Шляхов Анатолий Анатольевич: другие произведения.

Зайчик солнечный.

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шляхов Анатолий Анатольевич (mu@pop3.ru)
  • Обновлено: 03/07/2007. 28k. Статистика.
  • Статья: Великобритания
  • Иллюстрации: 1 штук.
    •  Ваша оценка:
       Зайчик солнечный.
      
       "...противны стали дела,
       которые делаются под солнцем. "
       Библия.
       Екклесиаст кажись.
      
       Енисей. Был я на нем
       На Енисеюшке
       Бывал.
       До сих пор изгладимые впечатления памяти выстреливают картинки-былины. Сибирские горы покоя.
       Тишина серой водицы, цепляет борт теплого хода речного парохода "Краснояр".
       Молчаливо-угрюмые,
       величественно-мрачные берега с соснами и елями.
      
       Кедры в глубинах темноты чащ слегка высовываются из общей зеленой массы покоя,
       коричневея своими шишками.
      
       Звук далеко разливается над водным полотном
       геко-кубо-кило-тонно-метров.
      
       Но его нет, звука-то.
       Полчаса нет.
       Час. Полтора.
      
       Наконец, через два часа,
       уже несколько утомив меня красотой Севера,
       раздается первый гудок.
      
       Появляется слева по борту мраморная пристань Светлогорска.
      
       Удивительно.
       Маленький городишко, который и городишком можно назвать
       с преувеличением.
      
       Так.
       Что-то при Светлогорской ГРЭС,
      
       а все подходы к водным стихиям речищи
       в мраморе.
      
       Не шучу.
       Лестницы широченные,
       площади и фасады, обрамляющие пространства первого впечатления,
       балюстрады,
       лестничные ограничители какие-то с перилами
       все это из белого мрамора с тонкими охристыми прожилками.
      
       Шутки серьезного архитектора.
       Хорошо хоть ступаешь черными, частично от естества, частично от грязи ботинками
       по отшлифованной
       и только шлифованной поверхности.
       Чудно.
      
       Над головой - бесконечная голубизна.
       До ближайшей звезды не очертить, сколько световых километров.
       Да и не надо.
       День ведь.
      
       А вот солнца не помню.
       Где-то делось.
       Сокрыто наверно.
      
       И теней,
       ползущих параллельно в углублениях, за солнечными зайцами-бликами, нет.
      
       А под ногами мрамор.
       Много мрамора и сразу.
      
       Местами он все-таки и шлифован и отполирован.
       Снова шутки серьезнейшего архитектора архитектуры.
      
       Видимо, недалеко от этого затерянного таежного места космоса мраморный карьер открытой разработки.
      
       Раз открытая добыча.
       Значит дешево.
       И недалеко.
      
       А в пятидесяти-шестидесяти простых километрах.
       Несколько вглубь от холодной воды Енисея
       отстоит хутор Заречный.
      
       Из которого и начиналась
       эта нехорошая история.
      
       Родилась в семидесятые годы советской власти в этом хуторе
       девочка.
       Ни больницы там, ни школы.
       Ни мужа у матери-родительницы.
       Рожала сама,
       в своей избе.
       Старушка-соседка, ветеран Отечественной. Не 812, а 945 года войны.
       (Сколько их, войн-то. Запутаться можно).
      
       Помогла эта старушка.
       И плод принять.
       И пуповину обрезать.
       И обмыть в водице озерной, на печи пригретой. Запеленать в то, что было.
      
       Нарекли же, девчушку некричащую, Зоинька.
       Зоя Алексеевна
       Алексеева.
       Фамилия мамы была Алексеева. Ну и Алексеевна, в честь любимого, желанного, да не суженного Алеши.
       Который ушел однажды в тайгу за дичью, да и не пришел обратно,
       по неизвестной никому причине.
      
       Может погиб.
       Может, замерз.
       Может просто ушел.
      
       Даже слухов никаких не осталось.
      
       Девочка Зоя была любима всеми женщинами, которые жили в заброшенном цивилизацией месте.
       Конечно, ни бриллиантов,
       ни золота там не добывала демократия ли,
       власть советов
       для якобы народа.
       Мраморные разработки и то в сотне таежных, непуганых, нехоженых, "необлагороженных, неухоженных"
       почти непроходимых километров.
      
       Хлеб пекли сами.
       Когда из муки, приносимой редкими охотниками, рыбаками.
       Когда из сборов высеваемых небольших участков земли.
       Освобожденной от бурелома таежного, в давние времена становления хутора.
      
       А зачем он был там, на том месте обустроен.
       Знания эти затерялись в двадцати двухлетиях
       да шести девятилетиях прошлых непятилеток.
      
       У Зои рано появились веснушки,
       солнечные меточки на тельце.
      
       "Богоизбранница"- ласково говорила, крестясь, старушка-соседушка,
       в редкие теплые летние пустые дни,
       сидя на обглоданном временем бревне возле полянки, где в белом платьице бегала за большими для нее
       белыми бабочками
      
       Зоя-зайчик солнечный.
      
       Росла она быстро.
       Как многие дети.
      
       Окромя тех, что загибаются, так и не встав с четверенек.
       Или только встав,
       и сразу в небытие.
      
       Небыль
       Нашу.
      
       А может как раз именно там и есть
       Быль.
      
       Худенький ребенок с по-детски осознанных лет отвечал на любовь лаской
       и своей посильной помощью окружающим женщинам.
      
       Да и всему
       миру.
      
       Как-то у нее не получилось никого обидеть.
       Не получалось.
      
       Воду стала пытаться из колодца носить.
       Ее вначале журили за это.
       Но потом выменяли у кого-то ведерце, для ее тельца соответственное.
      
       С этого и началось ее хозяйское,
       уже не совсем беззаботное,
       а совсем ответственное
       за всех детство.
      
       Помогала мамочке. Помога...
      
       А Вы знаете выражение : "Ставить на комара".
       Уверен.
       Пол истории отдаю
       На откуп.
       Не знаете.
       Но об этом как-нибудь в иной нехорошей истории...
      
       Помогала старушке-соседке.
       Помогала прочим женщинам.
       Когда последить за кастрюлями-чугунками, чтоб не сбежало варимое,
       пока те ходили за дровами и хворостом,
       да по делам прибрежным неотложным.
      
       В студеные холодные вечера.
       Одета в телогреечку по росту.
      
       Справили ей хозяюшки сибирские все по росту:
       душегрейку, ватник, сапожки.
      
       Не кирзуха, хром чистый.
       Черный, правда, но хром.
       Колготок,
       в которых французские модницы век назад начинали модничать,
       она вестимо не знала.
       Да и иных, не французов, колготок, она тож не видела долго.
      
       Зато платьица льняные летом,
       исподнее хлопчатое да портяночки к хромочам, не переводились.
      
       Какая из женщин, в пустые вечера...
       Кто сказку расскажет, про колобка, по сусекам скребенного, например,
       про курочку-рябу.
       Кто про волка серого северного матерого и красную шапочку,
       а то приключения какие, всамделешние.
      
       В пример, как соболя из силков вытаскивала на морозном, скрипучем, колючем с корочкой заснежении.
      
       Учили ее с добром, основательно,
       по-сибирски.
       Всему, что сами знали и делать умели.
       Школы не было.
       Мужчин, она почти тоже не видела.
       Так; изредка зайдет кто-то, обменять, что на меха,
       или еще по какой надобности.
      
       По орехи ходили поздней осенью, к кедрачам, с преогромным молотком.
       Колун-громыхач зовется.
       Деревянный весь.
       С одной стороны резиной оббит, чтоб не так больно кедру было.
       Стукнешь по стволу,
       посыпались шишки наземь,
       сплошь многолетними слоями иголок хвойных укрытую.
      
       Соберут шишки в корзину, да в сторону.
       А там, подложивши под себя ватник, сидит Зоя маленькая.
       Лущит шишки из корзины.
      
       Пустые раскрошенные шишки - вон, орехи - в подол.
       Затем горсть за горстью в мешок полотняный опускает.
       А когда - белкам вон кинет.
      
       В лесу сумрачно, сыро.
       Женщины грохают колуном.
       Корзины подносят.
       Белки врассыпную.
       Не любят громкого стука. Пугливы пушистохвостые (сб.).
      
       Вот когда по грибы ходят.
       То дружно, с песней.
       Тихой, грустной.
       "Ой, мороз, мороз. Не морозь меня. Не морозь меня-а-а-а. Моего коня....".
      
       А Зоя, глазки молодые,
       глазки острые,
       зайчик солнечный, веснушчатый
       тихо средь них идет.
       Слушает.
       Коня-то она никогда не видела.
      
       Медведя видела.
       Рассомаху - злючку вредную - видела.
       Волков, собак сколько хочешь.
       А коня - нет.
      
       Так и пролетели три ее детства.
       Первое пеленочное.
       Второе четвереночное.
       Третье беззаботное.
      
       Отрочество шло, не по годам раннее.
       Лет с восьми, видимо.
      
       Буквочками ее баловать начали.
       Письмом славянским просвещать,
       да показывать ремесло крестьянско-бортническое,
       дела таежные.
      
       Взросла в ласке Зоя Алексеева.
      
       И превратилась из ребенка в девушку
       шестнадцатилетнюю.
      
       Стали шептаться женщины-таежницы,
       совещаться.
       "Негоже ей здесь оставаться, - говорили некоторые,- в город надо отправлять".
      
       "Негоже красоте такой в тайге пропадать.
       Мы - есть мы, - у колодца судачили старушки, - а Зоиньке - Богоизбранице - иное будущее."
      
       На том и порешили.
       Собрали, у кого что было.
       Часть на реку снесли, обменяли на обновы.
       Что продали из даров
       природы-кормилицы.
      
       Провожали от пристани Светлогорской много мраморной всем хутором.
       Окромя двух старушек, что дома остались.
      
       Там они и попрощались с красавицей сибирской
       веснушчатой.
       Наказали ей ехать в Норильск по Енисею.
       Посоветовал им один охотник-промысловик.
       -Город богатый, семь дней пути, летом по реке.
       И от вас недалече.
       -А Красноярск? - спросила тогда мама-родительница.
       -Что Красноярск? Пути столько же, да только Норильск богаче, людей там поменьше будя.
       Не затеряется.
       Да и молодь там одна. Старики уезжают кто впосеред России,
       кто на юг Сибири,
       у Красноярск ваш.
      
       Вот и оказалась Зоинька на пароходе "Дудинка"...
       Все бы ничего, но паспорта-то у нее нет,
       да и в школе она не училась.
       Читать, писать умеет, а бумаг никаких.
       Аттестатов всяких.
      
       Но на счастье, а может не на счастье,
       на горе,
       возвращалась из отпуска в Норильск этим же пароходом Нина,
       подруга моего знакомого.
       И была у них совместная каюта на второй палубе. Номер четыре.
       Там они и познакомились.
      
       Через восемь дней по приезду в Норильск, Зоя жила у Нины Владимировны Калюжной.
      
       Нина-женщина с непростой судьбой,
       неласковой,
       хотя сама хорошая.
      
       Мужа у нее не было, а работала в лагере особого строгого режима.
      
       Через месяц, однако,
       она перевелась на другую работу, по той же специализации - воспитатель,
       только в тюрьму.
       Из особо строгой зоны, возле старых сталинских бараков,
       где заканчиваются все улицы, и начинается Бог весть, что
       А/я, в/ч, 63, спец. часть...
      
       В новую, благообразную, современную, обустроенную тюрьму
       общего назначения.
       Значения.
      
       Для начинающих этот нелегкий, недолгий, но очень, по внутренним часам, длительный путь.
      
       Хотя любой путь по внутри - телесным часам длителен.
      
       Зоя же пошла, получать аттестат - учиться в вечернюю школу, в девятый класс.
       По рекомендации Нины.
      
       Тюрьма, куда перевелась Нина Владимировна, была отличная, выразительная, квадратная.
       Два ряда колючей проволоки (колючки).
       Четыре с полтиной метров высотой, на серых железисто бетонных столбиках,
       на метр загнутых вовнутрь.
      
       Здание - шести - этажка кирпичная желто окрашенная
       с темно-коричневыми жалюзями на всех наружных окнах, выходящих на старый город.
       И ясное дело. Вход.
       Трое ворот: открывающиеся с сигналом,
       "По сигналу", подъемные внутренние,
       да куча КП.
       А так ож собачки меж колючкой.
      
       Внутри - чистота,
       ярусы-этажи все перекрыты мелкой сетью металлов,
       стеночки ярко-желтенькие.
       Дверки темно-зелененькие,
       с окошками откидными на навесных бронзово-масляных (СБ.)
       с блестящими дужками замочках.
       Красота.
      
       Ключик вставил.
       Раз.
       И открыто.
      
       Не хочешь вставлять.
       Глазок.
      
       Правда, глазок имеет "мертвую зону".
       Камеры-то широкие.
       А дверь одна.
       Одна зелененькая.
      
       В камерах благодать.
       Нары мощные, деревянные, в три яруса:
       Первый - у пола,
       Второй - так себе,
       третий - под потолочком.
      
       Посреди ж тусклая лампчонка,
       под водо - газо, почти ударо - непробиваемым (сколько букв?) с сетью колпаком.
      
       Тускло.
       Зато не выключить.
      
       Напротив двери,
       в глубине параша.
       Для тех, кто не умеет во времени позволительном испражняться
       и для бесконечных ночей бессонных.
       Мыслеобразов. (СБ.)
      
       Курить нельзя,
       пить нельзя.
       Ничего нельзя.
      
       А цвета:
       стены охристые,
       как на Свелогорском мраморе прожилки,
       нары мерзко - коричнево - грязные, засаленные местами,
       от долгого сидения и лежания.
      
       Никаких подушек, никаких матрасов.
       Гореть нечему.
       Прятать нечего.
       Негде.
      
       Есть, конечно, места.
       Имеются.
       Но не об этом.
      
       Да табурет, жесткий тяжелый
       Деревянно - окрашенный.
      
       Содержали же на пятом и шестом этажах этой тюрьмы малолеток:
       Не совсем восемнадцатилетних преступников то есть.
      
       Там и появилась вакансия,
       незанятое рабочее место.
      
       Туда капитан внутренних войск, Нина Калюжная,
       и пристроила работать Зоиньку.
      
       За малолетками приступила надзирать
      
       Зоя Алексеевна Алексеева - зайчик солнечный,
       восемнадцатилетняя почти
       ученица Норильской трехдневной вечерней школы рабочей молодежи.
      
       Нина же была любовницей старшего мастера худ, фонда Юрия Майстренко,
       от которых я и узнал эту историю,
       со всеми прехорошими в изумлении недоразумения деталями.
       Плюс впечатлительность памяти.
      
       Так вот,
       по странному стечению случайностей,
       именно в этой новой тюрьме, где приступила к работе Зоинька,
       были в дверях камер оконца - откидыши на четыре (или на два) сантиметра
       больше.
       Смотря, как и чем и что измерять,
       и на каких углах делать мету.
      
       А может и не так просто все.
       Неведомо.
      
       Видимо, это опять шутки Светлогорского серьезного архитектора
       серьезной архитектуры.
       Ну да ладно.
      
       Все двери, после того, конечно...
      
       В мире всегда
       все после того.
      
       "Пока не гром, мужик не крестится",
       "Семь примерь, один зарежь",
       "Семь бед, один вед".
       Привет, библейский завет...
      
       Так вот эти двери на первом, пятом, шестом ярусах.
       1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 20, 27... Много.
       Не помню.
      
       Но все их заменили на другой стандарт.
       И стандарты бывают разные.
      
       У полов человеческих.
       У голов нечеловечьих.
       У умов демократических.
      
       А чересчур открытому архитектору - дерзайнеру
       ничего.
       "Как с утки вода",
       "Гусь под водой".
       Нырок.
       Есть такие породы дизайнеров - психологов - наркологов - (судьба писцев -
       судьба - нологов)...
      
       Нина, вначале Зоиной тюремной карьеры,
       поручила ее вольнонаемному пожилому охраннику.
       Он ее везде водил, все показывал, рассказывал.
       Как и что делать,
      
       что можно,
       что нельзя
       и что опасно.
      
       В течение месяца Зоя прошла полный инструктаж.
       Проработала еще два месяца
       в паре с прапорщиком,
       другим охранником.
      
       И приступила работать самостоятельно.
      
       Месяц.
       Другой.
      
       Утром Зоя осматривала камеры.
       Заглянула в глазок камеры 27, шестого этажа.
       В камере пусто.
      
       Зоинька смотрела молодым острым взглядом
       Внимательно. В камере пусто.
      
       Зоя отстранилась.
       Открыла замок.
       Откинула, к себе откидыш.
       Камера пуста.
       Зоя, зайчик солнечный, приблизила свою девичью головку к открытому ею
       только что оконцу.
       Пусто.
      
       И тут.
      
       Чьи-то жесткие руки.
      
       Их было две.
      
       С разных сторон
      
       Охватили светло-русую прическу Зоиньки,
       слегка наклонили голову влево
      
       И втянули в пустоту.
      
       Зоя оперлась руками о зеленую дверь.
      
       Поздно.
      
       Это уже не помогло.
      
       Не могло помочь.
      
       Тогда она попыталась крикнуть.
      
       Ей тут же вставили алюминиевую столовую ложку в рот.
       С отогнутой влево рукоятью.
      
       Развернули, уперев тонкими, острыми краями
       в десны.
       А затем, отжали влево к зубам,
       проскрежетав при этом над поверхностью
       коренных и зубов мудрости.
      
       Ну а дальше,
      
       Не мне Вам, описывать.
       Что произошло дале.
      
       Неужели не понятно...
      
       Прямо кошмар какой-то.
       Кой-какой.
      
       Так длинно писал.
       Рука остыла.
       Спина утомилась.
       Пальцы затекли.
       На втором правом от указательного с неуказанием пальце, большой.
      
       Нет средний, но пренеприятный мозоль.
       Обкошмарится.
       А читателю все непонятно. Не внятно. Не ясно.
      
       Зачем вообще тогда писать...
      
       Пишешь.
       Пишешь.
       Натираешь корунда - грифелем бумага - дзэн.
       А все не принято.
       Неприятно.
      
       Один, значит, ухватил.
       Ну, Зоиньку (вникай, читатель перечитавший).
       Ухватил крепко.
       Сверху головы вместе со светло-русыми волосиками.
      
       Другой подставил деревянно окрашенный тяжелый табурет.
      
       Третий вскочил на табурет.
       Расстегнул пуговицы.
       Спустил штаны.
       Спустил черные семейно - зоновские трусы.
       И взялся руками за все, что там
       було...
      
       Опять не понятно?
      
       Задрал крайнюю
       плоть.
       Поводил по губам девичьим.
      
       Возбудил бескрайнюю
       безмозглую
       плоть.
      
       И медленно ввел.
       Поглубже.
      
       Внутрь Зои.
      
       До того состояния.
      
       Чтоб глаза навыкат.
      
       Полезли!..
      
       Их оральный,
       как теперь модно, современно, принято, сексуально говорить.
      
       В развитой до ужаса демократии.
       И в
       встающих дерьмо - кратиях.
       Акт.
       Проходил быстро.
      
       "Делали любовь"!
       Как кумиры брякают.
       Внедряя...
      
       Проходил быстро.
       На том спасибо.
      
       Прегромадное спасибо рекламе.
      
       Иначе...
      
       Ну, во-первых, они малолетки,
       во - вторых, зеки,
       в - третьих, педераста они средь своей камеры
       не определили.
       Не наделили.
       Не избили.
       Не умалили.
       Не опохмелили.
       Не учифирили...
      
       Есть люди,
       и есть масс, поп, стоп,
       культурка.
      
       Есть камеры,
       и иногда это камеры в виде преогромных королевско - элитных
       замков,
       дворцов.
      
       Но все равно камеры.
       Охрой выкрашенные.
       С масс, поп, демократиями.
      
       И внутри их уже не совсем
       людишки.
      
       Волки северные.
       Зека.
      
       Хоть они и в костюмах от Кордена, Рошаля, Гочча, Буша, Клинтона, Блеера, Милошевича, Путина, Хоснимубарека, ли Эйнштейна - Сахарова.
      
       Это не важно.
      
       Важно.
       Иное.
       Не преступи...
      
       Кого же винить,
       за то свинство.
      
       Какое они - "Малолетки"
      
       Вдесятером
       Учинили.
      
       Свинство!?
      
       Да разве все свиньи мира
       За всю историю свиней
       На земле адовой
       Такое себе
       Хоть раз
       Позволяли.
      
       И искать не надо.
       И думать.
      
       Нет.
       Свиньи этого себе никогда не позволяли.
      
       И гориллы не позволяли.
       И акулы не позволяли
       И змеи
       И скорпионы.
      
       Господи!!
       Да кто же мы?!!
      
       Ведем себя, как вирус.
      
       Вирусы уничтожают все.
      
       Но жестокие вирусы.
       Вирусы - скорости гибнут и сами,
       быстро уничтожая среду своего существования.
      
       Общежития.
      
       Землицу обетованную...
      
       Не зверье мы.
       Не люди.
       Не вирусы.
       Тогда кто??
      
       Этого не знает никто.
       Но думать об этом.
       Позволительно.
      
       Надо.
      
       Пока.
       Говорить.
      
       С громом говорить.
      
       Пока не поздно.
       Пока позволительно.
       Еще возможно.
      
       Только первый окончил
       процедуру на табурете.
      
       На нем уже стоял другой.
       Он уже не спускал робы и трусов.
      
       А прямо
       Стоячий
      
       Подготовленный
      
       Готовый
       Ввел.
      
       Опять до выката глаз девичьих.
      
       На блатном жаргоне
       эта почти хирургическая для юной
       Зоиньки - зайки солнечного,
       процедура называется "вафлить".
      
       Так народ темный,
       тюремный,
       зеки отмужланые
       называют данное,
       как им кажется, удовольствие-удивление.
      
       "Делали любовь "!!
       "Любовью занимались " - жужжат популярные сегодня дяди, тёти...
      
       Третий.
       Юный.
       Обвафлил Зое глазки.
      
       Не успел, как следует распорядиться,
       тем, что в нем от жизни никчемной накопилось...
      
       Дальше, еще несколько.
      
       Седьмой пошел по второму кругу.
      
       Матерый.
       Сибиряк.
       Волк.
      
       Он-то и устроил это
      
       Для себя и иных удовольствие-удовлетворение.
       Облегченное на удивление.
      
       Поправил ложку,
       подальше отстранив ее за зубы,
       уперев выпуклостью в левую щеку.
      
       Мастер.
      
       И приступил
       Опять.
       С легким постаныванием.
      
       Медленно.
       С расстановкой.
      
       Глубоко.
       До рвоты.
      
       Только рвоты у Зоиньки веснушчатой.
       Богоизбранницы.
       Не было.
      
       Натощак происходило все.
       Натощак.
      
       Из уголка рта,
       возле ложки,
       тонкой неровной полоской потекла кровь,
      
       глаза слезились.
      
       И слезы тоже скатывались по щекам,
       смешиваясь с желтоватой спермой и кровью,
      
       образуя желто-красные разводы.
      
       - Ну, ты, Гоша,
      
       глубоко,
       задыхнется, - прогундосил
       Сашка - кланцатый, очередной, крепко державший голову.
      
       -Ты лярва, носом дыхай,
       не дергайся,
       лучше будэ...
      
       Десять малолеток.
       Опорожнились.
       Облегчились.
      
       Знаю,
       Видел
       В порно индустрии США
       За деньги
       На проститутках рекорды ставят.
      
       По несчастью слабой их воли
       и одурманенности дермократиями.
      
       До трехсот самцов американских
       За двое суток.
       Без перерыва на сон
       Пропускают.
      
       Меж ног, конечно,
      
       ртом пока такое
       без перерыва не выдержать.
      
       Какие ваши годы.
       Скоро такие "рекорды"
       на американских и мировых олимпиадах
       Богу Олимпа, Бахусу и Меркурию
       При стадионах
       устраивать
       будут.
      
       Какие наши годы.
       Будет.
       Все.
      
       Еще не такое будет.
       Масс, Пресс, поп, медиа.
       Называется.
      
       Все будет.
      
       Рейтинг-лестница Дьявольская.
       Улыбка дьяволиная
       дьяволят.
      
       А тех иных,
       не согласен кто,
       засадят в дома сумасшедшие.
      
       Пожизненно.
       Без диагнозов.
       Суда.
       Следствия.
      
       Другим несогласным
       Чипы в голову
       Возле мозга
       Поставят.
      
       Не верите?
      
       Поинтересуйтесь. Сколько сейчас в мире преступников с чипами в голове.
      
       Точную информацию ищите.
       Без вранья человеческого.
       Снять чип нельзя.
      
       Потому как гражданского общества.
       В мире нет.
      
       Общественные организации - блеф.
       Защиты нищему большинству...
      
       Адвокатов.
       В мире нет.
      
       Независимость прессы - пол процента.
       Пока.
       Хотя зависимость
       От денег
       Всесильных.
       Вообще,
       сейчас тем более.
      
       Тем больнее...
      
       После случившегося.
       Когда зажил легко порванный ротик.
      
       Зоина нижняя губа стала всегда плотно прижиматься к зубам.
       Даже в глубоком сне.
      
       Смотреть на всех особей мужского пола (и на животных)
       она стала по-другому.
      
       Не могу подобрать слово.
      
       Плохо.
       Грустно.
       Мрачно.
      
       Нет.
      
       Нет в русском, славянском языке такого слова.
       Нет.
      
       Просто как-то не так.
       Иначе.
       Не как все.
      
       На лбу у нее появилась вертикальная дорожка тени.
      
       Причем не важно, есть ли солнечные зайцы с бликами.
      
       Или оно сокрыто.
      
       Солнце-то...
       Где-то делось...
      
       ***
       (...имена, названия не все правдивы).
       http://www.auau.tv .......... ил. "Гипно".
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шляхов Анатолий Анатольевич (mu@pop3.ru)
  • Обновлено: 03/07/2007. 28k. Статистика.
  • Статья: Великобритания
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка