Аннотация: Приключения эмигрантов-наркоманов в Лондоне в 90-ых годах.
Наркоманы в огороде
'Як побачиш наркомана,
Бий його - як таракана'
Братья Гадюкины.
Глава 1. Давид
Утро. Тихо как в гробу: не слышно ни гула машин, ни пения птиц. Тишина и покой вокруг. 'Где я? - подумал я и открыл глаза. Передо мной грязная и затёртая локтями стенка. - Не в Совке ли я? - оторвался я от подушки и с испугом взглянул в окно. А там как в телевизоре застыло жёлто-зелёное лето. - Нет, не дома я, а в Лондоне, - успокоился я и лёг на подушку. - Ну и ладушки тогда. Отдохну. Но почему так тихо на улице?.. Ах да, сегодня же воскресенье'. В выходные дни всегда тихо на Масвелл Хилле. Люди здесь живут порядочные и добросовестные и жизнь у них течёт по правилам и расписанию. Всю неделю англичане работают и сильно не гуляют, однако, в пятницу у многих начинается загул. Все пабы и рестораны в центре города переполнены и на улицах много мясистых девок и краснощёких парней.
Все индустриальные нации страдают алкоголизмом, а Великобритания стоит на первом месте. В воскресенье в Англии алкоголь начинают продавать с одиннадцати утра. И все увеселительные заведения закрываются на обеденный перерыв с трёх до шести вечера. Это ограничение было сделано специально для рабочих, чтобы они не спивались и в понедельник работали, а не похмелялись. Англичане народ законопослушный и порядок этот соблюдают, однако эмигрантам на этот закон наплевать. Индусские лавочки работают без перерывов, а некоторые круглосуточно и спиртное там можно купить в любое время суток. Но в этих угловых магазинах воняет - как на складе специй и благовоний, а у владельцев акцент смешной и непонятный.
В пятницу ночью даже в нашем спальном районе на Бродвее визжат пьяные девки и вопят горластые пацаны. Однако к утру всё стихает: движение замедляется, свет гаснет и на город ложиться сизая дымка. В эти тихие часы лучше всего 'коцать' мак в английском огороде: хозяева спят крепко и на улице мало прохожих. В это же время на охоту выходят рыжие лисы - они заняли в Лондоне нишу бродячих собак, которых здесь держат в приёмниках. Днём лисы спят на кладбищах и в лесопарках, а ночью выходят поохотиться на помойку. Питаются они отбросами и живут неплохо. Возле каждого дома стоят чёрные мешки, в которых всегда есть чем поживиться лисам. Людей они не боятся, но близко не подходят.
В выходные дни до полудня на улице тихо и хорошо, а потом город начинает оживать, ухать, охать и стонать. На улицах появляются люди, робко бредущие в паб после бурной ночи. Там англичане смотрят футбол, пьют пиво, обсуждают новости и иногда дерутся, но не так часто - как у нас в пивнушках. Вообще британцы тактичный и вежливый народ, конечно, и среди них есть хамы и хулиганы, однако это здесь не в почёте. Нашему многострадальному народу этого понять. Для понимания сего нам потребуются десятилетия нормальной жизни и новое поколение, не выращенное на лжи и двойных стандартах. Почему они всегда улыбаются, извиняются и уступают дорогу? Эти вопросы мучили меня, и я не мог на них ответить. Посему меня бесили их улыбки и извинения, и я считал их глупыми и неестественными.
Еле уловимый дурман жареного 'зеркала' и дешёвого одеколона 'Инигма' защекотал мне пёрышком в носу и у меня потекли слюнки как у собаки Павлова. Этот чудный аромат вызывает у меня тошноту и рвоту, переходящую в жидкий понос, но сегодня меня не кумарит. Вчера я принял свою дозу, и весь день проспал на чердаке. Номер у нас маленький и узкий: бывший чердак, переделанный в шикарные апартаменты для беженцев. Однако для нас это бесплатное жильё и ежедневный завтрак, от которого меня уже воротит. Полный английский завтрак включает в себя; апельсиновый сок из концентратов, кукурузные хлопья с молоком, два яйца с беконом или сосисками, консервированные бобы и поджаренный помидор, а к чаю или кофе две гренки с маслом и джемом. Если это всё с утра съесть - то до вечера есть не захочется. После месяца таких плотных завтраков я перенасытился и стал реже появляться в столовой. Но Давид ходил на завтраки регулярно и приносил мне гренки иногда.
В кухне у нас работали две полячки - они же были горничными в отеле. С ними мы быстро подружились и нашли общий язык. Кристина и Галина жили в соседнем номере и работали в отеле по-чёрному. Они приехали в Англию навестить своих родственников и остались в Лондоне поработать. В Великобритании живёт много людей с польскими корнями. В тридцать девятом году в Англию эвакуировались остатки правительства Польши и небольшой армейский контингент. Польские лётчики даже отличились в битве за небо Британии. У них был небольшой опыт с Люфтваффе, и это дало им шанс выжить и победить. После войны многие из них эмигрировали в Соединённые Штаты, однако большинство осело на Британских островах и ассимилировало с местными жителями.
'Так, но надо вставать', - отвернулся я от стенки и сел на кровать. Передо мной предстала знакомая картина: наркоман воткнул на умывальнике. Давид заснул на стуле, но его голова и рука покоятся на раковине, а в другой руке зажат шприц. Это его любимое место в номере. Здесь он ест, пьёт, курит и принимает наркотики. А ночью Давид бродит с бритвой по району и вычисляет безопасные подходы к маковым 'плантарям', которые он днём обнаружил и пометил на мини-карте топографическими значками-цветочками. Как правило, все его ночные прогулки заканчивались варкой свежего бинта на кухне. И сегодня он проснулся в три часа ночи и бесшумно ушёл на подрезку. Две свежие 'портянки' висят над умывальником пришпиленные иголками к обоям. Я встал с кровати и звучно потянулся, но Давид даже глазом не повёл. 'Может помер уже, и пора выносить? - прислушался я. - Та нет, сопит одной дыркой, засранец. Сейчас бы его сфотографировать и маме фотку отослать. Пускай порадуется за сыночка.'
- Слышь, Дэйв, проснись, - подошёл я к умывальнику. - Нас обокрали.
- Что-что? - поднял он голову и открыл один глаз.
- Отодвинься от рукомойника. Я умыться хочу, забрызгаю.
- Окей, Лёха, окей, - отодвинулся Давид в угол и обнаружил в руке шприц. - О-у, тут тебе кубышка осталась.
- А почему кубышка? - удивился я.
- Ну, ты же много не хочешь.
- А ты шо Нострадамус?..
- Не-е, но я знаю твой дозняк, - передал Давид шприц. - Если не хватит сварим ещё.
- Да ладно, мне куба хватит, - положил я шприц на полку и взглянул на бинты. - Портянки почти уже высохли.
- Хорошо-о.
- А ты свежий бинт сварил?..
- М-г, - кивнул он головой и начал клониться к полу.
- Ой, вей! Не падай, братка!
- Ну-у, перестань так орать, Лёха, - откинулся Давид на спинку стула и почесал нос. - Не нарушай тишину.
- Ты как Брежнев заговорил. Говорят, шо его эфедрином кололи. Наверное, поэтому он так с Хонеккером лобызался. Тьфу, старый маразматик!..
- О да-а, Лёня это дело любил, - попытался он расплющить второй глаз, но не смог. - Хорошо прёт ханка, но приход был колючий... кодеина многовато.
- Это видно по твоему глазу, Циклоп! - усмехнулся я. - Он у тебя работает как наркометр.
- Прекращай меня так называть, Лёха, я же тебя по имени зову.
- Ты можешь меня звать и по отчеству - я не возражаю. А в твоей кличке я ничего плохого не вижу.
- У меня есть имя, - скривился Давид. - Зачем мне кличка?..
- Шоб була, - открыл я кран и начал умываться.
До армии Давид Кравцов был нормальный парень и дурных привычек, и кличек не имел. В английской школе это не приветствовалось - там учились 'сливки города'. Однако после армии, когда он влился в ряды запорожских наркоманов, его прозвали Циклопом из-за вечно закрытого глаза под кайфом. Давиду эта кличка не нравилась, но наркоманам на это было наплевать. Познакомился я с Давидом в юношестве в одном из самых популярных кафе города Запорожья.
'Маленький Париж' так называлась эта кофейня, однако Францией там не пахло, но атмосфера была богемная, и кофе готовили хороший. Назвали и популяризировали это кафе интеллектуалы города, а затем туда начали заходить менты, жулики, бандиты и неформалы всех мастей. В этой забегаловке как у водопоя собирались все и как-то ладили между собой. Разборки и драки в 'Париже' случались не часто. Каждый постоянный посетитель знал своё место и не переступал невидимый барьер. Криминальные элементы тасовались в кафе в одном углу, а интеллектуалы - в другом, а посередине лавировали залётные посетители.
Я частенько забегал в эту кофейню выпить двойной эспрессо и съесть заварное пирожное. Однажды я познакомился там с группой парней из английской спецшколы. Все они были хорошо одеты и выделялись из серой толпы. Их родители были состоятельные люди и могли позволить купить детям фирменные вещи. Однако у Давида ситуация была немного иная: его мама развелась со вторым мужем и потеряла все привилегии. После восьмого класса его выгнали из спецшколы. Ссылаясь на то, что он не местный и дисциплина у него хромает. Поэтому Давиду пришлось пойти в локальную школу и заканчивать десять классов с 'уродами'. Но зато там он получил лучше аттестат и хулиганом не считался.
После окончания школы Давид без проблем поступил в институт, но через год его призвали в армию, где он плотно присел на все виды наркотиков. Служил он в Одесском военном округе и с марафетом у них было налажено. Однако за полгода до дембеля Давид решил завязать с опиатами: не хотел он своим внешним видом родичей пугать. Он отрастил 'дедовские' усики, набрал вес, подкачался и вернулся домой свеженький как огурчик. Мама с бабушкой не могли им тогда нарадоваться. Как ни странно, но по отношению к ним Давид не потерял совесть. Из квартиры он ничего не выносил и не приползал домой на передозе. Несколько лет ему удавалось скрывать от родных свою зависимость. Но шила в мешке не утаить, если глаз часто не открывается.
Первое время его мама старалась этого не замечать, однако, когда это учащалась она закатывала истерику. А Давид сразу 'спрыгивал' и пытался её переубедить. Его способность вовремя соскочить с иглы неоднократно спасала ему жизнь, но и его чистоплотность сыграла в этом немаловажную роль. 'Баян' он свой никому не давал и чужим не двигался. Уколы он делал как бывалый фельдшер: всегда брал контроль и редко пробивал вену. Давид был из наркоманов-чистюль, которые чтобы не втыкать - начинают убирать в доме. Наш умывальник первым под раздачу попал и заблестел как новенький. Сперва Давид отскоблил его перочинным ножиком, а потом несколько раз вымыл жёсткой губкой с моющим средством. В номере мы ходили в домашних тапочках и курили в окно. Я был из той же породы наркоманов и любил поддерживать чистоту. Самое главное не сорить и не 'палить' вены. Однако 'дороги' у нас уже появились конкретные: в безрукавке не походишь.
Через две недели после того, как мы 'сдались' и поселились в отеле, Давид сообщил мне, что видел у нас на районе маковую 'капусту'. Я ему не поверил и посмеялся, но он взял меня на прогулку и показал десяток кустов масленичного мака. Перепутать его ботву с декоративным маком было невозможно. Британцы очень любят этот цветок. Красный мак у них ассоциируется с Первой Мировой Войной, в которой они понесли огромные потери: в два раза больше, чем во Второй Мировой. Осенью англичане цепляют на лацканы пальто и пиджаков искусственные маки и поминают погибших в этой окопной бойне, которую устроили их правители кузены-сюзерены. А английские садоводы считают, что в масленичном маке опиума мало и его невозможно вытянуть в домашних условиях. Однако их теория не подтверждена практикой. На самом деле опиума в нём предостаточно, но для того, чтобы его извлечь из мака - надо знать химический процесс, который англичане не знают.
Одним тёплым майским утром я проснулся от противного запаха 'ханки'. Сначала я подумал, что это страшный сон с голимыми кумарами. Но потом я открыл глаза и увидел Давида, повисшего на рукомойнике. Ночью у него началась сильная ломка, и он не выдержал искушения, растущего на придорожной клумбе в ста метрах от нашего отеля. Несколько кустов мака были расчленены им на корню. Сидя на корточках в клумбе, Давид тщательно обработал ботву бинтом и прибежал в отель. 'Портянку' он высушил над конфоркой и сразу же сварил. Мне досталось полтора куба смывок, и жизнь моя вернулась на круги своя, хотя я не торчал на системе.
- Вот англики лохи! - усмехнулся Давид.
- Шо это тебя осенило? - включил я электрический чайник. - А ты гренки принёс?
- На тумбочке.
- Ага, дуже дякую, дядька, - взял я тарелку и сел на кровать. - И всё-таки почему они лохи?..
- У них в огородах хороший мак растёт, а они герой травятся.
- Так по идее героин должен быть чистым - порошок.
- В том-то и дело, что порошок, - потеребил Давид нос. - Туда можно что угодно подсыпать.
- Ах, вот ты о чём. Безусловно, барыги везде одинаковые, жадные. Торгуют искушением.
- Селим мне сказал, что героин здесь лучше на улице не покупать. Могут кинуть или втюхать аспирин с цитрамоном.
- Его лучше вообще не покупать, Дэйв, - покачал я головой. - Мы сюда не за этим приехали.
Пакистанец Селим, которого я прозвал 'Сим-симом', работал в нашем отеле ночным портье и мог достать всё за небольшой бакшиш. Увидев наши наркоманские рожи, он сразу нас вычислил и предложил гашиш. Мы взяли у него три с половиной грамма на десять фунтов и были разочарованы качеством гашиша. Наш 'ручник' из приднепровской балки был намного круче и вкусней. Их гашиш производится химическим способом - посему он воняет кирзой и в простонародье называется 'резин'. Однако хороший гашиш в Англии тоже имеется, но он стоит в два-три раза дороже. В девяностых годах в Лондоне в основном торговали марокканским гашишем и таиландской марихуаной. Эра гидропоника ещё на наступила, и метрическая система была имперская. Траву и гашиш меряли унциями. Затем делили на половину, четверть и одну восьмую - то есть три с половиной грамма.
- Значит, Сим-сим может геру достать, - прищурился я.
- Он всё может, - улыбнулся Давид. - Только денюжки нужны.
- А у него не опасно покупать?..
- Ну-у, не опасней чем на улице. Селим гарантирует качество. Не будет же он нам фуфло продавать.
- Барыги все сначала так говорят, а потом дураков из себя корчат. Я бы их через одного вешал. На толстой струне от рояля.
- Жестокий ты, Лёха, - передёрнулся Давид. - А почему на струне?..
- Штобы дольше мучались и дрыгали ножками. Так были казнены некоторые заговорщики, которые покушались на Гитлера. По несколько минут болтались в петле.
- О-о, Боже, какой кошмар! Откуда ты такие подробности знаешь?..
- В книжке читал.
- В какой? - поморщился Давид.
- Нюрнбергский процесс. Там об этом упоминалось.
- Странные у тебя интересы, Лёха.
- Не чуднее твоих. Ладно, о вкусах не спорят. А скока самая маленькая порция геры будет стоить?..
- Двадцать фунтов.
- Ого, половина недельного пособия, - подивился я. - А сколько это в граммах будет?
- Четверть грамма.
- А на двоих этого хватит?..
- По вене должно хватить, - кивнул Давид головой. - Селим сказал, что четверти на четверых хватает покурить.
- Откуда у него такие познания? - изумился я.
- Он курит гашиш с опиум иногда.
- Ух ты! А где он такую смесь находит?..
- Знакомые из Пакистана привозят. Грамм десятку стоит.
- Неплохая тяга получается, - облизнулся я. - Но мы вряд ли попробуем.
- Почему нет?.. Селим пообещал меня угостить, когда достанет. Этот гашиш в розницу не поступает. Только для своих.
- Ах, какой лукавый наркодилер, - поцокал я языком. - Сладким пирожком заманивает, курва!
Наше недельное пособие по безработице составляло тридцать восемь фунтов на каждого. В девяносто первом году на эти деньги сильно не разгуляешься, но с голоду не умрёшь. Однако о выпивке и сигаретах нам пришлось временно забыть. Мы начали курить табак, который стоил в два раза дешевле и был не так огнеопасен, как сигареты. Из-за влажности табака самокрутки гасли моментально и не оставляли на пальцах ожогов и волдырей, по которым определяли степень падения наркомана. В армии у Давида такие ожоги случались часто, но потом он научился ронять сигарету при первых позывах боли. Однажды я обнаружил под ним две кучки пепла и два истлевших до фильтра окурка. Нас спасло то, что пол возле умывальника был застелен линолеумом, а не ковровым покрытием. Я серьёзно поговорил с Давидом по этому поводу, и мы сошлись на том, что он не будет в нетрезвом виде курить сигареты в номере.
- Слышь, Дэйв, а шо ты Селиму говоришь, когда на подрезку выходишь? - налил я кипяток в чашку. - Он ведь в это время спит, наверное.
- Он редко спит, Лёха. К нему ночью тёмные личности приходят: мулат и толстый индус, который в Seven-eleven работает. По-моему, мулат торгует наркотиками, а индус - спиртным.
- А чё ты так решил?..
- Индус в магазин часто бегает, а мулат ездит на скутере туда-сюда. Что-то привозит, курьер, наверное. Ночью у них движуха конкретная происходит. А мулат ещё делает доставки в соседний отель. Я его там пару раз видел. В общем, местная мафия.
- Смотри как ты их быстро раскусил, - поразился я. - Значит можешь мыслить логически.
- Селим мне сам об этом сказал, - усмехнулся Давид.
- Как сказал?..
- Он сказал, что может достать всё. Кроме оружия.
- Понятно. Банда Селим-хана. Бригада ух, но верить им нельзя. Их гашиш и трава были отвратные. Словно кирзовый сапог с веником покурил.
- Мы взяли самый дешёвый товар, - подметил Давид. - Селим меня предупреждал.
- Плохо он тебя предупреждал, - пробубнил я. - И всё-таки што ты ему ночью говоришь?..
- Я ему сказал, что у меня режим сбился: не могу спать по ночам. Поэтому хожу гуляю, наслаждаюсь свободой. Он меня понимает.
- Мг-г, романтично. А шо ты ментам скажешь, когда они тебя в огороде возьмут?..
- Не знаю. Что-нибудь придумаю. Отмажусь как-нибудь. Для начала им надо меня поймать.
- Поймают - это их работа.
- Прикуси язык, Лёха!
- Сам прикуси! А лучше не ходи на подрезку - не придётся удила кусать. Эта поговорка здесь неуместна, братан.
- Почему? - удивился Давид.
- Ты шо, не понял? - скривился я. - Может за тебя ещё помолиться или свечку поставить, когда ты на подрезку пойдёшь?
- Нет, этого делать не надо - это богохульство.
- Вот-вот, и я об этом речь веду. И бог нам в этом деле не в помощь. Разве што шайтан.
- Перестань сгущать краски, Лёха.
- А зачем мне их сгущать?! - хмыкнул я. - За тобой уже весь Скотланд Ярд охотится. MI5 пора подключать.
- Ой, ну прекрати. Никто за мной не охотится. Кому я нужен?..
- А ты прикинь, как это выглядит для англичан.
- Что?..
- Обезглавленный мак и вытоптанный огород!..
- Я стараюсь быть аккуратным, Лёха.
- Как ты можешь быть аккуратным ночью?! - изумился я. - Ты шо сову включаешь или прибор ночного видения?..
- Нет, ну я хожу между грядок и стараюсь не наступать на цветы.
- Как ты ходишь?! Прыгаешь гуськом?..
- Ну а что делать? - развёл Давид руками. - Не бегать же во весь рост.
- Могу себе представить как там всё вытоптано. Родео, бля!
- Ой, ну при чём здесь Родео?!
- Прекрати меня раздражать, Циклоп! - затрясся я. - Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю.
Процесс подрезки мака всегда занимает долгое время, и предсказать - как он будет протекать невозможно, пока не надрежешь головку. Но самое главное в этом деле не упустить момент, когда мак созрел и готов к подрезке. Посему Давид периодически навещал свои делянки и делал небольшие надрезы на головках, чтобы посмотреть - как течёт опиум. Однако даже эта мера предосторожности никогда не гарантировала полного успеха. Опиум может пересохнуть за один жаркий день.
А лондонский мак вырастает низкий и вялотекущий из-за дождливой погоды и нехватки тепла. Подрезать его можно только сидя на корточках и опиум из него еле капает, а не течёт. Из-за этого процесс сбора урожая удлиняется на неопределённое время. Но лучше всего течёт опиум в полнолуние. Тогда можно собрать двойной урожай и высушить зелёные головки. У нас уже появился запас таких головок, из которых Давид собирался сварить 'кукнар', от которого блюют на три метра вдаль. Этот чудный напиток может долго присутствовать в организме и возобновить своё действие через сутки после глотка воды.
На юге Украины с давних времён произрастают наркотические растения. Хорошая хозяйка всегда выращивает в огороде мак для пирожков, а коноплю обычно садят за забором для отпугивания сорняков. До восьмидесятых годов наши селяне жили спокойно и изредка занимались наркоторговлей, но во время 'перестройки' это дело переросло в народное ремесло. Почти в каждом селе появились наркобароны, которые занялись выращиванием конопли и мака, а основными их спонсорами и оптовиками стали цыгане. Они наладили реализацию наркотиков в городах, где это принесло им супердоходы, на которые они купили ментов и построили себе дома с колонами.
А украинские селекционеры вывели для этой цели двухметровый мак-великан, который трудно найти и подрезать. Этот мак произрастает в кукурузе и обнаружить его с земли или воздуха практически невозможно, если нет точных координат. Поэтому наркоманы часто прочёсывали подозрительные кукурузные делянки в поисках мистического мака-великана, у которого зелёные головки были похожи на яблоки Симиренко. Высаживают этот мак между двух кукурузных початков, с которыми он потом вместе тянется к солнцу. А некоторые нарко-бараны даже ставили на таких плантациях предупредительные мины-хлопушки, которые они делали из школьных пеналов. Такая мина не убьёт, однако сигнал подаст звучный и через пять минут поле будет окружено карателями с тяпками и лопатами.
Опытные наркоманы никогда не подрезали мак-великан на корню. Во-первых, это нелегко сделать из-за его гигантского роста: табуретка нужна. А, во-вторых, это опасно - потому что такие плантации охранялись людьми с дробовиками и собаками. И, в-третьих, опиум из этого мака был жиденький, но тёк ручьём. Мак-великан давал много маковой соломы, поэтому сельские барыги так рьяно его охраняли - это был их основной доход.
- Когда на корточках сидишь, отпечатки от колёс остаются глубокие, - заметил я.
- Ну и что?! - хмыкнул Давид.
- Как што?! Это один след, по которому тебя могут вычислить. Разве не так?..
- Тебе лучше знать, Лёха. Ты ж у нас Пинкертон.
- Я не Пинкертон, но я знаю, как работают менты. Однако ты не ссы, они тебя по следам не возьмут.
- Почему? - смутился Давид.
- Потому што у тебя штиблеты разные! Полицаи в прострации. Буга-га!..
- Они одной модели. Просто один тапок выгорел, а другой - нет.
- Ага, понятно, - причмокнул я. - А подошва тоже выгорела?..
- Нет, почему?.. Подошвы у них одинаковые.
- А я бы так не сказал, - взглянул я на топсайдеры, стоящие на коврике возле двери. - Модель у них классическая, но сшиты они из разных материалов с разрывом в пару лет.
Мы начали подворовывать еду в супермаркетах и универсальных магазинах. Особенно это хорошо у нас получалось, когда мы работали в паре и были под кайфом: без совести, без страха и стыда. Началось это всё с маленьких колбасок и сырков, которые помещались в карман, а закончилось копчёным лососем и другой дорогостоящей продукцией, которую можно было спрятать под куртку или засунуть в рукав. Позже мы начали использовать бронированный картонный пакет из бутика, который был сделан из двух пакетов и защищён от сканеров кухонной фольгой. Предохранительные свистульки и прочие прибамбасы не работали в таком пакете.
В девяностых годах лондонские торговые заведения были плохо защищены от воров. Видео камеры кое-где висели, однако охранников было мало, и было много тёмных углов. При желании на распродаже можно было вынести маленький телевизор или магнитофон. Громоздкие вещи в коробках иногда выставляли в магазинах без свистулек. Надеясь, что их трудно утащить, но делалось это легко и просто. Для этого дела нужны два отморозка, респектабельный вид, новый большой пакет из этого магазина и предновогодняя толкучка с очередью в кассу. Брались две вещи: утюг и маленький телевизор, который потом незаметно помещался в пакет. Один человек оставался стоять в очереди с утюгом, а другой - шёл с пакетом на выход и рассматривал старый чек. Таким образом у нас появился маленький телевизор 'Sony', а затем - магнитофон 'Панасоник'.
Давид часто сам ходил по магазинам и приносил порой ненужные трофеи. Однажды он притащил один топсайдер, который он украл с уличной полки-витрины из магазина 'Кларкс'. Он рассчитывал через время утащить там недостающую пару, однако в этом магазине на витрину всегда выставляли левую пару обуви, а правую - хранили в кладовке. Это опечалило Давида, но не остановило, а подтолкнуло к действиям. Он сделал вылазку в соседний район и украл там правый топсайдер. Однако придя домой он обнаружил что туфли слегка отличались цветом и были прострочены разными нитками. Это привело Давида в бешенство, и он швырнул туфли под койку. Но поразмыслив немного он сходил в универсам и украл там пачку фломастеров, щётку и крем для обуви. Фломастером он перекрасил нитку, а кремом сделал туфли темней. Но если к ним присмотреться - то различия были заметны: подошвы не перекрасишь. Посему он решил в них бегать на подрезку.
- Да, пожалуй, придётся их выкинуть, - покосился Давид на туфли.
- А стоило рисковать?! - ухмыльнулся я. - Акелла промахнулся.
- С кем не бывает. Ладно, буду в старых кроссовках ходить.
- Куда ты в них будешь ходить?..
- На подрезку.
- Ты шо, больной?! Это ж московский Адидас! По нему тебя мусора сразу вычислят.
- Как?! - хмыкнул Давид.
- У них на подошвах made in USSR написано.
- Ничего на них не написано. Не высаживай меня на измену, угомонись...
- Надо знать какие следы оставляешь, когда по чужим делянкам лазаешь, - проворчал я. - На земле ведь всё хорошо отпечатывается. Особенно после дождя. А от советских вещей давно надо было избавиться. Выкинь их на помойку! Они же старые. Сколько им лет?..
- Восемь лет недавно стукнуло, - усмехнулся Давид.
- Ого-о! - поразился я. - У меня так коцы долго не живут.
- А я их до армии практически не носил. Можно три года списать.
- Пять лет тоже срок немалый. Я австрийский Адидас за два года убил.
Давид очень бережно относился к своим вещам - поэтому они ему долго служили и выглядели прилично. С первого взгляда он был похож на интеллигентного студента, и подумать, что он наркоман со стажем было невозможно. Процесс деградации у него протекал медленно, но всё-таки протекал. Это было заметно по его атрофированному глазу и замедленному мышлению. Однако, когда он прекращал колоться - его разум быстро регенерировался и глаз начинал открываться. Самый затяжной прыжок у него случился после армии. Давид восстановился в институт, и год кое-как отучился, но потом взял академотпуск навсегда.
В конце восьмидесятых годов становиться инженером смысла не было никакого, и Давид это понимал. Сначала он устроился на бензоколонку сторожем для отвода глаз, а потом вообще перестал интересоваться работой. Инженерскую зарплату он делал за две недели на перепродаже наркотиков мажорам. У Давида было много знакомых из богатых семей, которые не хотели контактировать с цыганами. Да и цыгане мажорам наркотики не продавали, побаивались их родителей.
- Ты же себе новые кроссовки купил, - отхлебнул я чай. - Зачем тебе старые?
- Я их оставил на подрезку ходить. А потом эти подвернулись.
- Кстати, а ты в Адике на подрезку ходил?..
- Ходил пару раз.
- Та ты шо?! - скорчился я. - Теперь нам крышка! Один запрос сделать и всё.
- Что всё, Лёха?! Какой запрос?! О чём ты?!
- О кроссовках. Тут таких точно нет.
- Ну и что?..
- Если полицаи это поняли - то найти нас будет просто.
- Как?! - ухмыльнулся Давид.
- Надо выяснить у местных властей живут ли здесь совки и всё.
- Что всё?.. А как они узнают, что мы русские?
- По твоим колёсам! У них на подошвах звёзды стоят!
- Ничего на них не стоит! - возмутился Давид. - Не высаживай меня на измену. Вмажься, прими свою дозу.
- Не хочу, я ещё не позавтракал, - откусил я гренку.
В девяносто первом году в Лондоне проживало немного выходцев из Советского Союза. Выезд в капиталистические страны был разрешён в восемьдесят девятом году. За первых два года заграницу выехало много советских граждан, однако они ехали в основном в Германию или Соединённые Штаты, где уже проживали многочисленные русские общины. А в Великобритании на тот момент существовали две небольшие общины: русская постреволюционная и украинская послевоенная. Они находились в западном Лондоне и жили обособленно друг от друга. Русские монархисты не хотели общаться с пособниками нацизма, а украинские националисты - с пособниками царизма.
Украинская община почти полностью состояла из бывших военнопленных дивизии СС 'Галичина'. Несколько тысяч украинцев до сорок седьмого года томились в концлагере в Италии. Союзники не знали, что с ними делать, а Сталин требовал их выдать ему на растерзание. Вследствие этого Британское правительство предоставило им политическое убежище. Большинство из них осело на британских островах, но некоторые эмигрировали в Канаду, где уже проживало более ста тысяч украинцев, уехавших из Украины в начале двадцатого века.
К вновь прибывшим беженцам из советской Украины британские украинцы относились с опаской и помощь не оказывали. Возле станции метро 'Голландский Парк' у них был клуб-паб с горилкой и варениками, а через дорогу стояла бронзовая статуя князя Владимира, который Киевскую Русь огнём и мечом крестил. После развала СССР в этом районе будет находиться официальная резиденция посольства Украины, а возле 'Крестителя' будет размещён временный мемориал 'Небесной сотне'. В украинский клуб Давид отказался идти по национальной причине. Он не считал себя украинцем, хотя родился и вырос в Украине и владел украинским лучше меня. Как ни странно, но в его элитной школе преподавание велось на украинском и английском языках.
В советское время в Запорожье только в нескольких учебных заведениях вели преподавание на родном языке. В основном эти заведения находились в прилегающих к городу посёлках. Украинский язык был вытравлен из областных городов индустриализацией и занесён в разряд отсталых и вымирающих языков. На фабриках и заводах вся документация велась на русском, без знания которого устроиться на нормальную должность было невозможно. Даже в детских садах и яслях администрация и воспитатели говорили по-русски, только нянечки иногда попадались украинские.
В тридцатых годах прошлого столетья на стройку заводов и 'Днепрогэса' в Запорожье пригнали много разного сброда. Из спящего украинского городка с населением шестьдесят тысяч Запорожье превратился в трёхсоттысячный областной центр, где большинство горожан заговорило по-русски. Такая же картина наблюдалась во многих других городах восточной Украины, где проходили стройки первых пятилеток. Русский язык стал связующим и превалирующим для многоликой толпы. А после войны на восстановление разрушенной индустрии в города пригнали стариков, женщин и детей из сельской местности. Они попали в разряд неблагонадёжных из-за контактов с оккупантами. Практически каждый человек, побывавший в оккупации, попадал в этот список. А Украина была вся оккупирована, и контактировать с немцами приходилось многим людям.
В восьмидесятых годах Запорожье разросся до восьми ста тысяч и превратился в образцовый советский город с преимущественно русскоговорящим населением. Быть украинцем стало не престижно, и даже постыдно порой. Украинский язык был занесён в разряд телячьей мовы для умственно отсталых людей. Иногда русскоговорящие особи смотрели на украинцев как на вымирающее племя индейцев. Поэтому некоторые граждане изменяли фамилии и национальность: кто был Панасенко стал Панасенков, а кто был Кравец стал Кравцов. Такие паспортные изменения позволялись и приветствовались советской властью и царской Россией тоже.