Аннотация: "Они были преступно нечестолюбивы, несребролюбивы. Их искусство отличалось не эффектами, а столь редкой нынче глубиной и гармонией".
В еврейской традиции не принято давать обеты и клятвы. Этой теме даже посвящена одна из глав Торы. Но когда-то много лет назад я не знала этого и, с болью откладывая книги, которые я не могу взять с собой, в отчаянии дала себе слово никогда не покупать больше книг! (Какая наивность!)
Но вот я уже в Израиле, занимаюсь устройством новой жизни, учу иврит. Вдруг мой взгляд падает на афишу: Вечер поэзии поэта Елены Аксельрод. Имя мне ни о чём не говорит (так я думала тогда). И вот я уже на вечере, слушаю стихи, задели строки:
Но если от сына кару небес отведу -
Значит, придёт он, значит, придёт в
Галилею
Вдруг в середине вечера в мозгу всплывают слова, услышанные много лет назад: "Лена Аксельрод, она знаешь, какой поэт!". Это было сказано известным грузинским литературоведом Гией Маргвелашвили. После вечера я, нарушаю свой обет, выстраиваюсь в очередь купить книгу. Тут же нарушаю ещё одно своё правило - никогда не просить автографа. (Зато сейчас я точно знаю, что это было 30.11.1993 г.!). Всё ещё не доверяя своей памяти, я спрашиваю Лену, говорит ли ей о чём-то имя Георгия Георгиевича Маргвелашвили. "Да, конечно, - отвечает мне Лена, - он опубликовал мои стихи в своей подборке "Свидетельствует вещий знак..." в журнале "Литературная Грузия"".
Пытаюсь восстановить последовательность событий. Тогда, очевидно, обременённая семейными проблемами, я прочла подаренный мне номер журнала и забыла имя Елены Аксельрод. Но почему Гия, вручая мне этот номер, из всех поэтов подборки выделил именно Лену Аксельрод? Каким пророческим даром он определил, что через много лет я приду на вечер поэзии Елены Аксельрод в маленьком израильском городе Арад?
Так, с Лениной лёгкой руки я начала вновь покупать книги. Покупала и её книги, с удовольствием купила и альбом Меира Аксельрода с прекрасными текстами дочери. А потом стала получать в подарок и каждую новую книгу! Кстати, выяснилось, что я всё же не так уж и нарушила обет: ведь мой обет никто не слышал, я его дала себе молча, следовательно, его как бы и не было.
Недавно я пыталась выяснить, кто оформил постановку пьесы М. Кульбака "Разбойник Бойтре". А тут прочла в интернет-журнале "Заметки по еврейской истории" главы "О моих друзьях-писателях" Елены Аксельрод. Это отрывки из её новой книги "Двор на Баррикадной". Я подумала, вот кто поможет мне докопаться до истины, т.к., с одной стороны Тышлер и Аксельрод дружили домами, а с другой - М. Аксельрод оформлял этот спектакль в киевском Госете. Звоню Лене и оказывается, что она собиралась позвонить мне, уточнить адрес и выслать книгу. Я на радостях даже забыла, что хотела спросить. И уже через два дня книга была у меня!
Во-первых, она превосходно издана. Во-вторых, это и книга, и альбом, (т.к. в ней большое количество качественных репродукций картин Аксельрода и неизвестные фотографии людей, о которых мы много читали и слышали. Мне было интересно читать всё, но, если о родителях Елены я уже кое-что знала, решение Лены опубликовать письма, рассказать о малоизвестных, забытых художниках - это большая Мицва! В предисловии Лена пишет: "Они были преступно нечестолюбивы, несребролюбивы. Их искусство отличалось не эффектами, а столь редкой нынче глубиной и гармонией".
А написанное страницей раньше я восприняла, как прямое обращение к читателям: "Интерес к личностям, биографиям возникает только после знакомства с творчеством. Но возможно и такое чудо: прозвучит имя, кто-то услышит, у кого-то что-то хранится, и это что-то вдруг вернётся к жизни".
Я как-то прочла, что в письмах человек раскрывается даже больше, чем в своём дневнике. А если это письма художников, с зарисовками, да ещё близких друг другу людей?!
Но вот я дошла до страницы, где Лена Аксельрод рассказывает о постановке Михоэлсом спектакля "Стена плача" русского драматурга Х. Мизандронцева. Из хвалебной рецензии в газете "Правда" от 25 июня 1935 года можно понять, в чём суть спектакля. "Пьеса направлена против "звериного национализма" эмигрантов-евреев, завлечённых в "страну отцов пустозвонной декламацией сионистов"".
Далее цитирую Е. Аксельрод дословно и станет понятно, почему, только что размышляя о Михоэлсе и том времени, я почувствовала волнение от прочитанного:
"Загадка, почему мудрейший Михоэлс польстился на такую стряпню. Возможно, пьеса была навязана свыше, а может быть, после убийства Кирова, в годы нарастающего страха, политического и цензурного давления, хотя еврейские погромы сороковых и пятидесятых были ещё впереди, Михоэлс подобной тематикой пробивал театру путь к его прославленным спектаклям...".
Прочла в Заметках главу "Мои первые "взрослые книжки"" и вспомнила, как мои приятельницы на вечерах поэзии Лены покупали для себя её "взрослые книжки" и обязательно что-нибудь детское для внуков, чтобы воспитать у них хороший вкус.
Встреча
Подружку просит пёс цепной:
- Облай кого-нибудь со мной!
А та в ответ хвостом виляет
И даже на котов не лает.
Видать, другое воспитание,
А, может быть, не то питание.
Публикация в журнале заканчивается фразой: "Но во Францию я отправилась уже из Израиля".
И опять случайное совпадение! Мы встретились, добираясь разными путями, в одно и то же время в одном и том же месте... в центре Парижа!
Вторую часть книги я ещё не успела прочесть, кроме тех глав, что опубликованы в журнале, но, конечно заглянула.
Поразил рассказ о Чичибабине: "Чичибабин казался закрытым человеком, но по природе он был подлинным лириком, восприимчивым и страстным".
А искала я во второй части следы пребывания Лены в моей родной Грузии. В главе "Квишхети" нашла только короткое упоминаниео Тбилиси и Маргвелашвили: "К тому времени, благодаря литературоведу и редактору Гие Маргвелашвили, одержимому грузинской и русской поэзией и их связью, я уже печатала в "Литературной Грузии" переводы с грузинского и даже свои "взрослые" стихи, которые здесь вызывали меньше опасений, чем в Москве".
Ну что ж придётся мне восполнить пробел.
Я дам маленький отрывок из предисловия Гии Маргвелашвили, в котором он обычно знакомил читателя с новым автором или напоминал о давно известных. А "сквозняком" послужат стихи, которые Гия, человек с безупречным поэтическим вкусом, сам выбрал для своей рубрики "Свидетельствует вещий знак...". "Сквозняками" Лена Аксельрод назвала стихотворные вставки между главами, которые, как она считает "помогут читателю ощутить воздух и нерв тех лет, о которых пишу".
Георгий Маргвелашвили
"Свидетельствует вещий знак..."
"Литературная Грузия"
... И ещё один ростовчанин - Валерий Пискунов - представлен у нас небольшим лирическим грузинским циклом - чистым, ясным, благородным. Таковы же стихи Елены Аксельрод - с примесью легкой горечи и грусти, вызванными и образами, воскрешающими печальное наследие войны, и личными переживаниями, в которых именно грузинский мотив вносит некоторую просветлённость мажорную тональность. Нелишне вспомнить, что недавно в конце апреля, в Тбилиси, в мемориальном Доме-музее Елены Ахвледиани состоялся поэтический вечер Елены Аксельрод, вызвавший сердечный отклик взыскательной аудитории.