Машерочка, деточка, Шурка,
влюбилась в тройного придурка,
а был он блатяра и урка,
маньяк, четвертной олигарх.
И наша наивная Шурочка,
сгорела в любви помпадурошной,
а всё потому что, тот жмурик...
Ведь он обещал ей Париж!
Но этот маньяк бессердечный,
что клялся в любови ей вечной,
в Рязани терзал её тело...
А после, когда надоела,
он душу её, как окурок,
своею ступнёй растоптал.
В тот миг, когда женщинка Шурка
услышала песню о Мурке,
застала движенья под буркой,
И то, как еёйный придурок...
Он грудь секретутки ласкал!! Ё-моё!
И вот она, новая Шурка,
На ней комиссарская шкурка,
Под шкуркой дедовские чувства.
...Он был генерал РККА.
А тут ещё маузер,
сцепка -
звезда на застиранной кепке,
которую дедушка Ленин,
прабабке её подарил.
И вот уже,
сердце - не камень,
в придурошном сердце не пламень,
а пули...
Визжит секретарша,
так это и ей поделом.
Ну что ж ты...
Ну, что ты наделала,
бесстрашная наша и смелая,
теперь тебе шить рукавицы
на зоне для кровных убийц.
Теперь тебе плакать ночами,
состариться чрезвычайно,
чифирить,
чинарить,
чихвостить
свою поламатую жизнь.
Но тетка с Единства России,
а дядька - он был прокурором,
и братик,
а братик из органов...
Спасли нашу бледную Шурочку,
Сказали, что...
Дурочка!
Дурочка!!!
Ну, что ты,
с такой вот,
возьмёшь...
Лечили...
Потом отпустили...
И снова забрали...
Страдала...
И словно свеча - угасала...
Вот так ей хотелось в Париж.