Меня как обычно привезли. Донесли на руках как какую-нибудь знаменитость. Пандус в подземный переход не совпадал с развалом колес моей инвалидной коляски и поэтому мои владельцы Саня и Пистон снесли меня.
На мне афганка и берет десантника, на шее табличка "Подайте участнику боевых действий в Чечне!". На правом боку моей куртки ввинчены какие-то награды: медаль и значок... Морда у меня тощая перекошеная и очень несчастная. Когда стелянная дверь в шоп напротив открывается я вижу себя в ее отражениях...
Бабка Нюся, продававшая последнее время цветы, возле моего пятачка, проворчала:
- Опять этого паралитика подогнали!
- А чо плохо что ли? - незлобливо пробурчал Спаня, - пацан Михась у нас молчаливый, тихий, не пиздит лишнего. Правда, Михась?
- Вот именно, что не п.,- заметила вместо меня цветочница, - цельный день словом перекинуться не с кем! Как в морге...
- Ничего баб Нюсь, - успокоил ее Пистон, - скоро все там будем. А если по чесноку, то подгоним какого-нибудь поразговорчивее...
- Токо не алкаша!
- Ну те не угодишь, Нюся?
- Хватит с меня моего пердуна. Квасит без перерыва!
- Ладно, подберем такого, чтоб тебе понравился! -пошутил Пистон, - а нет, так грохнем этого молчуна. Готов, Михась, на тот свет?
Если б у меня не отнялись мышцы лица почти вся левая и полностью правая половина тела, я бы как-то среагировал, как-то поддержал разговор. Но паралич мешал мимике.
- Кажись наш паралитик тебе кивнул. Ану проверь, может начал выздоравливать?
Пистон вынял цыганскую иголку из-под воротника своей рубахи и воткнул мне ее в щеку. Я даже не моргнул. Тогда для надежности Пистон вогнал эту иголку в мое плечо, а затем в мою мошонку. И опять я не подал виду, хотя и было чуть щекотно.
Наступил вечер. Из картонной коробки уже часа 3 у меня не забирали подаяние. Ни Пистона, ни Сани.
Я бредил наяву. Огромная панорама океана. Голубизна и яркий песок прекрасного недостижимого острова. Это моя еще детская мечта. Из-зп нее когда-то пошел в мореходку, позднее воевал в горячких точках...
Я часто так кайфую, улетая в мир моих грез.
- Эй ты волк позорный, ты хоть порох-то нюхал? Ты чо нас, десантников позоришь!?
Явно перебравший лишнего парень взял меня пятерней за челюсть.- Я с тебя щас мразь сделаю, эмбрион аборта, понял тварь ты подзаборная!?
- Эй пьянь, ты чо на блаженного руку поднял, он же парализованый, его, говорят, контузило! -вступилась подоспевшая на стычку запыхавшаяся и напуганая баба Нюся. - Иди, мил человек, пока его хозяева тебе ребра не намяли! У него ж "крыша"!
- Была "крыша" и нету боле. Теперяче я его крыша. И мои пацаны. Усекла, бабуля?
- Слушай, на хер он нам? -с ним же хлопот не обересся, - спросил подошедший небритый тип у моего мучителя. -Его ж кормить с ложечки надо, в сортир носить. Памперсы покупать. Сплошные расходы.
От досады он что есть чсилы звезданул меня по ногам. Коляска чуть не перевернулась
- Так -то оно так, согласился один из моих новых хозяев, - но мы за него отстегнули почти сотку баксов.
- Так сдай его на органы и вернешь свое лаве!
- За такую полусдохшую залежалку врядле дадут что-то. У него ж и органы, наверное, уже все дохлые...
- Да, доходяга ...
- Ну так что будем его кончать, чтоб не мучился? Или как?
- Мудила, зачем? Смотри по деньгам! Пусть срет-ссыт под себя и собирает нам мелочишку.Пока...
-Так он весь переход завоняет, если его не мыть...
- Когда завоняется, тогда и будем решать, что делать. Проблемы нужно решать в порядке их поступления.
По радиоприемнику бабы Нюси шла передача про инвалидов. Про заботу, которую они заслужили, про пандусы, которые им везде вот-вот сделают, про лекарства, которые опять на Украине подорожали...
Уже дня три я ничего не ел. Если не считать влитой мне в рот поллитровки молока...
Мент с сытой вечно недовольной мордой брезгливо посмотрел на меня и сказал
- Эй ты, убогий диверсант! Передай своим браткам, что таксу за твое место повышаем. Завонялся ты совсем, пидор гнойный... Тьфу на тебя, падла...
Сержант милиции одел перчатку и выбрал из кртонного ящика все купюры. Что-то еще проворчал и неспеша поплелся дальше порядок бдить...
Паралич он как полужизнь.
Вокруг все меньше жизни, она, эта субстанция, как бы в тебе тает, уходит, а там внутри тебя в истерзаном теле все еще чуть мерцает мотылек души. Эта бабочка с крылышками внутри совсем скукожилась и притихла. Стала маленькой.
Я на миг увидел лица прохожих. Им до меня нет никакого дела. Закрыл глаза. Я еще мог бы пожить. Но последнее желание делать это непосильное больше для меня занятие исчезло. Я совсем ослаб от голода, холода, мук голода и собственной вони. Ушло желание барахтаться-бороться, оно растворилось в полусырыхстенах этого подземного перехода...
Я медленно поплыл по Реке забвения. Туда, где яркий прекрасный свет и теплая морская вода, где радость и легкость бытия. Где люди добры и благородны, мысли радуюти вдохновляют, а самые богатые и удачливые не воруют, не унижают других людей, не убивают...
На душе стало совсем спокойно.
Спасибо, Господи, что ты отпустил меня в это долгожданное плавание!
Мой очередной полусон-полубред плавно перешел в полное небытие, в долгожданную выстраданую смерть.