У него хорватское имя Анте. Но он привык быть Антоном. На нашу встречу в Брянске он пришел в форме полковника- моряка. Он и был когда-то советским моряком.
Но до этого - командиром разведки в партизанском Флоте тогда еще Югославии.
Антон Аралица и близко не помышлял, что почти всю жизнь проживет в России. Точнее, сначала в Советском Союзе...
-В 1941 году, когда Германия напала на Югославию и Хорватия сразу стала независимым фашистским государством, мне было 16 лет. Но до войны я уже вступил в молодежную коммунистическую организацию. Верил в социальную справедливость и светлое будущее всех трудящихся.
В моем районе,рядом с городом Задар, с ровесником- комсомольцем и коммунистом, втроем, мы сразу начали создавать подпольную организацию для борьбы. Без денег. Сами. Вокруг уже развертывались первые партизаны и на суше, и на островах.
В городах, где были рабочие,тот же Сплит или Риека, антифашисты имели силу, готовую объединяться. Но в районе Задара, который тогда принадлежал Италии и был свободной зоной, Меккой для контрабанды в Югославию,народ делился на хорватов и сербов. Или вообще был аполитичным. Жил себе и жил - все равно какая власть.Так что оказалось нелегко. Но постепенно находили людей и в селах появилась подпольные комитеты .
С нападением немцев на страну итальянцы заняли и присоединили к себе все хорватское побережье Югославии. Отца было мобилизовали,но не выдали даже формы. Вручили винтовку без патронов и ремня. Такая вот была армия... Многие выбросили оружие и остались дома.
Так что мы доставали вещи, продукты, собирали это оружие и отправляли партизанам. Боевые акции не проводили. Только однажды убили итальянского агента полиции. За это сразу обрушились репрессии. Моего друга- комсомольца и еще пять человек расстреляли.Так что боевые действия оставили партизанам.
В феврале 1943 года итальянцы меня арестовали и направили в концлагерь Молат на остров в Адриатике. Там мы, организовавшись, помогали умирающим от голода. На жаре нам давали пол-литра воды на всё в день. Я серьезно заболел и слег на несколько месяцев.
Но 15 сентября того же года Италия капитулировала. Мы разоружили охрану и ликвидировали лагерь. Вместо итальянцев в города пришли немцы, а в провинцию - хорватские фашисты-усташи. Это уже была совсем другая оккупация и власть.
Я вернулся в свою деревню и вступил в партизаны. Наш отряд мешал передвигаться между городами немцам и националистам. Устраивали засады и уходили в горы. Потом нас перебросили на острова и со временем отряд стал подразделением морской пехоты партизан.
Помню большую операцию против нас, в августе 1944 года, когда, зажав, с разных сторон наступали хорватские усташи и сербские националисты-четники. С боем мы отходили все выше и выше. Перевалили горы, к морю и перебрались на удаленный остров Вис. Вскоре в шторм мы подловили немецкое судно, полное продуктов.Так решили и эту проблему.
Когда вернулись к побережью, я продолжил заниматься координацией. Как-то в два часа ночи, в форме и с оружием, с гор переходил дорогу, направляясь в село на конспиративную встречу. Щел аккуратно и вдруг услышал кашель. Оказалось, что немецкие солдаты сидели буквально в десяти шагах, а я шел прямо на них. Знаете что немцы делали с пленными партизанами? Запихивали винтовку в рот и толкали сверху и вниз...
В нашем районе сербские и хорватские села стояли рядом. Были и смешанные. Мой школьный друг Сима Дубавич, который и привлек меня в комсомол, был командиром отряда в наших краях. Его звали " югославский Чапаев" за смелость и большие усы. Но, кстати,после распада Югославии он вдруг стал большим сербским патриотом и признал, что его партизаны участвовали в расстрелах коллаборационистов в Брайбурге, в Австрии. Всю жизнь убежденный коммунист, он вдруг стал набожным православным националистом. В партизанах же мы все были, как братья: и сербы, и хорваты. Это когда я налаживал связи между селами, то мог опасаться, что получишь нож или от тех, или от других. Четники и устраши тоже работали с населением.
В отрядах, а в конце 1943 года наших партизан было уже почти триста тысяч бойцов, мы все были едины.
Нас поддерживали и многие из тех, кто служил той власти.
Я дружил с одним. Он приехал в наше село в составе артиллерийской части усташей и, со временем, дал много информации и о них, и о немцах. Помогал. Потом почувствовал опасность и перешел к нам. Я, как разведчик, который с ним контактировал, давал ему рекомендацию. В партизанах он был тоже артиллеристом. А в 1955 году сбежал в Австралию, где связался с эмигрантами и снова стал усташом. Много лет спустя уже в новой Хорватии мы тепло встречались, вспоминали партизанское время. Подозреваю,что в Австралии он работал на Югославию. А в 90-х годах, когда страны не стало, вернулся в Хорватию. Его похоронили там, как заслуженного усташа. Пусть будет так...
Побережье Адриатики партизанский Штаб разбил на несколько больших секторов и мы стали создавали свой флот. Сначала это были рыбацкие лодки с пулеметом. Но постепенно, после капитуляции Италии, к нам прибавились 12 пароходов и двести моторных парусников. Флот перевозил беженцев и партизан, мы захватывали, иногда после кровавого штурма, острова.
К концу войны у нас было 17 больших вооруженных кораблей, 75 патрульных катеров и почти три тысячи своей морской пехоты.
Мне было 19 лет, когда почти за год до конца войны я стал начальником разведки партизанского флота своего сектора.
Видя, что теряют власть в Хорватии, усташи убивали многих из тех, кто помогал партизанам. В моей деревне они расстреляли 18 человек. Это в остальной Европе война кончилась 8-9 мая 1945 года. Партизаны и Красная армия взяли Загреб, столицу Хорватии, только 8 мая. Но накануне фашисты со своими семьями, со скарбом и бежавшие к ним сербские четники скопились, организовали колонну в десятки тысяч и пошли на Австрию, чтобы там сдаться англичанам.
Это везде уже был мир, а у нас он реально наступил только во второй половине мая.
Тогда до тридцати тысяч хорватских солдат и чиновников фашистской власти скопились у города Брайбург. А к Австрии пробивались еще. Англичане бежавших коллаборационистов передали партизанам.
В книжках пишут, что передали. Мол погрузили и отправили. На самом деле англичане не хотели возиться с помощниками нацистов и впустили, по договоренности, партизан на территорию Австрии. Там же, на месте, у Брайбурга, говорят, до пятнадцати тысяч союзников Гитлера партизаны и расстреляли. Усташей и четников. Цифры разные. Сегодня там ставят памятники и возводят молебны. Жестокая была война.
Но я лично помню только один случай расстрела без суда. Когда мы спускались после облавы с гор и переправились на остров Вис, то неожиданно захватили бывшего командира итальянского карательного батальона. Чернорубашечника. Он там отлеживался со сломанной ногой, бежав от авианалета союзников на Задар. Для нас он был военный преступник. Мы его не судили. Утопили и всё. Но больше расправ не было.
Так что нынешние упреки партизан в жестокости, как в Брайбурге, следует сначала адресовать усташам и четникам. Они несколько лет зверствовали в Югославии, вырезая сербов, евреев, цыган, коммунистов и тех, кто боролся против немцев.
В мае 1945 года меня направили в разведку Штаба всего Флота Югославии заниматься отбором кадров. И как-то через меня прошли три списка с именами кандидатов, кого направляли учится в военно- морские учебные заведения СССР. Со своим средним образованием я хотел уже учится. Мне разрешили вписать себя куда захочу.
Так, с января 1947 года, я стал курсантом высшего военно- морского училища имени Фрунзе в Ленинграде. Но вскоре, в 1948 году, Тито поссорился со Сталиным. Югославия искала свой путь в социализм. И те, кто учился в СССР и поддерживал его, на Родине подверглись репрессиям. Я решил не возвращаться.
Закончил учебу в военно- морском училище,был отличник, но из всех товарищей получил самое последнее место в советском флоте. В Астрахани. Хуже не было. Потом , со временем, добился, чтобы меня перевели на настоящий боевой корабль, уже в Баку. Служил я в Каспийской флотилии. Как-то оказался со своим кораблем опять в Астрахани и остановился у бывшего сослуживца. Тот рассказал, что к нему приходил человек из КГБ и спрашивал не видел ли он у меня... спрятанное оружие. Тот ответил - Видел. Кортик офицера флота.Ну что тут скажешь?
Не удивительно, что произошло потом с Советским Союзом. Если бы все коммунисты были, как тот мой астраханский друг, давно бы жили при коммунизме.
Конечно, за мной присматривали, думая, что я этакий ушлый югославский разведчик. А я не был ни югославским, ни советским. Помню, мой друг на корабле пришел и рассказал, что его вызывали в " особый отдел" и спрашивали почему мы дружим, что я говорю. Но меня не трогали. Так я и остался потом в Баку. Работал почти двадцать лет после демобилизации в университете, на кафедре гражданской обороны. Там тоже коллегу как-то вызывают и вербуют, чтоб он за мной смотрел. Его вызывают , а он мне докладывает, что спрашивали. Такие замечательные люди были.
Я и не возражал, что за мной смотрят, но чище бы надо им работать. Не так топорно.
Вот и выходит, что в партизанах было по- своему светлое время. Мы не щадили ни врагов, ни себя. У нас очень строго было в личной жизни. Например, спишь в хибарке, прижавшись от холода к партизанке, но чтобы ее тронуть... Невозможно. Накажут строго. Всё оставляли на после войны. Может у старших товарищей и была любовь, но молодежь в партизанах держала себя в руках. Не допускали. Всё - для борьбы и Победы. Потом учеба в военном училище в СССР.
Я впервые женщину узнал уже много лет после войны, когда встретил русскую девушку и женился. В 28 лет.
Мы были другими, идеалистами. Патриотами.Интернационалистами. О себе не думали.
Я подвез его ближе к дому, пятиэтажной " хрущевке" на окраине Брянска, куда он перебрался в 1997 году из Баку, ставшим вдруг чужим. Было видно насколько неожиданными и горькими для него стали кровавые конфликты между сербами и хорватами там, на Родине. Между азербайджанцами и армянами - здесь.... на Родине. Анте - Антон искренне и сейчас не понимает, как братские, по его мнению,народы вспыхнули вдруг ненавистью и злобой друг к другу. Летом он ездит в Хорватию, тоже домой, на море.
Я смотрел ему вслед, переходящими типичную русскую улицу спального района серых пятиэтажек, и вдруг подумал - Лично он всё-таки победил: и боролся за всеобщее братство, согласно убеждениям, и воевал за них вместе с теми,кого считал братьями, независимо от национальности. С такими же служил на Флоте, и затем преподавал на непыльной кафедре в тенистом, когда-то тоже интернациональном, Баку. Богатств не нажил, правда. Но таким, как он, всегда хватает то, что есть. Было бы здоровье...