С памятью у меня плохо. На лица. Если кого раз увидел - ни за что не узнаю. Если давно не видел - забуду.
Но это - к слову. Учился я в 10-м классе, и на каком-то школьном сборе показали нам спектакль.
Играли свои же старшеклассники. Лезли на трибуну и кричали:
"Кончайте войну!
Довольно! Будет!" и т.д.
А я всю жизнь хотел в театр и ничего не знал?!
Обидно!
Навел справки, сказали - приходи. Пришел. Режиссер - черный, в очках и, кажется, с бородкой. Дал мне реплику: “Надо же и семечки, не всем же арбуз". Я ее и так и сяк говорил, все не так.
- Знаешь, - сказал он мне, - ты больше не приходи.
Я и ушел.
Поступил в Университет. После экзаменов Голубев и другие устроили нам собеседование. Он мне говорит: "Ты чего сюда пришел - математику учить или в СТЭМ ходить?". Я решил совмещать. "Тогда еще и в театр пойдешь" - сказал он.
И я оказался в Литературном Театре.
Смотрю - ходят по сцене актеры и кричат: "Кончайте войну! Довольно! Будет!" и т.д.
Пригляделся к режиссеру, а он черный, в очках и, точно, с бородкой. Все, думаю, щас как выгонит.
Но он, видно, меня забыл. Так я и остался. На 11 лет.
А через четыре года случайно узнал, что в школе режиссером был наш актер Егоров.
Такие дела.
Как из меня не получился Ромео.
Ставили мы "Только влюбленный". Взял Михайлов "Ромео и Джульетту", сцену на балконе, разбил на 6 кусков и сделал 6 пар Ромео и Джульетт. Мол, каждый из нас сам себе Ромео и сама себе Джульетта.
В одну пару попал я с Кайдановой. Кайданова была звезда. Она только что классно сыграла шлюху в натуре в "Марше Мендельсона", получила почетное звание "Лучшей проститутки Театра" и никак не могла отойти от роли. Попробуй, отойди!
И училась она на четвертом курсе.
А мне только восемнадцать стукнуло. И играл я обычно робких, очень робких и придурковатых.
И вот выбегаем мы на сцену.
Я закатываю глаза и срывающимся тенорком спрашиваю:
"Ужель не уплатив, меня покинешь?".
Она смотрит на меня удивленно (кто кому платить-то должен?) и брезгливо отвечает:
"Какой же платы хочешь ты сегодня?".
- Любовной клятвы, - кричу я скороговоркой и глупо добавляю:
- За мою, в обмен.
При этом почему-то педалирую слово "обмен".
- Ее дала я раньше, чем просил ты, - с сожалением говорит Лена и мечтательно добавляет:
- Но хорошо б ее обратно взять.
- Обратно взять? - пугаюсь я. - Зачем, любовь моя?
- Что б искренне вернуть ее тебе - швыряет она мне в лицо и мы разбегаемся.
Глянул на это безобразие Михайлов пару раз, и осталось в спектакле 5 Ромео и 5 Джульетт.
Как Михальченко и Савостин девочку Эллочку из театра выгнали.
Жила-была на Физмате девочка Эллочка. По-другому ее не называли. Во первых, от нее всегда шли флюиды доброжелательности и хорошего настроения, во-вторых, при ней нельзя было ни спошлить, ни ругнуться. Язык не поворачивался.
Девочка Эллочка была прекрасная актриса. Как какой концерт х/самодеятельности или в пионерлагере, где мы с Кошелевым подыграть попросим - высокий класс! Талант!
Но в СТЭМ не ходила - потому что там все пьяницы, охальники и развратники.
Тогда мы с Валерой решили ее уговорить в Литтеатр ходить - коллектив там большой, может и не все пьют-матерятся, иногда даже спектакли ставят, а на остальных можно забиться в угол и не обращать внимания.
Рискнула она и пришла.
В это время Савостин ставил "Песню о ветре". И договорились с воинской частью на получение списанных сапог и формы.
Так вот, сидим мы с девочкой Эллочкой в зале, подходит к нам Савостин, глянул на нее мельком и говорит: "Мужики, быстро, размеры обуви и членов".
Эллочка тихо встает и идет в "восьмую", где женщины собирались. Они-то таких слов не произносят.
Минут пять там провела, вдруг вылетает, одевается молча и бегом в свое общежитие.
Оказывается в "восьмой" Михальченко рассуждала о половых качествах мужской части труппы.
Вот и занимайся в таком театре искусством.
Как Левченко стал трезвым.
Однажды мы что-то отмечали.
Однажды? Гм... Ну, ладно.
В этот раз нас пригласила к себе Лена Попова. А у нее папа - преподаватель Университета. У-у-у! Решили - на столе не больше одной бутылки. Ни-ни! Остальные под столом.
И вот: сидит большая компания, человек этак ...надцать, а на столе - одна бутылка. Папа мимо ходит, все ему улыбаются, быстро хмелеют, а на столе - одна бутылка.
Уже под столом все кончилось, Лена в папин бар залезла, всем оч-чень весело, папа сильно удивляется, а на столе - одна бутылка.
Тут музыку включили, танцевать пошли. А Вовка Левченко решил всех обмануть. Он решил трезвым стать. Он решил холодный душ принять. Он такую передачу по радио слышал: примешь холодный душ, все будут пьяными, а ты трезвым. Потеха!
Решил - и принял.
Очень холодный душ. И вышел - трезвым!
Но не одетым...
Вот и верь после этого медицине.
Бальга.
На Бальгу все ездили как бы с концертами. И все брали с собой. Однажды Гука смутил воду, что всем не хватит. И всем не хватило.
С тех пор сдавали строго по норме. Сдавали мне. Как самому непьющему.
Я все делил на три части. С половиной. Самое гадкое, на что и смотреть было страшно, не то что пить, оставлял под рукой. Остальное прятал. Тут за мной начинали ходить двое - трое, которые не могли больше. Я с полчаса менжевался, а потом ту гадость выдавал. Все были довольны.
Потом были спортивные игры, потом напивались, потом, кто нашел - уходили, остальные у костра песни пели. Потом кто перепил, шли купаться при луне, а кто недопил, спать ложились. Спал мало кто.
Утром приезжали какие-то рыбаки, и им что-то зачем-то показывали. При этом кто-нибудь, назначенный на главную роль, настолько забывал текст, что слова не мог выговорить. И 40-минутная программа сокращалась до 5-минутной.
Рыбаки были довольны. На что им та программа?
Хорошее было время. Сейчас, наверное, на Бальге не так. Спиртное дорогое, и многие спать ложатся.
Впрочем, все это мне только кажется. И я в этом сильно сомневаюсь.
Копылова.
Однажды мы с Зининым напились (с Зининым мы напивались редко), и он сказал: Слушай у меня два билета на Рижский Кукольный а идти некогда.
Я и купил, при этом мы оба потеряли все деньги.
Купил я билеты и думаю, с кем бы пойти. С Кошелевым неохота, а конкретной дамы в Калининграде у меня в тот момент не было.
Приглашу, - думаю, - или Юлю Смышникову или Клару Шехтман. Кто раньше на репетицию придет.
Раньше пришла Клара. И вроде даже обрадовалась. Зашел я за ней в общежитие - сидит там симпатичная маленького роста девочка в очках, предлагает подождать, мол, Клара сейчас будет. А я, вдруг, начинаю понимать, что не ту пригласил. Да уже поздно.
Чуть позже, после какого-то факультетского вечера, остался на танцы. И снова увидел ту девушку. А вокруг нее Вейхман с Клевцуром не отходя. Ну, приятели все же, подошел, спросил - однокурсница их оказалась - Лиля Копылова.
Оттер их и стал танцевать только с ней. Они обижались и в перерывах говорили мне, что это не по-товарищески. Я не слушал. Потом подошел ко мне Кошелев и говорит - Зря ты это. У ней день и ночь Воеводин с Кузьминым друг друга отпихивают.
- Ну и что?
- Так они ж живут рядом, вообще оттуда не уходят, так что ты без шансов.
Я подумал - логично, и исчез.
Вот такой вот был дурак...
А почему был?..
Лерман.
Лермана знают все.
Если вы случайно встретили калининградца, который живет в другом районе, учился в других местах, работает по совершенно иному профилю, имеет абсолютно другие вкусы и интересы, при этом у вас разница в возрасте лет 40 и вы никогда, даже случайно, не оказывались ранее в одном и том же месте, значит у вас есть один общий знакомый. Это - Лерман.
Лермана нельзя забыть.
Моя мама видела в квартире добрую сотню литтеатровцев, причем многих часто, а Лермана - однажды, но именно его-то и запомнила на всю жизнь.
Лерман соткан из противоречий.
Если он не умеет петь и играть на музыкальных инструментах, значит именно он едет на музыкальный слет от КСП. Если ему жить нельзя без Литературного, значит, лучшие молодые годы он проводит вне его стен.
Если он любит только Сачкова, то женится как раз наоборот, на Ирине.
Лерман - это Лерман.
И этим все сказано.
И больше тут ничего не добавишь.
P.S. Сейчас он живет в Ляйпциге. С бургомистром на дружеской ноге. Когда я туда заезжаю, мои бывшие знакомые по общежитию пытаются нас познакомить. Говорят, все еще есть один вьетнамец и два иранца, которые о нем не слышали. Верится с трудом.
Шепелев.
Он появился на сцене в первый раз, и все сразу увидели - талант!
Он появился во второй раз, и все увидели - большой талант!
В третий раз на сцену вышла звезда.
Ах, у него было больное самолюбие.
Я обожал ставить с ним миниатюры.
Режиссировать было не надо. Надо было найти вещь на двоих, ударную роль отдать ему, а себе оставить подыгрыш. Успех - гарантирован. Однажды более смешная роль досталась мне. Мы сыграли это один раз, и повторять он под разными предлогами отказывался.
У него было слишком больное самолюбие.
Ему не хватило ролей или режиссера, который ставил бы только на него. Возвращения Воеводина он не пережил.
А жаль! Это был потрясающий актер.
Если б у него было здоровое самолюбие...
Штерн.
Полину просто так было замуж не взять. Она была себе на уме, остра на язык, характер имела решительный, добрый, но стервозный.
Многие обижались, иные садились в лужу, остальные топтались рядом безрезультатно.
И тогда приехал Штерн.
Он был решителен до наглости, самоуверен до хамства и обаятелен без меры. Полину в ЗАГС увез обманом.
Потом долго менял ей характер. Она сопротивлялась, но ничего не могла поделать.
Штерн нравился всем. Даже тем, кому не нравился.
Меня ему представили как лучшего друга. Штерн поздравил меня со своей женитьбой и объявил, что он приглашает себя ко мне в гости.
В подъезде он велел нам остаться и погулять минут пять. Мы выдержали три. Поднявшись, обнаружили его на кухне.
Он пил чай с моими родителями и был их лучшим другом.
Сейчас он в Канаде.
Если его там изберут президентом, я не удивлюсь.
Как веселая компания Новый год встpенула.
На Новый Год был обязательный концерт. Чегой-то там от дворца. А после концерта надо было сцену готовить к своему чему-то. Задник вешать. Ну, в концерте от нас одна-две миниатюры были, отыграли их и думаем: по такому поводу надо выпить.
- А задник? - это Сергей Кузьмин спрашивает. - Нас вон Сухов и девочки ждут.
- Подождут, - отвечаем мы. Мы - это Воеводин, Игорь Кузьмин, Кошелев и я.
- Мы играли, устали, в волнении, вот выпьем, тогда и за задник.
- Нет, - это опять Сергей, - Дело превыше всего.
- Да пошел ты...
И мы пошли по пиву. Но обиделись мы на Сергея. Крепко обиделись. Поэтому к пиву водки примешали. Сказали друг другу что о нем думаем. Возвращаемся. Стоит он на входе, встречает. Он тоже обиделся, к заднику не пошел, в буфете вина принял.
- Проходите, - говорит, - великие актеры, на всякое говно не смотрите, дайте мне в морду. Тут Игорь ему и дал.
Чего было... Михайлов празднование Нового года отменил, Игоря из театра навсегда выгнал. С гневной речью. Остальным дал условно. Месяца через два остыл, говорит Воеводину, мол, пусть возвращается. Тот круглые глаза сделал: - Вы ж его так громко выгнали, надо и вернуть так же.
Крякнул Михайлов, и Игорь так и не вернулся.
Феллини по польскому каналу.
Мало того, что мы все вечера на репетиции ходили и где-то там учились, так мы еще и по выходным собирались. Вместе не скучно было, а других не надо. Чего только не выдумывали! Вот помню пивной путч у Масловской. Дед ее вместо люстры вокруг лампочки сушеную рыбу развесил, сочинили про пиво стихи и песни, разливали из кастрюли половником. Класс был!
То на поэтические вечера собирались. Французский вечер (французская поэзия всех веков, дамы под именами Жужу, Мими и т.п. и одеты соответственно, мужчины - a la aristocrate) или русский вечер (сарафаны и косоворотки, напитки согласно теме вечера соответственно), то солдатский вечер (спитой чай и картошка в мундирах). Потом у Воеводиных стали разыгрываться спектакли без пьесы. Выдумываем общую тему, каждый себе образ и - поехали. Лилька обычно "От автора": как все в тупик зайдут, объявляет: входит такой-то, и - дальше. Помню пьесу "Прорыв" о прорыве пивопpовода. Затыкали ртом под руководством первого секретаря, а кто уже не мог, тех расстреливали. Новый год встретили в чукотской яранге, Воеводины - чукчи-хозяева, С.Кузьмин - командир секретного объекта, Солодовникова - итальянская туристка, Сухов - студент, собиратель фольклора, кто-то (Лерман?) был басмачом, скрывающимся здесь от Советской власти, я - китайцем, пошедшим собирать женьшень и заблудившимся. Остальные - не помню. Кроме того на входе тащили жребий и кому-то выпало быть шпионом, а кому-то чекистом.
Солодовникова всех соблазняла. Кузьмин громогласно объявлял, что никому не скажет, что его секретный объект в 5 километрах к северо-западу у сосны. Резуев ходил с гадкой мордой, его скрутили, оказалось, что он по ошибке решил, что он шпион, а шпионом была Солодовникова, чего никто не понял: соблазняет и соблазняет. Ольга Кузьмина показывала чукотский стриптиз: долго с себя все снимала, под конец осталась в меховой цигейке с нашитым сверху лифчиком.
Я уж не вспоминаю про всевозможные свадьбы и именины.
А однажды собрались ко мне Феллини смотреть. По Польше. Полина обещала все перевести.
Антенна была так себе. Погода плохая, на экране - снег, ничего не видно. Фильм по Эдгару По, из трех новелл. первые две (Р.Вадима и Д.Лоузи) кое-как поняли. А Феллиниевскую - никак. Аж головы заболели. А Васильева совсем слегла. Расстроились, стали песню писать про неудачный просмотр. В основном Полина и я. Получилось так себе, но запомнилось:
Вот гляжу я в телевизер, вижу мизер:
Там девица с пышным бюстом, дальше пусто.
Потому что оказало разлагающее действо
Это ваше буржуазное искусство.
А теперь в Советской книге вижу фигу
Прочитаю пару строк и очень грустно.
Потому что оказало разлагающее действо
Это ваше буржуазное искусство.
А Васильева в постели еле-еле.
Вот лежит она одна, ей очень грустно.
Потому что оказало разлагающее действо
Это ваше буржуазное искусство.
Как Смирнов в мою сестру влюбился.
Было это в восьмидесятом. Шла Московская Олимпиада. Ее по телевизору с утра до вечера показывали. Я, как дурак, с утра до вечера смотрел. Пока не обалдел. В это время стал к нам домой Смирнов ходить. Особо друзьями мы тогда не были, так, на репетициях встречались. Придет, посидит, телевизор посмотрит, идет в другую комнату, к сестре. Я как-то оторвался от телевизора, ее спрашиваю:
- Чего он к тебе ходит?
- Не знаю, - говорит, - может, влюбился?
- А что делает?
- Сидит, молчит.
Молчать Саша умеет. Никто в театре так не умеет молчать, как Смиpнов. Замечательно молчит!
Через недельку я его к слову и спрашиваю: Как ты думаешь, сколько моей сестре лет?
Он очень удивился вопросу.
- Не знаю, - говорит, - девятнадцать, наверное.
- Да, - говорю, - года через три будет.
Больше он не ходил чего-то.
Как Воеводин зачет по Достоевскому сдавал.
Воеводин учился так себе. Не до этого ему было. Как и многим. А тут вдруг зачет по "Братьям Карамазовым". И преподаватель из тех, что спрашивают: "Ну те-с, молодой человек, не помните ли, что там написано в 1370-й главе "Войны и мира" в третьем абзаце?".
До зачета оставался день. А "Карамазовых" Воеводин не читал. А по фильму такому не сдашь. А сдать надо. Что делать?
И Воеводин пошел в пивбар!
Рекордсменом по количеству пива за день он не был. И на рекорд не пошел. То есть не считал.
А читал, читал... С открытия и до закрытия. И к закрытию Достоевский был прочитан. Весь. И зачет сдан!
Я вот тоже, как проблема какая на компьютере, хочу этот метод применить. Да начальство не понимает.
Как Филатов пошутил
Однажды Филатов поехал в колхоз. С курсом, поработать. И был у них на курсе один парень, у которого с головой было не все в порядке. По физике все в порядке, а по жизни не совсем. В Университете такое нередко бывало. Фамилия парня, конечно же, была Умнов.
И вот идет как-то Филатов по полю, а на встречу ему Умнов с пакетом булочек. И захотелось Филатову булочки.
- Угости, - говорит.
- Не а, - Умнов отвечает.
Тогда достал Саша зажигалку (она у него в форме пистолета была), наставляет на Умнова и говорит: Булочки или жизнь!
Умнов булки бросает и бежать. Пожал Саша плечами, поднял булки, ест одну, дальше по полю идет. Вдруг слышит страшный топот. Оборачивается: Умнов за ним с агромадным кирпичом несется.
Эх, никого с секундомером не было. Может Филатов мировой рекорд по бегу установил?
Бочонок с пивом.
На один из моих дней рождения Полин с Кузьминым и еще кем-то подарили мне бочонок с пивом. Литров на двадцать пять. Разрисованный красиво Полиным. С надписями. "Пей пиво со смаком, с хеком и с раком". И тому подобное.
И с пивом, разумеется. Полную!
Ну, на дне рождения не до пива было. В бочонке много осталось.
А завтра на работу. Работаю, предвкушаю, вот щас день кончится, а дома!.. Прихожу. Сидят. Полин сидит, Кузьмин, еще кто-то. Пиво пьют.
- Ну, ни фига себе! - говорю.
- А мы оставили, - отвечают.
Переворачивают бочку, а оттуда едва льется. Полкружки едва нацедили. Друзья называются.
Трубий.
О бывшем СТЭМе ходили легенды. Это был сбор великих актеров. На них строился театр Т.Л.Вульфович и СТЭМ.
Пранц, Кайданова, Южакова были на побегушках: "Кушать подано", стул там вынести. Великих было семеро. Четверых хорошо знаю: Л. Степанов, В. Егоров, М. Снапир, И. Красовский. Л. Алейникову я видел мельком. О Трубие и Бубенине только слышал.
И все же тема рассказа - Трубий. О нем ходили легенды.
Вот одна: СТЭМ гастролирует в Ленинграде и не где-нибудь, а в помещении драматического театра. Имени Комсомола. Профессиональные актеры ходят и хихикают: студенты выступать будут, тоже, искусство! Трубий зажимает какую-то актриску в угол и вещает: "Вы думаете, вы - актеры? Вы - говно! Вы сбросьте свою фанаберию, придите вечером на спектакль, увидите настоящее искусство!". За точность, конечно, не ручаюсь. Кроме одного слова.
И актеры приходят, смотрят, и им нравится. А зрители, те - в экстазе.
Вот второе: Трубий, как потом Стрюк, потом В. Левченко, обожал импровизировать. Прямо на спектакле. И неожиданно для всех. Играет он в "Голом короле" у Вульфович короля. Вызывает Степанова (какого-то там министра). Говорит, что положено, и, вдруг, добавляет:
- Да! И принесите мне это.
- Что это? - удивляется Степанов.
- Ну, это, это, это - и все дергает Степанова за помочи, - вот это вот (дерг, дерг), вот это.
- Да что это-то? - Степанов лихорадочно соображает, как ему выпутаться.
И, вдруг, Трубий перестает дергаться и спокойненько так говорит: - Контрабас.
Вот третье: В "Сказках старого Арбата" он не играл. Ему надо было для кукольников кукол вынести. То есть коробку. Пустую. Якобы с куклами.
Трубию было скучно. И вот как-то выносит он эту коробку. Степанов и Егоров(?) с умным видом туда смотрят. Трубий снимает крышку, а там... очень рваный башмак.
Странно Степанов с Егоровым в тот раз эту сцену играли.
Вот четвертое: Трубий обожал эпатировать окружающих. Одна из любимых шуток: заходит в аптеку, долго изучает витрину, потом всовывается в окошечко и, заикаясь от смущения: - Де-девушка, бу-будьте так любезны (и красными пятнами идет), мне, пожалуйста, у-у-упаковочку (тут он совсем смущается, знак ей делает, мол на ухо скажу, она, улыбаясь, наклоняется к нему, и тогда он орет на всю аптеку: Презервативов!!!
Или, в общаге. СТЭМ "гуляет". По коридору шу-шу-шу: всем интересно. Потом Трубий с какой-либо дамой уходит в соседнюю комнату. Раздается стук в стену и громкий голос Трубия: "Три-четыре, начали". Чуть позже: "Я уже кончаю", а из соседней комнаты хором: "Мы тоже"!
Разговоров потом было...
А больше я о Трубие ничего не знаю. Я вообще с ним не знаком, и видеть никогда не видел.
Пеpебиpая бумаги в столе, вдpуг обнаpужил обpывки сочинений на pазличных салфетках, листочках, туалетной бумаге и пpочих подpучных сpедствах. Следы вечеpинок, дней pождений, свадьб, фестивалей и пpочего. Пеpечитал. Интеpесно. И мало ж кто помнит. А здесь и Сухов и Полины и Кузьмин... И кого тут только нет. И всему этому гибнуть в аpхивах? Hет уж.
Сергей Кузьмин
Сергей Кузьмин - выпускник географического факультета Калининградского Университета, ставший, как водится на этом факультете, журналистом. Был важным человеком на телевидении где-то в Сибири, гл.редактором всевозможных газет. Кем он только не был...