Все, почти все, звали его Анатолий Иванович. А я, когда вокруг не было никого, Толик. Мы учились вместе, в юности. И нередко сидели в одной компании или вдвоем, за бутылкой вина, почти до утра. Я читал свои стихи. А Толик читал книги о писателях и поэтах. И говорил о них, о стихах и разные истории из их жизни. Своей-то еще не было.
- Здорово! Какой ты молодец! - восхищался я. И не только. Это много позже мне стало понятно, что читал он не слишком много таких книг и, поскольку память не засорял, то помнил много деталей, эпизодов и фраз. Потом еще одну какую-нибудь прочтет и сыплет, сыплет.
А мне Толик всегда перчил, чтоб не застаивался, одной и той же горстью - Неправильно ты делаешь. Нерационально. Что-то написал и показываешь. И отдаешь. О том, о сём. А потом снова. Надо не размениваться по- мелочам, тем более, на журналистику, а беречь и копить Слово. И, если писать, так одну книгу. Но главную и великую. Библию. В этом предназначение. Я вот сяду и напишу...
Потом на много лет мы с ним потерялись. Точнее, я.
А Толик так и жил в нашем городе, зацепившись за работу при каком-то журнале. Затем перешел на руководящую. И стал Анатолием Ивановичем. Получил от государства квартиру, оборудовал дома кабинет с книжными полками и шикарным баром. Подальше от глаз жены. Там мы с ним не часто, но временами попивали и неспешно беседовали.
Писал он отчеты, какие-то статьи,но иногда о поэтах или писателях. О тех, о ком можно или модно писать. Чтоб платили и замечали. Но, в основном, говорил. Тем, кто рядом.
Уже не девушкам, а женщинам.
- А ты зря растрачиваешься, - журил он меня, по- дружески, - Бесконечная работа, ненужные и неблагодарные люди, творчество какое-то, детей настрогал, не вздохнуть - не отдохнуть. А главное в жизни проходит мимо, ненаписанное...
- Да как-то не мешает и не скучно, - лениво отбивалс я, наливая нам по очередной порции виски из его бара. Мне это было можно. И даже разрешалось курить. Поскольку Толик берег здоровье, соблюдал диеты, ездил в санатории и занимался дома на тренажерах.
Курить я все равно выходил на балкон. Из уважения к нему.
Так мы и пересекались. Иногда. Тем более, что заботливая его жена приносила прямо в кабинет закуску, а то и хороший ужин. Толик ценил не только книги, но и достойную кухню. А главное, по мне, был действительно задушевным. Но и о своей работе не говорил.
Не о чем.
Однажды он показал, с гордостью, большой том в солидной обложке из натуральной кожи. На нем ничего не было написано, а страницы отливались чистотой и глянцем. Корочки обложки , сверху и снизу, закрепляла такая же кожаная дужка с довольно большим для книги позолоченным замком.
- Вот, гордо сказал он - Приобрел. Красиво же.
- Очень , - согласился я - Неужели...?
- Да, - прервал меня Толик - Буду каждый день или, как получится, но регулярно писать здесь большую и серьезную вещь. От руки. На компьютере набирать, а сюда заносить. О мире, и жизни, о себе, о тебе, обо всем на свете. Художественный роман. Настоящий, на века. Книгу Жизни. Название не скажу, рано. Но концепция, мысли, персонажи - всё уже здесь.
Он постучал себя по голове. Уже слегка поседевшей.
- Здорово! Какой ты молодец, - в который раз сказал я, порадовавшись.
Потом, бывая у него, мне всегда попадался на письменном столе, чуть в сторонке, этот его весомый и прекрасный переливами и орнаментом том.
- Чтоб перед глазами был и напоминал: не расслабляйся по мелочам суеты и ширпотреба, - пояснил как-то Толик. - Тебе первому потом и покажу.
Мне оставалось только восхищенно еще раз покачать головой.
А потом я снова надолго уехал, по работе и жизни, в другую страну. И вернулся, как уже бывало и прежде, только через шесть - семь лет. И мы виделись. Ненадолго , но, как обычно, у него дома, в кабинете.
И пили вискарь, и разговаривали пару часиков, оба занятые своим.
И я всегда видел на столе у него ту самую кожаную книгу, но не спрашивал, как идет работа. Зачем? Напишет и покажет.
Толик же, по прежнему, был еще более солидным, заматерелым и увесистым. На слово. При каких-то уже званиях и обойме соучастия в окололитературных тусовках.
А время шло своим чередом. Вернувшись как-то из дальней поездки по материкам и странам, я вспомнил, что мы не виделись года полтора и позвонил.
Трубку сначала взял незнакомый мужчина с неказистым голосом,но потом передал ее хозяйке.
- Толика уже нет с нами, - сказала она - Как случилось? Шел по улице и вдруг упал. Несколько дней еще боролся, но... Она замолчала. - Анатолий оставил для тебя кое-что. Подъезжай как-нибудь, забери. Раз он хотел...
Она сама открыла дверь, хотя из кабинета Толика вышел, по- хозяйски, какой-то мужик в его халате и нырнул обратно,небрежно кивнув мне, типа, привет. Мы переговорили на кухне подробнее, как это все произошло и где навестить Толика теперь.
Я забрал пакет с чем-то, завернутым в газету и поехал домой.
В пакете оказался увесистый кожаный том с солидным замком. Тот самый, главный. С романом - "библией". Но без ключа. Что меня не удивило. Толик всегда был щепетилен и скрытен по поводу своего творчества.
- Оно сакрально, - говорил он значительно - А ты вот своё не ценишь.
Открыть замок я сам не смог, поковырявшись в нем ножницами и шпильками. И вызвал специалиста- слесаря. Когда тот разобрался наконец и ушел, довольный, я сделал себе кофе, приготовил новую пачку сигарет, прикурил и поудобнее уселся в кресло.
Я был благодарен Толику за такое доверие, но понимал, что, как не последний журналист со связями и многими людьми вокруг, всегда найду кому передать для редактуры и, если надо, издания. И сделаю это, не отбрасывая и не оставляя далеко на потом. Книга Жизни, как- никак.
За солидной обложкой названия не было.
Я открыл дальше, еще дальше и пролистал, всматриваясь.
На меня смотрели, отливаясь девственным глянцем, бездонные, как темень в глазах, белые страницы....