

чистую питьевую воду,

Презирая с излишним упрямством,

всё состоящее в полноте,

Когда снова кажется зря потраченным

наше чрезмерное любопытство

И опять мало кто замечает,

как могут по рельсам катиться,

Двойным стеклом распятые окна,

А разрозненные крыши вагонов,

в ракурсе, смотрящего с моста,

Чередуются с нами, ползущими по насту,

которых сумели вложить

В одну обойму, её леденящий профиль,

притом, так тесно, чтобы

Между телами стало невозможным

протиснуть кончик пальца,

Надеясь, что хотя бы так,

ты сделаешь себя зримым

И больше не станешь задавать,

череде бесконечности всяких случайностей,

Всё те же вопросы, расспрашивая,

что будет, мол, дальше,

Что там случится,

в какой-то обыденной, точке маршрута,

В промежутке между станциями,

телеграфными столбами,

Полустанками, чьи имена,

не остаются в памяти,

Которых, иной раз, называют близнецами,

незаконно рожденными,

Не то, сексуальными меньшинствами,

якобы, за волосы вытянутыми

Из омута всеобщего большинства,

наверное, частью которого

И является, перегруженная до отказа,

железнодорожная колея...

Будто ещё одна собачья будка где-то преднамеренно опустела ,

скончался бомжа и перестали быть святы вы, златые детства грёзы...

Впрочем, давай не будем преумножать

негатив перечня наших воспоминаний,

не виляй строка, нет паузы у времени,

вроде, зря потерянного на исходе вздора,

В его постоянном монологе...

И гляди, снова, в кого-то целя,

Взмыла тень вверх от часов,

а затем, затаилась в эклоге...

Значит, настал полдень, в итоге,

но даже зная об этом,

Становится не по себе, невыносимо боязно,

В такой ситуации пройти мимо замка,

скажем, какой-то там сказочной династии,

Помня, как куда-то канула,

словно навеки, в одночасье,

Эпоха муниципальной Империи,

а её флаги прачек

И обезличенных затем безразличием работяг,

были потеряны, будто бы при побеге,

В излишней маяте, так якобы, прошлое

может испариться, пропав без вести,

Как Аральское море или привыкнуть к высоте

И не путаться больше под ногами...

Хотя, в какой стране теперь

Не проваливается время под нами

и каждый из нас не пытается, потом,

Из под земли, опять, вырыть Трою

или на арену загнать быка

Лишь бы в спину ему воткнуть острие пики,

Заставив всё, что давно ушло, не то было,

заново стечь кровью, а затем, до безумия орать,

Славя ещё один свершившийся

преступный акт, надеясь,

Что там, где садится солнце, кариатид слепя,

Отчаянный крик безумца, сумеет заставить его,

пусть даже на мгновенье,

Для всех нас сделать паузу....

Но гляди, мерцая, опять взмыла

Вверх тень от часов, затаясь в эклоге,

и кто-то уже прочерчивает, заново,

Линию горизонта дня,

означив силуэт плахи для событий

Кульминации грядущего вздора

и приходится вновь сутулиться,

Проходя мимо Пизанской башни,

чувствуя, как под ногами шевелится

Уложенная в основу плита,

пытаясь разорвать структуру

Всего, уходящего в прошлое,

если, и впрямь, может повториться

С каждым из нас, всё в той же антрепризе

Инсинуации Бытия, когда,

вдруг, перестаёшь различать

В чём разнится между собой суета сует,

В пределах, шагами отмеренного расстояния,

надеясь, что заново пришедший Январь,

Сумеет добиться наступления чуда...

Впрочем, зачем обманывать себя,

Если чувствуешь, что и в этот раз,

тебе не удастся предугадать

Второго Пришествия архаики Безвременья,

зная, что вот-вот,

Вся твоя сущность, в итоге,

как при взлёте новой модели в Бурже,

Вдруг, провалится в будущее,

паря, наливаясь синтезом

Новой мутации стрептококка,

параллельностью возвышенной морали

И новой степенью тяжести, вполне в реальности,

может даже тобой освоенного,

С примесью восторга, в достаточной мере

Пережитого, в часы украденной паузы

у Времени, не умиротворенности Бога,

Всей вакханалии Порока...

Да, хлопотно быть грешным, пытаясь вместить в себе

излишества любви родного брата, уметь поспешно себя делить,

на всех , поровну...

Да и в каком саквояже

смогут вместиться тонны золота,

Святые вы, златые детства грёзы,

Казна страны, когда все сокровища

её олигархи - овны

Пытаются обменять на доллары,

развивая жанр финансового порно...

В то время, как я сам к Рождеству

пришёл с пустыми карманами,

С чёрной дырой демонизма

в теле сущности нирваны неверия,

С циклограммой внутри,

согласованной с Национальной идеей...

И вот, в итоге, я теперь только тем и живу,

что вступаю в различные организации,

И, наяву, существующие Союзы,

не обращая внимания на пургу,

На непредсказуемую минусовую температуру,

на цены в меню фондового бума,

Каламбур провала катастрофического спада,

санацию имиджа сенаторов...

Хотя, иной раз и бравирую тем,

что не вышел рылом,

Не получив патента демонстрировать,

до глубокой старости, потенцию

Или продавать астры, больше не плодоносящие

от снявшей вериги тщедушной красоты,

Посреди двора, в сердцевине клумбы...

И тем, что не внесен в списки кандидатов,

Опровергших все условности словесной диеты,

в аспекте очередных выборов в Президенты....

Ведь, мне от этого, никакого ущерба...

А главное то, что я немедля,

иду в никуда не сворачивая, прямо к цели,

Что пенится словно цымис,

Ассимилируя клоаку поверхности

кипящего молока...

То есть, есть все основания быть спокойным,

коль за принципы не платят пени

И не ставят в угол на колени,

так что я теперь, вполне,

Соответствую демагогии времени,

не имеющего лишнего куска хлеба,

Ни хибары, желания орать,

что там впереди, мерин отпущенный на волю,

Зги не видит...

В то время, как всегда, всю погоду,

в разнообразии жизни на континенте,

Делают деньги, но их прячут в сейфах,

в амбициозных банках...

А я, как видишь, бесшабашный,

освобожден условно от оброка и всех упрёков....

Мне пчела и та завидует,

и уважает зверьё, живущее в зоопарке,

Где всё жизненное пространство

разделили на клетки,

Где только и говорят о эмансипации,

о том как жили наши предки,

Ещё о том, что нам никогда не выбраться

из процесса глобализма,

Из под власти глюцинаций

и не отобрать уже у блажи плацдарма,

Вместе с иллюзиями антипода,

потерянной, размытой сути Природы...

Тогда как, очевидно, только я всякому, и твержу,

что мол, наяву, существуют различные Союзы,

Что пора зверью взяться

за развитие жанра урбанизма порно...

А сам, ведь, иду дальше, прямо к цели,

что пенится, словно пурис едока,

Не то субстанция поверхности,

кипящего молока...

Нет, я не собираюсь писать оду, её посвящая обжоре, куда мне

лоху ... Я только констатирую факты и опять вижу, что

Мы задымили всю эпоху, захламили небо охрой...

Гляди, одни проталины на Полюсе...

И, то и дело, в море теряются суда,

и не сегодня так завтра, из аорты,

Во весь напор, хлынет паника

или на зло, парящей птахе, шторм рванёт,

Не то ударит адская жара

и на дне окажется Британия,

А в Рим ворвётся солёная от слёз вода

И тогда хана, всему финита,

а-ля комедия, опустеют столы незваного пира,

Исчезнут купала храмов Павла и Петра

и нельзя будет от ила очистить

Площадь Ватикана... Но и этого, с достатком,

нам будет, очевидно, мало...

Так как, опять никто не сможет, ведь понять,

что лопасть, как деталь винта,

Прибавляет скорость

и на какую-то малость синуса угла

Отклонилось от постоянства -

течение синевы Ладоги

И крик осла уже не так явно слышен,

как в те века, что нас ублажали раньше,

И трещит по швам,

разверзаясь в основе родоначалия, почва...

А впрочем, как это нам умом объять,

понять всё сразу, когда вокруг такая

Буйствует игра и никому нет дела,

Что где-то в полдень, кажется вчера,

там в пучине океана,

Исчезли опальные Альфа и Омега

и до бессмыслицы эпилога,

Словно от блефа и угара,

ничего не осталось от айсберга...

И вновь, где-то зашкалило,

на минус шестьдесят по Цельсию

Экологическую суть термометра...

Хотя, вы же не слышите,

Как из глухомани бегут стада в Сахару,

опять всему во вред,

Перевоплощая сюжет настырного начала Оды

об ещё одном Переселении народов...

Но разве ты из норы выманишь крота,

когда вокруг, такая буйствует игра

И с таким азартом катится,

по замкнутому кругу, шарик в казино,

И вновь, отмечено абзацами,

что кто-то не выиграл, а кому-то повезло...

В то время, как все наши неудачи

мечутся между сонмом кроватей,

В ореоле сна и ржавеет от самости трава,

и мается кем-то выставленная,

Словно напоказ, в салоне пустая картинная рама

И птица мечется, пытаясь вырваться,

из нагроможденной кучи мусора,

В надежде, свить остов своего гнезда,

не зная где, в чей неподкупной драме,

Она разбудит червя

И вылупится ли из яйца крик птенца,

и состоится ли, хотя бы вчерне, наброшенный

В виде эскиза, его полёт под синью облака,

в то время, как от небес, до войлока,

Превращённых свободой очеловеченной шалости,

в какую-то зарезервированную малость,

Уже почти ничего от него не осталось,

Если ещё слышишь, как ликует апокриф прозы,

Вторя, как святы вы, златые детства грёзы!...

Только ты не отчаивайся, и впрямь, до четвёртого измерения

не так просто добраться...

Но, так или иначе,

зачем от имени кутюрье Версачи

Хулить простодушье нищеты,

вворачивая двинутость по фазе земной оси...

Не лучше ли порыться в гардеробе

и проветрить на флагштоке,

Оставшиеся без мужской хоризмы,

вышедшие из моды,

Пеньюарные штаны или выкупаться в патоке,

А затем, согласиться занять должность

ночного портье, лишь бы просто,

Не быть портьерой, пряча окно от избытка света,

Не пролив и капли пота

ни на одну прядь, свалившуюся со лба,

Того, кто заставил дичать свою голову,

без передыха отращивая волосы,

Не меняя его колера, не подкрашивая гуашью,

Что тоже не в диковину, если чувствуешь,

как всё сделано ради сохранности флюидов

Тела, солирующего в присутствии атташе,

блаженствующего в салоне Порше

Или в угоду, тому кто привык гулять голяком,

В одном оранжевом плаще,

барражируя над линией горизонта,

Во время захода солнца,

чтобы у многочисленных зрителей,

Двоилось уставшее гумно,

как все мелочи жизни в алчной душе...

В общем, как видишь, нужно

гулять на свежем воздухе

За собой не таская камни за пазухой,

полностью отдаваясь движению,

Не думая, что бывает иначе

в какой-то там Империи,

Где вдруг, овдовев королева,

наложив на всё вето запрета,

Начала вникать в загадочность

Парового эффекта,

Жаря устрицы, абсорбируя из олигофрена,

установившийся образ мышления,

Изощряясь над энергией влаги,

всё чем-то мотивируя,

Не давая дезертировать,

даже, собственной отваге,

Которой мечтал придворный кутюрье

сотворить самое престижное платье,

Чтобы не пылилось оно в гардеробе,

не висело на флагштоке

И не томилось от скуки, само по себе,

прилипнув к телу,

Напоминая о нищете,

в каждой субъективности,

Жизневажного момента, его черно-белой полосы,

где зреют рядные росы,

Где и там, святы вы, златые детства грёзы...

Вот и всё... Выпита вода из колодца... Опустела чаша,

но не стало меньше зла...

Только ты не думай, что я от чудачества, торжествуя под

импозантность

бравурного марша, похлеще лицедея, не то глупца,

Нарочито обожаю выпендриваться, когда уже

из искусственных локонов сыпется парша

И пытаюсь заказать волчьей стае балладу аврала

к скомбриозности надсадного воя,

Якобы подкупив её вожака,

запахами свиного фарша...

Нет, не спорь со мной,

чтобы затем не бить вазы, не каяться,

Не лапать за мошну азы,

ты не прав и вновь ошибаешься...

С невинностью моей,

что мне вечно голову морочит,

Я, наконец, хочу покончить,

Расправившись в совокупи

с иными приёмами хвастовства,

Не вторгаясь в пределы

обескураженной, совсем тощей риторики,

Надеясь, что не наступит фиаско торжества финала,

и мы с тобой дотянем, дотерпим до конца,

И не станем бояться всего, что для себя

облюбовала Шестая палата,

Где присваивают коэффициент юродства,

и каждого дублёра шизофреника-молодца

Увековечивает, в архивах памяти,

мемориальная доска...

Да, пусть будет всё так, как было,

лишь бы не наступил полный паралич,

Когда чёрным саваном покрывают все зеркала,

А прилавки становятся пустыми

и ассортимент товара жухнет,

Словно жаром опалённая трава,

в то время, как лучше нет места

Чем то, что обозначила сцена,

где можно всё переиначить,

Начиная, прямо, с центра тяжести

любой субстанции,

Которую опускают в знаменатель,

чтобы было проще, закатав рукава,

Дотянуться до дна любой жижи

или корням пареной репы

И больше не верить причудам,

что требуют полной автономии,

Не то хотят войти в альянс,

как суверенная Держава,

Ещё не имея собственного Я...

Впрочем, кто знает, где

Проходит граница,

ватерлиния любого варианта

Аналитического анализа

жизненного пространства,

И в чём заключается смысл его алгоритма,

если мы так боимся дотронуться ладонями,

Даже до едва, визуально означенной,

фантазии теней комедианта- камнепада,

Когда проговоренная фраза и та что-то значит,

становясь почти брендом целого театра

Или коммуникационной системой,

которой, если бы было не дано

Свершиться всему этому, растаяла бы,

как лопатами вычерпанная белизна снега,

Где никто из нас не пытается

найти, чернилами обозначенную точку,

Или увидеть, распустившуюся почку на ветке,

когда, и впрямь, никак не понять,

Без зарубки на стволе дерева, метки на его коре,

Как можно разделить

совсем иначе , один на всех,

Не вмешивая в это четвёртое измерение,

полымя синевы неба,

И никем не съеденный, якобы,

спеченный из попсы, кус обыкновенного хлеба

Словно всё ещё помня, как были святы вы,

златые детства грёзы...

ЧетВЁРТОЕ ИзМЕРЕНИЕ...

ЭТО ВСЕГО ЕЩЁ ОДИН ШАНС ОЩУТИТЬ

СИЛУ РЕАЛЬНОСТИ, ЧТО ТАК НАСТЫРНО

СОПЕРНИЧАЕТ С УСТАЛОСТЬЮ УМА...

ПОэТИЧЕСКИЙ КЛИП

В ДВЕНАДЦАТИ ЧАСТЯХ ДЛЯ ОДНОГО АКТЁРА.

На свободную тему

Номинация: Сон эвакуатора. (Наталия Борисова)

Выплюнь хрип из горящей глотки...

Запевай, штрафная рота...

Тонет заря в наготе...

Слезьте с нар, в клочья разорванные,

мёртвые...

Не кляни, ты, серп и молот Левши...

Мы таки люди - не пешки...

Нет у пули - ни орла, ни решки...

С пылью смешались

остатки Империи...

И вновь ищут птицы

золотое руно тишины...

Крадут синеву руины...

Не славь серп и молот Левши...

Мы люди - не пешки...

Нет пули -

ни орла, ни решки....

Сжали чью-то аорту

дрожащие руки...

Разомкнуто русло

ещё одной жизни...

Гляди, к фальшборту

умирающих лиц

Ползут пауки, похожие на кресты...

Не кляни серп и молот Левши...

Мы люди - не пешки...

Нет у пули ни орла, ни решки...

Погляди-ка,

опять два лика у жизни -

Мёртвые и живые...

А кто-то коси огнивом

спящие звёзды,

Всё слилось в искромсанных снах...

И пропастью стали криком

раскрытые рты...

Эй, вы, слышите -

мы люди - не пешки...

Не кляни, ты,

серп и молот Левши...

Нет у пули - ни орла, ни решки...

Оставить комментарий © Copyright Пятый Поэтический Турнир Ubykus (Victor_Starshenko@gmx.de) Обновлено: 03/12/2008. 61k. Статистика. Статья: Германия	Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта

"Заграница"

Путевые заметки

Это наша кнопка