Звали ее Орэлли. К счастью, не Оралли. Обычное французское женское имя. Она была совершенно обычная такая бабенка. Почему-то мне такие стали нравится последнее время. Высокого роста, очень здоровая с виду, лицо крестьянское, интеллект чуть выше среднего. Никаких намеков на неземную красоту, зато такие как на ладони - вот она такая и есть. Никаких наколок, косметики и прочей атрибутики, которой бабы дурят мужиков. Я предложил ей игрануть в бадминтон. Чисто вывести на контакт. Французы ракеточный спорт шибко любят. Конечно, я собирался ее трахнуть, но самоуверенно решил, что раскрою ее через игру, покорю типа, вместо того чтобы накачать ее в пабе пивом, усадить в такси и отвезти на флэт, как делают все порядочные йобари. Словом, промашку я дал. Потому как в бадминтон она играла лучше меня. Это я понял после первой же игры, но почему , спросите вы меня, я не исправил ошибку, не закинул нахрен ракетку в кусты и не оттрахал ее по всем правилам этого искусства? Дело в том, что игры наши по пятницам постепенно стали принимать какой-то интересный садо-мазохистский оттенок. Меня увлекла сама игра. Ей, безусловно, тоже хотелось задрать ноги до потолка и орать благим матом, а вовсе не бадминтона. Но зрелость, или, может быть старость, диктует свои правила флирта.
Вообще если вы когда-либо играли в подобного рода игры с французами, то наверное заметили, что все что им надо - это победа. Им плевать, что игра стала монотонной и неинтересной, потому что они выигрывают все очки одной коронкой, защиту на которую туповатый соперник из России не в силах отработать. Им плевать на ваши эмоции и ощущения. Самое главное, что они выигрывают. Зато если они начинают проигрывать, то их поведение становится более чем неспортивным. Они орут "О, мэрдэ!", швыряют ракетки, бьются ногами и головой об стену и ходят потом как в воду опущенные всю неделю, ненавидя вас всеми фибрами души. Ораэлли не была исключением из правила. Она хотела выигрывать и когда мне случайно, путем нечеловеческой концентрации и усилий воли, удавалось у нее выиграть она была явно расстроена, хотя и игриво восклицала что-то типа "Ах ты негодный мальчишка, ты таки выиграл!". Я выиграл у нее несколько партий и почувствовал что теряю ее. Наша невидимая связь по разные стороны сетки начала разрываться. Она стала видеть во мне врага, подрывающего ее самолюбие и я снова стал проигрывать. Чувство восстановилось. Оно стало пылать по разные стороны стеки все сильнее и сильнее. Мне уже хотелось просто падать к ее ногам, пропуская ее подачи, доставляя удовольствие ее эмансипированному эго. Наконец я не выдержал и пригласил ее в ресторан, а после мы завалили в ночной клуб.
Она немного стеснялась и нацепила на себя какие-то лохмотья, намазюкав губки чем-то не очень вкусным, что я слизал, придавив ее дрожащим от нетерпения телом к облитой пивом липкой стенке клуба. Она что-то еще говорила, путая немецкие, французские и английские слова, когда я полез рукой ей в трусы. Народ кругом был все равно полностью угашенный и половина занималась тем же самым, что и мы - бурным петтингом, подогретым пивными парами и дешевыми химикалиями-бустерами.
Мы вывалились из клуба и поехали к ней на квартиру. В такси я ее всю истискал и измял. Едва ввалившись в комнату я разорвал на ней одежду и почти задушил себя галстуком, который замотался вокруг моей шеи мертвым тугим узлом, предотвратив возможность дышать процентов на 70. Рубашку мне удалось разорвать на себе, а штаны полетели по дуге с левой ноги и повисли на настольной лампе, слегка звякнув пряжкой об абажюр.
Мой хуй болтался в воздухе, как дубинка полицейского, жадно рыская в поисках ее песды у нее между ног, когда она вдруг сказала:
- Ты уверен, что не проиграешь и в этот раз?
**********
Я ушел, не застегнув ширинку и так и не найдя один из носков. Неотъебанная Орелли все еще лежала на кровати, задумчиво глядя в потолок, видимо размышляя о том не правильнее ли было просто промолчать.