У была несколько упрямая фамилия - Козел, особенно в написании, но те, кто его знал, ударение ставили на первый слог. Из приличия. В Воркуте его знали почти все, поскольку он был старожилом, а это на Севере многого стоит, хотя и мало значит.
Козела уважали за умение, аккуратность и молчаливость. В сталинские годы, в юности, он попал в один из здешних лагерей за родителей- врагов народа, слишком убежденных коммунистов. Они хотели всеобщего счастья для бедных и поэтому, беззаветные, плохо кончили. Он там слесарничал, выжил, потому что работал при театре заключенных, где было много звучных для того времени имен. А когда срок закончился, так и остался в городе, построенном на вечной мерзлоте и человеческих костях посреди тундры. Ехать было некуда, да и не к кому. Родители погибли, а родственники давно отказались, потерялись, да и где их искать, освободившемуся, со справкой, в далеком краю, пережившем немецкую оккупацию и войну?
Фамилию свою он менять не хотел из принципа. Фамилия - это единственное, что у него оставалось от близких, ушедших далеко, хотя временами казалось, что ближе некуда.
Козел имел золотые руки и много лет, чуть ли не с первого дня, работал оформителем на местном телевидении, где вечно холодная земля прятали запасы качественного угля, а люди, такие же как и он, согревались общением и работой. После войны здесь многие оставались, рожали детей и мечтали когда-нибудь, на пенсии, подкопив денег, перебраться на материк, то есть южнее, все равно куда, но к теплу. Козел тоже мечтал.
- А знаешь, кому я обязан своим первым приличным деньгам здесь, а Заполярье? - спросил он как-то, пригласив к себе домой, где его жена, тоже у нас, на телевидении, из семьи сосланных длинноязыких интеллигентов, всегда быстро и умело накрывала обильный стол для редких гостей. Они, бездетные, побаивались людей, потому как повидали всякое -Ты не поверишь. Первому нормальному заработку я обязан... Сталину, не к ночи будет имя помянуто.
А дело было так: в 1953 году, когда " хозяина" не стало, я жил в коммунальной квартире, с соседями. Тоже освобожденными. Мы тихо выпили по такому поводу, за новую жизнь и улеглись спать. Почти под утро в общую дверь квартиры кто-то решительно забарабанил. Так нагло в твою жизнь стучится только власть.
Из комнаты, подскочив, я с ужасом услышал, что спрашивают меня. - Ну, все , думаю. Опять... Или кто - то уже сообщил, что мы пили, радостные. Этого уже достаточно для нового срока.
Вошли трое. Строгие, но вежливые. - Собирайтесь, - говорят - Быстро. И инструмент с собой захватите.
- Какой? - спрашиваю, успокоившись немного - Я к тому времени слесарничал, и с гипсом работал, и лепил.
- Сами разберетесь. Здесь неразборчивые не живут.
Посадили в машину, как положено, сзади, двое по бокам. И мне снова поплохело.Темень вокруг, ночь, холод, а мне жарко. Привезли на единственную нашу площадь, вроде к своей конторе, но остановились в центре. А тогда перед административным зданием, там, где потом Ленина пригвоздили, стоял большой памятник Сталину.И вокруг него сплошные милиционеры и чекисты мельтешат. Лестницу прилаживают. Смотрю, а на Сталине нашем кто-то, неизвестный, телогрейку зэковскую, порвав, натянул на плечи. Одна рука, протянутая в небо, разбита, а на другой, остряки, котелок повесили. Начальство напугано,это они с нами смелые. Суетятся, молчат.Короче, дали мне задание - срочно заменить руку и сделать новую, гипсовую, а потом покрасить, чтоб не очень заметно было. Площадь оцепили и я начал работать. Сначала там, потом - в мастерской. Под присмотром, понятно. Чтоб один и ни с кем ни-ни. Сделал я кисть, приладил. Все остались довольны. Привезли потом домой. - На работу - говорят - Можешь пару дней не выходить, язык держи за зубами, водки дали, продукты.
Выпил я один, соседи не подходят, бояться спрашивать. Я и сам боюсь, хотя на душе радостно.
А через сутки - снова ночью в дверь постучались. Опять за мной приехали, всех переполошили. - Поехали , вождю уже нос отбили... Так я второй раз срочно над Сталиным колдовал. Потом к нему, болезному, охрану приставили, как темнело, пока совсем не убрали. От людей подальше. А мне премию выписали, понятно от кого, как за целый месяц работы. Так я , благодаря Сталину, первые свои деньги и отложил. Хотя, по совести, за такой праздник и бесплатно бы потрудился, сколько надо.
- Какой ты козел, Козел, - стреляла подведенными своими украинскими глазами его жена - Ребята уже из другого времени. Что им Сталин? Кому он сегодня нужен? Уже забыли. У них другая жизнь: и лучше, и веселее...
Я вспомнил Козела, эту историю и отогревшуюся от лагерей Воркуту, неподалеку от Северного Ледовитого океана, стоя в грузинском городе Гори, на его центральной площади, напротив внушительного памятника Сталину - едва ли не единственного, оставленного в целости на своем месте в Советском Союзе и после. Стоял себе и стоит.
С тех времен сохранился только еще один нетронутый памятник Вождю, куцый, но гордый, в маленьком поселке, в Казахстане.
Однако даже в Гори высотный Сталин маячит уже давно не как символ, а скорее историческая реликвия, даже раритет, не более. Словно, сохраненный с тех еще времен, Его музей здесь же, неподалеку, где симпатичная девушка из сувенирной лавки с кокетливым синим беретом одета в форму работника НКВД , чтобы помнили, а рядом с музеем дом, точнее, копия, где Вождь, несусветный, когда-то вылез на свет.
Кого только не рожают в этом мире женщины, отмучавшись сдуру: и людей, и нелюдей. И маленьких праведников, как правило, с трагической судьбой, и великих преступников. С ней же, неразборчивой.
В самом конце 2о-го века и активно в начале 21-го, вдруг запестрели, в основном по России,вытащенные из запасников бюсты Сталина и даже вскрылся небольшой именной Его музей в Волгограде. Здесь Сталин - нередко ностальгия по величию державы. Есть бюсты в Украине, от закоулков парков до психбольницы, и в Беларуси. Но это все отливается серой серебрянной краской, как дань эпохе СССР , а не коленопреклоненная святыня. В той же независимой Грузии сегодня 18 памятников, главным образом, бюстов Сталину. Земляк есть земляк. Даже если он ужасный, потому и великий.
В музее в Гори много, что есть: и специальный вагон Вождя, и мебель из его кабинета, и личные вещи. Беспристрастная фотобиография и отдельная экспозиция копии посмертной маски. И еще, подарки Сталину в виде картин с его изображением, милых мелочей и красивых ковров от благодарных народов и их представителей, в лице отдельных лидеров и, всегда востребованных, мастеров трепетного паркетного искусства.
Не исключено, есть такие планы, что этот музей станет основой нового музея российской оккупации и экспозиции придется потесниться. В любом случае, сегодня это единственный в мире настоящий, во времении и по экспонатам, музей Сталина.
Главный проспект города со времен царствования Вождя на одной шестой части суши скромно называется его именем. Только сегодня эта надпись на домах пишется по- грузински и на английском. Сталин - авеню. За спиной у памятника городской муниципалитет в доме, удивительно напоминающий куполом берлинский рейхстаг в миниатюре.Тоже реликвия.
Но молодежь, даже в Гори, на родине Сталина, у нему относится скорее никак, чем " как-то". Был - и был. Тоже грузин. Большой был начальник. Народами правил. Туристическая аттракция. - С одной стороны, - говорили мне те, кто чуть постарше - Он наш земляк и руководил большой страной. С другой, мы знаем о репрессиях. Но в Грузии, в разных местах, я слышал, что имя Сталина молодежь сегодня не волнует. Как Кромвель - англичан. Или Иван Грозный - русских. У очень старшего поколения отношение разное: есть те, кто его отвергает. Достаточно среди них и тех, кто Сталина уважает, но только как великую историческую личность. И без пены у рта.
C такой пеной только лицо пачкается и порезаться можно
Так же тихо в древнем грузинском селе, знаменитом в этих краях своим вином, двое стариков, еще до распада Советского Союза, собрали частный музей Вождя. Из уважения. У когтистой водоворотами горной речки, на отдельной веранде своего большого, но уже запущенного от старости дома.
Когда я приехал к ним, дед лежал тяжело больной, не вставая. А его жена, семидесяти семи лет, по имени Жужа красила во дворе волосы, у домашнего родника, бьющего из открытой пасти барельефного льва. Позади, на веревке сушились большие шмотья сала, а побеги винограда, еще без листвы, обвивали все вокруг, беспощадные.
В Грузии не откажут гостю и, смутившись поначалу, Жужа вскоре накинула на голову платок и повела через длинный домашний мостик - к заветной веранде. Они с мужем собрали там фотографии Сталина и его цитат, портреты, когда-то висевшие в клубах, и несколько бюстов. Гордостью этого музея стала металлическая стенка, которую они когда-то специально заказали и заплатили за нее. С одного ракурса там - портрет молодого Вождя, с другого - уже пожилого.
- Меня спрашивали односельчане, зачем я заказала этот портрет, - пояснила бабушка - Почем именно Сталина, а не Брежнева, например. Я ответила, что Брежнева много кто рисует и фотографирует, а у Сталина осталась я одна.
- Мой отец, - продолжала Жужа на грузинском, поскольку плохо говорит по- русски - Был репрессирован в сталинское время. Он не успел заплатить за что-то государству всего 70 рублей, протянул с оплатой три дня. Потом отнес, но было поздно. Его арестовали и осудили на семь лет. В тюрьму, здесь же, в Грузии. Но, когда вскоре после смерти Сталина, отца отпустили, я пошла встречать его. И в руках у него была только небольшая котомка. А в ней, среди немногих вещей, он хранил портрет, лежащего уже в гробу Вождя. Так он любил Сталина, даже в тюрьме.
Жужа всю жизнь проработала в музыкальной школе в этом селе учителем игры на фортепьяно и директором. Бодрая для своих лет, внутренне свободная и одинокая, вместе с уходящим уже мужем, в этом большом доме она считает Сталина великим на все времена.
- За что вы его так уважаете?
- Вы наверное знаете, - объясняет Жужа - Имя грузинского героя Георгия Саакадзе? Я конечно же кивнул,осознав, и она продолжила - В 17 веке он был великий воин. Персидский шах Аббас тогда хотел переселить грузин и захватить страну.И он взял в заложники сына Саакадзе, чтобы великий воин помог персам. Но Георгий поднял бунт и разгромил армию Аббаса. Тогда шах в гневе отрубил голову сына Саакадзе и послал ее отцу. Сталин тоже пожертвовал своим сыном. Почему мы не можем и его за это уважать?
В домашнем музее самым дорогим экспонатом Жужа считает письмо, которое ее дядя получил лично от Сталина. В детстве они учились вместе в школе. Но уже после войны здесь, в селе, наступили тяжелые времена и дядя набрался смелости и написал письмо Вождю, напомнил о себе и попросил помощи, в смысле, денег, три тысячи рублей. И Сталин ответил. В этом письме, - поясняет, волнуясь, Жужа - Вождь написал, что он посылает бывшему однокласснику и другу детства две тысячи. Больше от себя лично он никак не может дать. Больше нет. Но еще одну, третью тысячу рублей , он все-таки посылает, но в долг и надеется, что товарищ его вернет.
- Вот какой он был, Сталин - говорит бабушка. Но она не жалеет, что распался Советский Союз, которым почти тридцать лет руководил ее кумир. - Я за независимую Грузию и Россию не люблю. Люблю Сталина.
Жужа не обращает внимания, что некоторые соседи считают все это чудачеством и волнуется, что после ее смерти все её экспонаты просто выбросят или растащут. Поэтому она на кладбище, вопреки христианским канонам, из последних денег уже строит склеп, куда, рядом с ней, должны поместить все предметы музея. Она хочет лежать рядом со Сталиным. Видимо, так и будет.
Мы прощаемся и бабушка приглашает приехать летом - Тогда и зелено, и красиво, и можно вином вас угостить, - беспокоится она, что показалась не гостеприимной.
Я благодарю её, но, если честно, чувствую, что уже немного захмелел от портретов и образов Сталина. Хочется на землю, проветриться и опохмелиться - здесь же, неподалеку, где угодно, мест достаточно. Ведь я все-таки в Грузии, где ,по правде, Сталин - не предмет для разговора или особой гордости. Здесь издревле гордятся замечательными крестьянскими винами и обильными дружескими посиделками, чтобы пить, есть, приятно разговаривать и сидеть. Долго сидеть. Но - за столом и без охраны.
И спасибо товарищу Сталину за мое счастливое детство.