Интересно, есть все-таки у человека ангел- хранитель? Или это просто так, Бужумбура? Столица Бурунди.
За три месяца до демобилизации из армии я хорошо устроился в жизни. Мне носили обеды в постель, книги, меняли чистое белье, ласковая медсестричка баловала регулярными ночными дежурствами . Ко мне вернулась устойчивая, как утреннее солдатское пробуждение, вера в лучшее. Словно кто-то оберегал, давая отдохнуть и выспаться. Никто от меня ничего не хотел, а я - тем более, считая оставшиеся до свободы дни.
В тот августовский вечер мы закончили работы на трассе, закинули в машину лопаты и ломы, а затем, не оглядываясь на уже ровные отрыхтованные рельсы, залезли в кузов. Ничего нового, еще один сгоревший в бессмысленности день, украденный из нашей жизни. Подчинение, переходящее в пофигизм, как форма защиты и инстинкт самосохранения, устремленный в завтра.
Мы, озверевшие к ужину, сняли гимнастерки и вскоре уже подставляли кто спину, кто лицо, кто плечо несущемуся навстречу ветру. Теплому, как тела нарисованного воображением девчонок. Недосягаемых и потому еще более близких.
Говорить было невозможно, да и не хотелось, Каждый, независимо от призыва, глядя на пролетающие мимо строения и деревни, думал о доме или ни о чем, пусто. Свою школу йоги мы уже прошли, на то она и армия, а о Родине за нас думали другие.
Дорога, в отличие от солдата, была свободна и наш грузовик, как наполненное лукошко, гнал на пределе своих возможностей, опаздывая к ужину. Позже оказалось, что кузов обязан закрываться от посторонних глаз брезентом . Так положено по технике безопасности и правилами их уставов, написанных специально для таких идиотов, как мы. Но машина была открыта, и это нас спасло.
В какой-то момент, секунду, но я ее хорошо помню, горизонт почему-то вильнул в сторону, потом - в другую. Один борт приподнялся, наклонился, заставив нас ухватиться покрепче. Но в следующее мгновение мы уже летели куда-то, каждый своей дорогой, быстро и легко, как брызги под тяжелой ладонью. " Вспышка слева, вспышка справа..."
Нас выбросило, волоча, метров на двести, рассыпав вдоль кювета, благо там не было ни столбов, ни деревьев. Сама машина, перевернувшись два раза, лежала колесами вверх. Водитель и сопровождающий лейтенантик отделались легкими царапинами. Двое из нас были в тяжелом состоянии, повредив, как оказалось позвоночник и шею, остальные - кто как.
Когда я вернулся на землю, оттого, что кто- то начал меня поднимать, задев руку, вокруг уже было много машин и людей. Интересно же. Одни из ребят еще лежали, другие сидели, раскачиваясь и ничего не видя. - Можешь встать? - спросил, испуганно глядя на меня, какой-то невидимый. - Попробую... Голова кружилось и подташнивало. Тело и лицо горели, ободранные.
- Ангел - хранитель у тебя есть, - сказал веселый доктор в военном госпитале после осмотра и рентгенов, - Через месяц встанешь. - А Он? - спросил я, еще обалдевший. - Кто Он? - прикинулся шлангом доктор. - Мой генерал, - Я опустил глаза - Стоять будет? Мне на дембель через пару месяцев... - В палату для тяжелобольных , - хмыкнул доктор- И успокоительное...
Двое суток я не мог сомкнуть глаз и повернуться. Но еду приносили прямо в постель, между капельницами и мне это понравилось. Через неделю ребята написали за меня, сам не мог, письмо к родственникам, единственным и, бывает же такое, живущим в этом замечательном городе, Саратове, куда меня приперли из Монголии и Забайкальской тайги. Тетка, охая, обходила вокруг и боялась притронуться. Она была очень добрая и всю жизнь проработала в одном месте - нянечокй в детском саду. Потому и жила небогато, в частном доме из одной комнаты. Сестра- кузина привезла "Бравого солдата Швейка", заказанного в записке. На одной руке у нее не было трех пальцев. В пятнадцать лет, на школьных каникулах, она пошла на хлебобулочный завод, подработать, чтобы помочь матери. Рука попала в механизм. Потом она вышла замуж за азербайджанского парня, из Нахичевани, родила. Жили, вроде, неплохо.
Тетя уже умерла, а сестра в начале века покончила с собой. Не выдержала блядства новой российской жизни. Или - просто блядства, не знаю. Это на Руси святое, вне времени. А ангелы- хранители бывают не у всех и не навсегда, Наверное, они тоже от себя не зависят.
Но тогда, окрыленный жизнью, еще через неделю я покавылял ночью на охоту - к дежурной медсестре и под утро уговорил ее, сердобольную, уединиться в служебной комнате, у стенки, на десять минут. Мне хватило трех, скороспелых. Так ничего и не поняв, я затем свинтил на дрожащих коленках в палату и свалиться, заснув. Позже все утряслось и даже уложилось к график, через две ночи - на третью.Мой ангел хранил нас от посторонних языкатых глаз.
В ту солдатскую ночь у меня вдург прорвался аппетит, и очень захотелось яичницы. Впервые за два года появилось уже забытое " хочу". Я явно поправлялся к жизни. Медсестра, почти родная, вынесла откуда-то мою же форменку, украшенную аппликацией подсохших кровавых брызг и сапоги. Палату для тяжелобольных почти не осматривали, вещи можно было спрятать под одеялом, и наутро я вышел по двор госпиталя. В самоволку. А что, ждать милостей от природы? Она и осеняла.
У каменного, но не высокого забора переоделся и попросил каких-то больных на прогулке, тихих до умопомрачения, помочь залезть на стену. Рука была еще перевязана и плохо двигалась. Ребята подсадили меня, оглядываясь по сторонам, чтобы нас не застукали, а я оказался наверху, полулежа, потому что слезть сам тоже не мог.
И стал окликать, возвышенный - Люди!
Двое прохожих, глянув на повязки и густо поцарапанное лицо, шарахнулись в сторону, бегом. Третий, с крепкими нервами, все понял и снял меня с забора. Затем трамвай - и тетушка уже жарила яичницу из четырех яиц и наливала в стакан настоящие деревенские сливки. Я ел, соскучившись, и чувствовал повсюду высшую силу: внизу, у себя и наверху, над собой. Так становятся верующими. Но они вряд ли знают,пережив, что такое армия.
Обратно на забор меня подсаживали всем домом. Вместе с ангелом- хранителем, который потом много лет не оставлял меня, затерянным.
Все в госпитале было здорово, хотя и не на свежем воздухе при рельсах и с лопатой в руках . Сентябрь уже навевал скорую песню дембеля - апофеоз исполненного солдатского долга в самом прямом, то есть извращенном виде, возвращения.
Но однажды я вышел в коридор покурить, после завтрака, обновленный солнцем и еще одним уходящим днем. Спокойный и расслабленный. Неожиданно мимо пробежали несколько врачей, галопом, вслед за каким-то дядькой, тоже в белом халате, без знаков различия. Врачи, нередко, еще более больны, чем те, кого они лечат. Только прячут это, камуфлируя. Дядька в белом резко остановился, почти проскочив, и спросил меня, строго
- Воин, вы почему здесь курите? Здесь нельзя.
- Да, вот - показываю ему, тормозу - Урна стоит. Как вы думаете, для чего?
- Сказано, нельзя, - он почему - то даже покраснел от своей наглости, не живется же некоторым спокойно.
- А вы что, - я опустил сигарету, послушный - Пожарник?
Он зачем-то выпучил глаза и орал минут пять, буйный. И вдобавок оказался начальником госпиталя, чуть ли не генералом.
Странные люди иногда встречаются.Больные, но за здорово живешь. Они думают, что их бирюльки на лбу написаны.
Наутро меня срочно собрали, выписали и направили обратно в часть. Думали, что наказали, избавив от себя. А мне -то,какая разница, где отбывать последние армейские месяцы? В части даже интересней. Особенно, отоспавшись, в волю и уже поверив в своего ангела - хранителя, который - и за отца, и сына, и святого духа.
А не просто так, Бужумбура. Столица Бурунди...