Сафир Алекс: другие произведения.

Приключения бравого гвардейца Aткина (часть 3)

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 04/08/2008.
  • © Copyright Сафир Алекс (safir_a@msn.com)
  • Обновлено: 10/05/2009. 129k. Статистика.
  • Повесть: США
  • Иллюстрации: 19 штук.
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание романа. 
Главы: Капитан Батл. Неистовый Феликс. Обычный день. Путешествие по крыше. Наркоманы.

    •    Приключения бравого гвардейца Aткина
      
       Часть Третья
      
      
     
    []
    * * *
      
       Капитан Батл
      
       Заступив на пост, я не обнаружил рацию. Куда же она, черт возьми, запропастилась? Ведь прежде всего необходимо отметиться, позвонив в компанию и отрапортовать, что я прибыл своевременно. Иначе дежурство не засчитают, в платежную ведомость не внесут, о тебе забудут и не заплатят, не мечтай даже.
       Ко мне подошел незнакомый коренастый негр в светлой униформе.
       - Что, рацию ищете? Я ее забрал...
       - Простите, вы кто? Инспектор?
       - Нет, я - ваш новый командир. Меня зовут капитан Батл.
       Я удивленно посмотрел на него. Менее всего этот живчик с плутоватыми глазами походил на капитана. Да и мало ли кто о себе что скажет? Ведь его нам не представили. Может, самозванец какой?
       Уловив мой скептический взгляд, он повторил:
       - Я же сказал - капитан я. Зовут: Батл. Б-А-Т-Л, - отчеканил он. - Занимайте пост, а я сам сообщу в офис о начале вашего дежурства.
      
       - Что это за "кент" такой? - на всякий случай спросил я моего коллегу Дюмэя.
       - Да наш новый начальник, вместо уволенного сержанта Гонзалеса. С утра он здесь хозяйничает, всех гоняет, "втыки" раздает, говорит, разболтались мы все тут. Порядок навести намеревается. Именно такое задание от президента компании получил. Ребята горькими слезами теперь плачут. Капрал Рэймос с утра всерьез разругался с ним, швырнул на стол рацию, заявил, что уволится, но не станет с таким самодуром работать.
       - Вот так новости!
       - А ты думал? Жизнь, как говорится, идет "нога в ногу". Если при этом убрать из фразы промежутки и последний слог.
       - Фу, как ты пошл, Дюмэй...
       - Да от такой жизни станешь.
      
       Сменивший меня на посту чернокожий капрал Саймон поинтересовался:
       - Ну, как новый начальник-то?
       - Зверь, говорят...
       - А он какой расы?
       Ответить на сей вопрос, дабы не обидеть, не легко. Тем более, его, брата по африканской расе. Ведь "негр" - слово запрещенное, а сказать: "черный" - не благозвучно. Ломая язык, я ответил как мог корректнее:
       - Афроамериканец он...
       - Черный? - удивленно спросил Саймон. - А откуда приехал?
       - Да я не интересовался... Думаю, здесь, в США родился.
       - Ну скажи тогда, он очень черный или светловатая у него кожа?
       Странный вопрос. Это потом я узнал, что чем светлее кожа у негра, тем он, по общему мнению, благороднее. И наоборот.
       - Трудно сказать... Я думаю, что достаточно темный.
       - Тогда плохо, - заключил Саймон.
       Сам-то капрал был светло-коричневый.
       - Имя, ну прямо, боевое у него - Батл. Еще и капитан. Как бы капитан баталии, то есть в бою.
       - Но можно и иначе растолковать, ведь "батл" в другом значении - просто-напросто: "бутылка". Не иначе, как пригубить мастак.
       Тут молчавший до сих пор Дюмэй вставил слово:
       - Вот-вот, но по-иному... Поговаривают, что они с новым помощником по безопасности Кевином друзья закадычные. В одном доме в Манхэттене живут, вместе гуляют и высасывают друг друга.
       - Как это?
       - Да в самом худшем смысле... Оба - "фаготы".
       Последнее слово я уточнять не стал. На американском жаргоне это не то, что мол, на музыкальных инструментах поигрывают. Духовая труба в оркестре, которую мы называем фагот по-английски зовется иначе - "басун". А вот сленговый смысл того слова в Америке означает - гомосексуалист.
       - Неужто? Батл говорил, что женат он.
       - Трепится... Давно развелся. Теперь мальчика-красавчика себе завел.
      
       Лишь через несколько дней нам официально представили нового начальника. Председательствовала на собрании Сьюзан. Та самая представительница правления дома, ответственная за безопасность.
       - Рада вам сообщить, - вещала она. - О новых, я полагаю, положительных изменениях. Вы, конечно, все уже познакомились с капитаном Батлом. Дело в том, что в свете последних неприятных событий (отсутствие строгой дисциплины, ограбления в лифте и прочих нарушений) мы просили вашу компанию "Кембридж" укрепить службу охраны в нашем здании. Они ввели новую должность капитана вместо прежней сержантской и прислали вам нового начальника. Он характеризуется как человек принципиальный, и мы надеемся на скорый успех. Кроме того, со стороны правления дома введена должность моего помощника по безопасности.
       Она указала на рядом сидящего молодого белобрысого парня.
       - Будьте знакомы - это Кевин.
       - Вместо того, чтобы начальство плодить, уж лучше бы нам зарплату повысили, - проворчал кто-то из охранников.
       Но Сьюзан сделала вид, что не расслышала и продолжила.
       - Кевина нам рекомендовали, как вдумчивого и толкового человека. И полицейский опыт у него есть - Кевин год прослужил во вспомогательных частях.
       По залу пронесся смешок. Дело в том, и не для кого не секрет, что эти подразделения формируются на добровольной основе, зарплату им не платят. Правда, все же дают какую-то униформу, но без оружия. И обязанности их ограничены. В общем, нечто вроде советских дружинников.
       Кевин встал. Он был очень высоким, даже выше меня. Его маленькая смазливая голова была явно не пропорциональна длинному телу.
       - Да поглядите на этого бойскаута-переростка! - шепнул кто-то в зале. И мы с трудом подавили смех.
       Кевин зло взглянул, но сдержался и принялся рассказывать, какой он действительно принципиальный, и мол, порядок в охранной службе быстро наведет.
      
       Репрессии не замедлили себя ждать. Капитан вводил прямо-таки армейскую дисциплину с ее драконовскими правилами. Первым делом запретили слушать на посту радио. Это было большим наказанием, ибо монотонная, нудная служба так или иначе подавляет и даже вводит в депрессию. А радио несколько встряхивает, ободряет, не дает забыться, потерять внимание или чего хуже заснуть. И в самом деле, стало труднее работать. Народ возмущался, ведь иметь радиоприемник - неписанное, но традиционное право охранника. Да вот, на тебе, его отбирают.
       Впрочем, я научился обходить запрет, но лишь когда капитан был не на моей смене. Я прятал в карман миниатюрное радио, слушая его через наушник. Причем провод заводил через рукав гимнастерки, так что никто и заподозрить не мог.
       Затем запретили снимать фуражку во время дежурства. Казалось бы, мелочь? Что, мол, с того? Отнюдь, нет. Ведь летом просидеть целую смену в головном уборе - просто наказание. Все равно, что Христос в терновом венце. Надо сказать, тому воспротивились почти все охранники. Рано или поздно, стали нарушать предписание и новое начальство ничего с этим поделать не могло.
       Но капитан продолжал издеваться. Он мог продержать охранника возле терминала всю смену, засекая по секундомеру, сколько времени потрачено на посещение туалета и сколько раз хожено туда за смену.
    []
    Заставлял рапортовать по рации точно так, как это делают профессиональные полицейские:
       - Аткин, где твое "двадцать"?
       Я подумал, что ослышался, или рация искажает.
       - 10-9?, - переспросил я, что закодировано означает "повторите".
       - Спрашиваю, где "двадцать" твое?
       Черт его знает, что он имеет в виду. Ну, не деньги же просит одолжить? Я стал рапортовать, мол там, где нахожусь, все в порядке.
       - Нет, вы не поняли... Я говорю, "двадцать" где?
       Я как ни в чем не бывало, стал повторять, что происшествий нет. Инспектирую сейчас седьмой этаж.
       - Так бы сразу и сказал, а то все изворачиваешься, - ответил он и стало понятно, что "двадцать" на полицейском жаргоне, оказывается, значит "где ты сейчас находишься". Слава богу, целясь пальцем в небо, я угодил в точку. И со спокойной душой подытожил:
       - 10-4 ("конец связи").
    []
       Смотри, ишь, этот капитан умничает! Я срочно достал описание полицейских кодов. На следующий день был во всеоружии:
       - Капитан, я "сорок шесть".
       Неожиданное замешательство моего абонента:
       - 10-9?
       - Рапортую "46", - настаивал я.
       Теперь в дурацком положении оказался он.
       - Аткин, скажите по-человечески, что у вас произошло?
       - Да ничего, капитан, просто иду на обед. Разве вы не знакомы с кодом "46"?
       - Знаю, знаю, - проворчал он. - Замаешься тут с вами, мать родную забудешь. 10-4!
       Временно заменяющий меня на время обеда охранник Дюмэй стоял рядом и хохотал до упаду:
       - Классно ты его достал!
      
       Капитан Батл мне насмешку припомнил. Всю следующую смену заставил рядом с ним простоять, наблюдать за мониторами, сам же при этом развалился этаким Билли Бонсом в кресле и принялся задавать каверзные вопросы.
       - Аткин, скажи, хотел бы ты стать капитаном?
       - Ну, уж никак не командиром охраны.
       - Почему?
       Он явно шельмовал. Но я ответил по-швейковски:
       - Так, вы у нас есть. И опытнее, и службу хорошо знаете.
    []
       - А если меня на повышение двинут... Или уволят, например. Пойдешь на мое место?
       - Нет, босс. Мой отец во время войны был армейским капитаном. Коли б родина на защиту позвала, тогда вот непременно, а то не досуг мне на гражданке в войнушку с подчиненными играть.
       - Умен ты, брат. Это хорошо. Понимаешь, значит, ситуацию... Догадываешься, как не легко мне здесь охраной руководить.
       Вдруг просигналила рация.
       - Батл, это ты? На обед собираешься? - Кевин открыто вещал по служебной связи. - Тут я нашел классный ресторанчик. Давай завалимся?
       - Твое, детка, желание- закон, - ласково отвечал капитан. - Жду тебя в машине.
       Он отключил рацию и спросил меня:
       - Аткин, ты на деньги богат? Одолжи пятьдесят долларов...
       - Нет у меня столько. Есть лишь десятка.
       - Ну, давай...
      
       По монитору я наблюдал, как сладкая парочка - Батл и Кевин - уселись в служебный джип и помчались на встречу с кулинарными изысками. Хотя по уставу на обед выделялось тридцать минут, вернулись они лишь через три часа, причем явно "навеселе". А десятку мне так и не отдали.
       Через пару дней Батл снова попросил взаймы. Но на сей раз я твердо отказал.
       - Что, жадный такой?
       - Извините, капитан, но прежде мне детей своих кормить надо, а уж никак не вас.
       - Фу, какой грубый ты, Аткин, - молвил этот наглец.
       - Служба такая, босс.
       - Ладно. Скажи-ка мне лучше, что за человек капрал Саймон?
       - Хороший парень.
       - Да у тебя все хорошие. Не понимаю, почему он так независимо себя ведет?
       Сейчас! Всю подноготную тебе возьму и выложу. Много будешь знать состаришься! Не скажу я тебе, что у Саймона такая мощная поддержка со стороны Сьюзан имеется, что тебе и не снилось. Он - молод, ему все равно. У нее, может, последняя поздняя любовь. А с этим не шути.
       Но не сказал я капитану о том. Саймон, ведь, приятель и поддержка мне.
       А ответил вот как:
       - Не понимаю, что здесь странного. Молодой, крепкий, красивый парень. Почему ему и не гордиться тем?
       - Ну пускай, пока покуражится. Крылышки я ему скоро обрежу.
       "Самоуверенный ты мужик, капитан. Сам себе могилу копаешь!" - подумал я.
       И все-таки прозрачно намекнул:
       - Есть такая русская песня: "капитан, никогда ты не будешь майором!"
       - А спорим, буду?
       - Хорошо, на ту десятку, что ты мне не отдал.
       - Да, кто старое помянет...
       - Впрочем, в штурмбанфюреры тебя произвести могут.
       - А это что такое?
       - Так майорский чин в войсках СС или гестапо.
       - Ну, ты завернул! Туда черных никогда не брали. Ты б еще меня в вожди ку-клукс-клана произвел!
      
       На следующий день самоуверенный капитан принялся отчитывать Саймона:
       - Что это за вид у вас, капрал? Гимнастерка помята, да и не бриты... А галстук ваш где? Почему ботинки не черного цвета, как по уставу положено?
       Саймон ему никак не отвечал.
       - Чтобы завтра же себя в порядок привели. Иначе от работы отстраню. Понятно?
       Саймон молча кивнул.
       - Не слышу? Отвечайте по уставу.
       - Сэр, есть сэр! - по-армейски сказал Саймон.
       Мы все прыснули со смеху. Оказывается, капрал более всех сейчас походит на Швейка. Впрочем не знаком он с этим персонажем, у меня, видно научился такому стилю игры.
    []
       - Его счастье и моя беда, что Сьюзан уехала в отпуск, - по секрету сообщил мне Саймон. - Не то бы плакал этот трахнутый негр горькими слезами.
       Увы, слово, что нельзя произносить белым, широко в ходу у самих чернокожих. Это и обоюдное оскорбление, и панибратское обращение друг к другу.
       - Все ей расскажу, - продолжал Саймон. - Как раскомандовались здесь они без нее. А этот дылда Кевин вообще на ее место, видать, метит. Да не по педику велосипедик!
       - Правильно! - поддержал его Дюмэй. - Давно пора этих "фаготов" на место поставить. Хоть бардак до них был, да поприличнее, чем нынешний голубой притон. А ты, Осо, что на это скажешь?
       - Катится, катится голубой притон, - пропел я, подытоживая.
       Но никто не понял, не оценил юмор. За год моей работы здесь, они так русский и не выучили.
       "Тупы-ы-ы-е!" - сказал бы сатирик Задорнов.
      
       - Хочу поручить тебе ответственную работу, Аткин, - важно вещал Батл. - Говорят, ты хорошо рапорты писать умеешь. Так что бери бумагу, и стенографируй!
       Затем, он надулся как индюк, и с важным видом принялся диктовать:
       - Я, капитан Батл, совместно с заместителем ответственного за безопасность Келвином произвел вчера в одиннадцать часов вечера задержание и арест бездомного в вверенном охране здания. Этот человек уже несколько раз был замечен в проникновении на территорию с целью ночевки в лестничном отсеке. Задержанным оказался молодой мужчина, двадцати девяти лет, Б-Е-Л-Ы-Й !
       При этом мой чернокожий начальник особо радостно и свысока посмотрел на меня. Я не подал вида. И он продолжал:
       - Среднего роста, кучерявый, темноволосый, сероглазый...
       - Да вы, я посмотрю, герой, капитан. А вдруг бы у него был нож или "волына"?
       - Так мы ему с Кевином наручники сразу одели. И сфотографировали. Хочешь посмотреть?
       Надо сказать, что молодой человек совсем не походил на бомжа. Светлое лицо, аккуратная одежда. И глаза добрые. Может жена из дому выгнала и ночевать было негде? Зато капитан долго гоголем ходил. Надо же, какой герой выискался. Молодец... против овец.
       - Вот, Сьюзан как из отпуска вернется, обрадуется. Важное дело сделали!
       Однако, Саймон встретил ее первым и первым же наябедничал. Теперь все ждали грозу. Однако, никто ничего еще не ведал. Лишь капитан Батл несколько приуныл.
       - Здравствуйте! С возвращением! Как отдохнули? - я приметил в холле загорелую и заметно похорошевшую Сьюзан.
       - Аткин, тоже рада вас видеть...
       Самый лучший способ разговорить женщину - это навалить ей дюжину комплиментов.
       - Прекрасно выглядите! Какой загар!
       Но это сработало в обратную сторону.
       - Эх, не рада я что-то... Лицо, видите, как обгорело. Краснющее. Подруги посмеиваются, говорят, поди, с Фиделем Кастро целовалась.
       Тогда я зашел с другого фланга:
       - Зато какое у вас сегодня красивое платье!
       Тут моя грубая солдатская лесть попала в цель. Сьюзан засияла, как испеченное яблоко.
       - Что тут нового без меня произошло? - прикинулась она сперва дурочкой.
       - Вы, вероятно, уже знаете...
       - Ну да, ну да... Как вам, Аткин, впрочем, капитан нравится? Похоже, возомнил он о себе. Аресты производит. Не полиция мы все-таки. И это дурная практика, без санкции задерживать. Нарушение прав человека налицо. Пусть даже и нарушитель он, но никто пока не дал права его связывать. Не скотина же какая. Вообще, капитан серьезные ошибки допускает. Неважнецкий из него начальник! С людьми не ладит....
       " Не с людьми, а с одним конкретным человеком. Известно, с кем именно " - подумал я, но промолчал.
       Она продолжала:
       - А Кевин, этот юноша, вообще слишком многое на себя берет! Решил полностью заменить меня, когда отсутствовала. С его-то никчемным опытом? Ну и дел натворил! Теперь мне разгребать - не исправить. Я ему сказала, конечно, "спасибо" со всей своей иронией. Ну, кто просил то его в чужие дела лезть?
       " Да, погорели ребята. Не только любимчика обидели, еще и ее саму отстранить от дел надумали. Теперь деньки сладкой парочки, наверняка, сочтены " - мысленно прокомментировал я.
       - Вы только подумайте, ну кто такой, этот Кевин? - продолжала она. - Выскочка, да и только. И что за опыт-то у него? Член вспомогательных каких-то частей полиции... Ха! Тоже еще профессия. Курам на смех! Бойскаут-переросток!
       " А ведь, когда на работу его принимала, не считала то недостатком.."
       - В общем, влепили мы выговор этому выскочке, а на капитана написали жалобу в вашу компанию.
       " О, вот это уже дело!" - обрадовался я про себя.
       - Но они уговорили меня дать Батлу последний шанс...
       " Вот тут, ты мать, меня разочаровала! "
       - Зато я потребовала восстановить на работе капрала Рэймоса. Выходит, прав был он, когда капитана в первый же день не принял.
       " Ну, хоть одно доброе дело сделала старушка! "
       Впрочем, было ясно, что деньки капитана уже сочтены.
      
       На следующее утро мы радостно встречали возвратившегося Рэймоса. Отупевший от сидения дома, он видно сам не верил в чудо его реабилитации и выглядел подавленно. Не сладко ведь без работы. Теперь он явно выслуживался перед капитаном. Да и всех остальных, даже младших по званию, называл максимально вежливо - "Сэр". И напрасно. Не понимал он сложившуюся ситуацию. А капитан отныне ходил угрюмый. Куда-то девалось его пресловутое рвение, и нарочитая, показушная принципиальность. Он перестал придираться к охранникам. Те, кто не были посвящены в тонкости местной политики, откровенно недоумевали: неужто Батл исправился, поумнел ли? Отнюдь, ничто человека не меняет, ничему он не учится. И что-то мазохистское всегда наличествует. Своего рода грабли, на которые изо дня в день наступает себе в удовольствие.
       Вот так и Батл - вновь не сдержался. Видать накипело в душе. Опять принялся придраться к Саймону. Да и капрал его явно провоцировал. А тем более, некие "доброжелатели", что зло подтрунивали:
       - Должность тебе что-ли, капитан, урезали? Не иначе, как в помощниках капрала Саймона теперь ходишь?
       После нового скандала ко мне сразу подступила Сьюзан:
       - Аткин, вас все здесь считают самым объективным и нейтральным. Вы - честный работник, всегда говорите правду. К вашему мнению прислушиваются.
       На сей раз она уже мне льстила.
       - Вот, объясните.... Расскажите честь по чести, что этот Батл натворил в последнее время.
       Она впервые не назвала его капитаном. Это было существенно и ничего хорошего тому не сулило. А мне что, собственно, скрывать? Ничего нет хуже начальника-самодура, да еще откровенного подлеца и садиста. И я честно рассказал ей все. О том, как он открыто хамит, лишь на словах о дисциплине печется, а на деле - гоняет по личным делам на служебном джипе, три часа на обед тратит, а потом возвращается в подпитии.
       - Надо же, каков гусь? Знала бы я раньше!... Но вот, почему вы не говорите, что он у вас деньги одолжил и до сих пор не отдал?
       " Поистине, американское лицемерие беспредельно!" - подумал я. - " Знает же хитрая баба все, и тем не менее, меня расспрашивает. И многое еще другое ей тоже известно. Или во мнении утверждается, что ли? Наверно, с миру по нитке собирает, дабы лапти капитану сшить, в путь-дорогу выпроводить, на все четыре стороны ".
      
       Придя на службу в очередной день, я обнаружил посреди холла на полу разбитую бутылку. Надо вызвать уборщика, дабы собрал стекло поскорее, а то не ровен час кто-то порежется...
       На посту меня ожидал улыбающийся Дюмэй.
       - Наконец, вздохнуть можно спокойно - Батл уволен!
       - Да ну?
       - Точно... Туда ему, скотине, и дорога. Проклятый "фагот"! Всех тут достал. Теперь сам в дураках оказался.
       - Прав ты был, Дюмэй, когда говорил, что фамилия - Батл - совсем не боевая. "Бутылка" - это значит, а уж никак не "сражение". Недаром, я только что нашел на полу расколоченный "пузырь". Как будто символ всего происшедшего.
       - Вот именно: разбитая бутылка - это знак нашей победы и его крушения. А еще - торжество справедливости.
       - Раз хвост ему укоротили, то следовало бы и фамилию подрезать. Хотя бы на одну букву. Сократить, например, "л" в конце, тогда станет экс-капитан просто - "бат", то бишь "задница".
       - Здорово сказано! То - самое ему имя... И поделом, честно заслужил, собака. Не даром же заподозрен в мужеложстве. Коль встречу еще раз, то непременно назову именно так - "задницей". Уверен: обернется. Почему, спросишь? Ведь несомненно, понимает свое ничтожество и осознает собственную смердящую суть.
       К нам подошел капрал Саймон, лучезарно улыбаясь:
       - Не знаю ребята, что за чудеса происходят? Никому плохого ведь не делаю. А им все неймется. Ну скажите, за что меня не любят? Вот, капрал Кентыш их ругает, рапорты пишет, взыскания всяческие накладывает, так за то уважают и никогда на жалуются. Впрочем, судьба меня бережет - кто недоброе замыслит, здесь долго не задерживается.
       Тут, к слову, и явилась его "судьба" собственной персоной.
       - Ну, ребята, - сказала Сьюзан. - Теперь вы вздохнете с облегчением. Думаю, никто жалеть Батла не станет. Впрочем, его, неразумного, компания пристроит куда-нибудь. Совсем без работы не останется. Только бы подальше от нас.
       - Его определить следует в старшие помощники младшего дворника, - бросил свою коронную фразу Саймон. - Там самое место этому хаму ...
       - Ладно ребята, - сказал я. - Заговорился тут с вами. Отметиться мне надо, в центр позвонить, а то скажут еще, что опоздал на службу...
       Саймон протянул рацию.
       - Офицер Аткин вызывает офис "Кембриджа"...
       В ответ я услышал странный мужской голос. Ведь за годы службы знал всех диспетчеров, как правило женщин, по имени и хорошо различал их голоса.
       - Код 10-8: Аткин заступил на пост, - по форме рапортовал я.
       - Что действительно? - насмешливо спросил мой абонент. В его тоне слышались удивительно знакомые язвительные нотки.
       - Батл? Никак, вы это?
       - Да, дружище... - надо же как он назвал меня в конце концов! - Это я. Скучаю здесь по вам всем. Передавай привет, пусть не забывают. Теперь я в "Кембридже", в офисе работаю.
       - Капитаном?
       - Нет уже... Помощником младшего диспетчера....
      
      
       * * *
      
       Неистовый Феликс
      
       Охранник-новичок обратился ко мне подчеркнуто вежливо и немного заикаясь:
       - Извините, сэр, но я первый день здесь. Ничего пока не знаю. Скажите, где могу переодеться? И что, собственно я должен делать во время ночного дежурства?
       Он говорил по-английски плохо и с явным русским акцентом. Я присмотрелся к нему внимательнее. Это был мой сверстник, среднего роста, обычной внешности. Он скалился учтивой улыбкой. Но его темные глаза казались немного колючими.
       - Неужели, вас не проинструктировали?
       - Да, наговорили что-то, я и не запомнил...
       Было ясно, что с английским у него "не очень".
       - Можете беседовать со мной по-русски...
       - Правда? Вот здорово! - воскликнул он. - Хоть я уже лет двенадцать в стране живу, да все здешний язык никак не освою.
       Рад был и я. Наконец, хоть один найдется, кто думает в нашенском направлении, с кем по душам побеседовать можно. Американцы ведь по-иному устроены, с ними как в театре - знай блюди свою роль.
       - Ну, здравствуй, земляк!
       Мы пожали друг другу руки. Моего нового знакомого звали - Феликс. Я подробно объяснил ему, что требуется делать на службе и для непредвиденного случая дал номер своего домашнего телефона. Но он по-прежнему волновался.
       - Да, успокойся, все будет хорошо, - утешал его. - Знаешь, сколько я себе шишек набил, пока научился? Все на личном опыте познал. Зато тебе легче придется. Слушай меня, и ошибок не будет, а проблемы, которые я героически преодолел когда-то, тебя стороной обойдут. Все хорошо будет.
       Что же, я действительно, таков по натуре - доброжелателен к людям. За что часто и страдаю. Ну, да и бог с этим. Раз альтруистом на свет родился, то себя уже не переделаешь. А вообще-то, рад я за Феликса. Обучу его, затем легко он к нашей непростой службе привыкнет. Да и мне хорошо. Будет рядом понимающий, благодарный дружок у меня. А это при нашей-то профессии, ох как важно. Одно лишь то, что русский парень произносить мое имя будет правильно: Артур. А не как эти америкосы - Осо да Осо. Так, что аж прожужжать в ответ иногда хочется!
      
       Первые две недели службы Феликс, однако, ходил подавленный. Очень волновался, все у меня по много раз переспрашивал. Затем я заметил, что он и другим задает те же вопросы. Не доверяет что ли?
       Как-то мы с ним разговорились по душам.
       - Знаешь, я еврей, а кто ты? - неожиданно спросил он.
       - Наполовину. Отец был чистокровный, мать - славянка. Но разве это для тебя важно?
       - Видишь ли, мне трудно общаться с теми, кто не еврей.
       - Выходит, я не подхожу?
       - Ну, почему же? Национальность у евреев, кажется, по отцу ведется, так что ты - свой. Хотя и не похож.
       - Ладно, свой - так свой, не возражаю.
       - Натерпелся я здесь в Америке, - продолжал он. - По-началу, работал учителем физкультуры. Все было хорошо, да вот ненужную активность стал проявлять. Сказал директрисе: хотите детей от наркомании уберечь, значит к спорту их приучать надо. Вот, давайте, дополнительные физкультурные секции организуем. Развиваться подростки будут и свободное время полезным делом заполнят. Так что им станет не до "травки" больше. Забудут напрочь эту гадость. Но директриса смотрела на меня удивленно и уволила еще до наступления каникул.
       - Небось, прибавки к жалованию за это требовал и ей вряд ли понравилось.
       - Как ты догадался? - искренне удивился он.
       - Так почти десять лет в Америке живу, многое научился понимать с полунамека.
       - Счастливый ты! А меня затем и следующий удар судьбы не миновал. Уговорил один маклер землю во Флориде приобрести. Лапшой мне уши занавесил. Выложил я тридцать тысяч (почти все, что за душой было), и поехал туда жить. Снял квартиру, работу пытался найти, да нет ее, хоть тресни. Прожил я так два года, в полном безделье. Потратил все оставшиеся деньги. Ни на какое домостроительство, средств не хватило. А тут и штат прижал налогами. Агент, сволочь, меня не предупредил, что невозделанную землю бешеными пошлинами облагают. Так что попал я в передел! Ничего не оставалось, как купленную землицу бросить, официальное отречение оформить. Так и остался ни с чем - без денег, без собственности. Пришлось в Нью-Йорк возвращаться, не солоно хлебавшим. В который раз все начинать сначала. Как видишь, не от хорошей жизни затем в секьюрити подался.
       - Печальная история, - искренне посочувствовал я ему.
       - Что поделаешь! Не вешаться же из-за этого. Много других радостей в жизни имеется. Диски собираю, концерты всякие, записи забавные коллекционирую. Например, Каретникова. Хочешь, дам тебе послушать. Непременно получишь удовольствие.
       Он достал "сидишку" и вручил мне.
       Вечером дома я принялся ее слушать. Из динамиков сразу посыпался крепкий русский мат. Нет, не тот, что сказан к месту и с юмором, а крайне примитивные, пошлые ругательства, не кстати и не к месту. Жена в смятении убежала на кухню, а я, как человек более закаленный и по службе ко многому привычный, продолжал слушать еще минуты две, ожидая, когда наконец проявится хоть какой-то смысл всего этого. Однако, довольно быстро понял, что ничего подобного мне не дождаться, и уверенно выключил плеер.
       Странно, вроде Феликс не кажется таким уж развращенным и столь испорченным, чтобы интересоваться сей дурацкой, бессмысленной пошлятиной. Впрочем, каждое представление найдет себе публику. Наверно, есть такие, коим и эта пошлятина "в фазу". Хотя бы Серж. Мы с ним когда-то в Манхэттене работали. Он криминальное прошлое имел. Сидел в России за хулиганство, но как только в Америку попал, принялся под политического узника "косить". Тот Серж - знатный матерщинник! Первый класс... Ох, как он ругаться умеет по чем не зря. Матом кроет к месту и не к месту. Я решился ему позвонить.
       - Серж, привет. Это Артур.
       - Узнал тебя, "моржовый"! Чего не звонил? "Забурел" небось, огненную воду пузырями западло яришь, а меня на заливную разборку не высвистываешь.
       - Зато у меня есть для тебя сюрприз. Хочешь послушать концерт Каретникова? По "фене" "кент" знатно "ботает", тюремный сленг цепляет. Тебе, должно быть, понравится.
       - Каретников, говоришь? Ну, ты, фингал, в конец заколебал... Сожительница моя как-то притащила ту кассету откуда-то с брайтонской помойки. Так мне слушать напряг. Даже в тюряге у параши так не ругаются. Разве что надзиратели подцепят кента за яйца и в очко раскаленную кочергу занырят, и то не так, а поинтеллигентнее кент орать станет. Вот и я сразу подруге сказал, вырубай того Каретникова к едрене-фене. Лучше уж давай звуки журчания воды в унитазе послушаем. Все ж чище.
       Я устыдился сей нелепости быстро распрощался и положил трубку.
       На следующий же день вернул диск Феликсу.
       - Ну как? - спросил он.
       - Класс, - усмехнулся я. - Ничего лучше отродясь не слышал. Жизненно и конкретно.
       - Правда? Я вот то же самое своим "предкам" говорю, - не обнаружив моей иронии, заметил он. - А им почему-то не нравится....
      
       В тот же день ко мне подошел капрал Саймон.
       - Осо, знаешь, этот твой земляк - странный какой-то. Я ему говорю, что делать надо, а он похоже не силен в английском языке. Или назло не выполняет, специально дурака валяет. Поговорил бы ты с ним. Пусть внимательнее и расторопнее будет.
       Повезло все же Феликсу. Тот авторитет, что я заслужил за долгие месяцы моей вахты, автоматически распространился и на него в качестве моего земляка. Случись у меня подобный проступок в начале службы, никто и предупреждать бы не стал - мигом рапорт составляется, взыскание накладывается, а затем и увольнение на горизонте маячит.
       Вечером я позвонил Феликсу из дому. Либо оторвал я его от чего-то важного, или слишком устал он, так как отвечал раздраженно, но при том крайне самоуверенно:
       - А кто такой этот Саймон вообще? Вчера приходил на пост инспектор из "Кембриджа" и меня хвалил. Сказал, что форма сидит хорошо и дежурный журнал я правильно веду. В офисе моей службой довольны. Так причем здесь какой-то Саймон?
       Куда вдруг девалась его былая неуверенность? Казалось, что я беседую совершенно с иным человеком, самонадеянным и даже наглым.
       - Послушай, Феликс, я ведь тебе плохое не посоветую. Не заедайся ты с ним. Дороже будет. Он, хоть и небольшой пост занимает, все же начальник тебе. Да и кроме того, влияние имеет....
       Однако, Феликс не стал меня слушать:
       - Не знаю, какую цель ты, Артур, преследуешь, но все, что сейчас говоришь - сущая ерунда. Раз сам инспектор меня заверил, мол, работой моей в "Кембридже" довольны, плевать я хотел на всяких там Саймонов!
       Я понял, что убедить его будет трудно: ведь уперся, как баран. И все же, сделал последнюю попытку:
       - Ты, конечно, можешь поступать как вздумается, но я тебе по дружбе все же советую...
       Он бросил трубку, так и не дослушав.
      
       На следующий день Феликс волком на меня смотрел. И даже не поздоровался, отвернулся и пошел на стоянку. Ему по расписанию выпало водить машину, а мне - на посту дежурить у мониторов. Вдруг неожиданно Феликс вернулся.
       - Капитан, сказал, что мне не следует целую смену находиться за рулем. Должен делать перерывы. Пол часа водить джип, а затем идти в помещение. Так что давай журнал, я напишу, что прибыл на пост.
       - Но ты же должен отмечаться в своем журнале... В том, что в машине?
       - Ничего не знаю, раз я пришел сюда, то должен и здесь зарегистрироваться.
       - Но это не по правилам. Если ты напишешь, что заступил на стационарный пост, выходит, я его покинул. Наши "умники" из "Кембриджа", прочитают журнал, и именно так поймут. Выходит, я пост оставил. Из-за этой неразберихи могут быть неприятности.
       - Ничего не желаю знать. И плевать, что о тебе подумают. Я буду делать, как сам считаю нужным!
       Он схватил со стола журнал и потянул к себе. Я машинально накрыл его рукой и потащил назад. Однако, игра в перетягивание каната быстро окончилась. Его бешеные темные глаза-буравчики глядели на меня с нескрываемой ненавистью, и я понял, что он готов скорее разорвать журнал на части, нежели уступить его мне. Я отпустил. Феликс победно вступив во владение книгой, тут же принялся выводить там свои каракули. Затем, измарав записями почти всю страницу, он швырнул журнал обратно на стол.
       Я раскрыл и стал читать. Помимо сообщения о занятии поста, Феликс там еще отметил, что я чинил препятствие и не позволял ему делать записи.
       - Ну, брат, ты даешь! Неужели, заслужил от тебя эту кляузу? Ведь помогал, советовал, опекал, как друга, наставлял, учил... И такова твоя благодарность?
       - Что из того? Помогал? Наверно, тебе самому было так нужно. А не отвечать на мои вопросы ты не мог, права не имел...
       - Думаешь? Совсем не обязан был разъяснять. Зря не отправил тебя к капралам. Ничего внятного от них бы не услышал, а может, и специально тебе чушь городили. Тем более, что поймешь с твоим убогим английским? А я ведь по-дружбе тебе помогал. Выучил на свою голову, теперь вон какой крутой ходишь...
       - Моя сестра советовала держаться от русских подальше, - заносчиво верещал Феликс. - Говорит, из-за них одни проблемы. А я доверяю ей.
       - Что же ты мне раньше о том не сказал? И зачем надоедал с вопросами?
       Он ничего не ответил. Тогда вновь сказал я:
       - Да-а-а, трудный у тебя характер! Не даром, зовут - Феликс.
       - А что?
       - Из истории известно: все твои тезки были люди сумасбродные: Дзержинский, Мендельсон, наконец, Юсупов...
       - А это кто такой?
       - Ну как же? Феликс Юсупов - убийца Распутина, человек злобный да еще гомосексуалист.
       Сравнение ему, очевидно, не понравилось, и надув по детски губы, он ушел, оставив наконец, меня в покое. Увы, не надолго. Вдруг трижды просигналив, включилась моя рация.
       - Мобильный патруль вызывает центральный пост, - запрашивал Феликс.
       - 10-2 ("прием"), - по установленной форме ответил я.
       - Артур, тут какая-то машина стоит в неположенном месте. Что я должен делать?
       Феликс вопреки установленным правилам, говорил по-русски. Это категорически у нас запрещалось. Пару месяцев назад латиносы получили взыскание за то, что беседовали в эфире по-испански. Затем всех строго предупредили, что разговоры по рации следует вести только по-английски. Дело в том, что трансляции прослушивались и записывались. В случае каких-то проблем, нарушений или расследований они могли быть использованы как доказательства. Взыскание за отступление от правил мне, естественно, получать не хотелось. Поэтому я отвечал как полагается, согласно инструкции по-английски:
       - Водитель, если обнаружили подобное нарушение, вам следует выписать штрафную квитанцию и приклеить ее на правое боковое стекло.
       - А где же взять бланк? - продолжал он спрашивать по-русски.
       - Внутри вашего автомобиля, наверху, под потолком натянута сеточка. Там все бланки и лежат, - говорю я.
       - Где, где? - не понял он. - Скажи по-русски!
       - В эфире разрешена лишь английская речь, - отвечаю и пытаюсь вновь медленно и подробно растолковать ему, где находятся штрафные наклейки.
       Но видно, с английским он был совершенно не в ладах, так как по-прежнему не понимал.
       - Ладно, - потеряв надежду, сказал я. - Сейчас, подойду к тебе и покажу, где они лежат.
       Я направился к машине. Феликс смотрел на меня ненавидящим взглядом. Лишь только я достал из сетки под потолком салона пачку бланков, он тут же в ярости на меня набросился:
       - Козел ты! Не мог по-русски мне объяснить! Да пошел ты к....!
       Ну, что было делать? Разозлил он меня не на шутку. Я чуть не саданул его по физиономии, но вовремя одумался. За драку нас двоих тут же уволят. Ему-то что? Он одинокий, семьи нет. А мне детишек кормить нужно. Почему они должны из-за этого олуха страдать? Так, что вовремя сдержался. Но твердо решил после того случая ни в чем ему не помогать и тем более, не давать советы.
       Я возвратился на свой пост. Вскоре появился там и он. Увидев капрала Саймона, Феликс тут же принялся жаловаться:
       - Этот Аткин меня все время достает. Он даже не хотел объяснить, где хранятся штрафные квитанции!
       - Я слышал ваши переговоры по радио, - спокойно ответил Саймон. - Он все правильно сообщил, видно вы не поняли...
       - Так ведь, он вообще меня ненавидит! - орал Феликс. - Каким-то гомиком-юсупчиком дразнит! Журнал записывать не дает! А еще - говорит, что здесь всем Соломон заправляет!
       - А кто это такой? У нас, вроде не значится.
       - О, то бишь, Саймон!
       Капрал расплылся в улыбке:
       - Так Саймон - это я и есть...
       Феликс, как дурачок, заморгал глазами.
       - Успокойтесь, - примирительно сказал капрал. - И вы, и Осо - ведь, соотечественники. Помиритесь, найдете общий язык... Лучше расскажите, где именно в России вы жили?
       - Родился в Запорожье.
       - З-п-р-т-ч-е, - попытался повторить Саймон. - Надо же, какое трудное название! А что это обозначает?
       На ломаном английском Феликс принялся ему невнятно объяснять. Но Саймон никак понять не мог.
       Тогда уж я не сдержался и сказал:
       - Запорожье - это все-равно, что задницу на физиономию натянуть. Смысл примерно тот же.
       Через пол часа Феликс уже жаловался капитану:
       - Этот Аткин надо мной издевается! Журнал забирает, говорит, что всем здесь руководит Соломон, не отвечает мне по-русски, с гомиком сравнивает, а еще - всем рассказывает, что я в заднице родился...
       Будучи коренным американцем, капитан так же прямолинейно и мыслил. А потому подозревал, что дыма без огня не бывает и пристально, с подозрением смотрел на Феликса.
      
       - Странный, этот твой соотечественник, Феликс-то, - заметил Дюмэй. - Лишь месяц работает, а уже со многими перессорился.
       - Ну да? - удивился я.
       К тому времени я окончательно прервал все контакты с моим "земляком".
       - Представь себе, - продолжал Дюмэй. - На рожон лезет. Какую-то справедливость все время ищет. А сам-то, сам! По-английски с трудом понимает, зато жаловаться мастак. Представляешь, до сих пор не может выучить, как капралов правильно зовут: Рэймоса - Раймондом называет, Саймона - Соломоном, а Кентыш у него как Кердык проходит. Слово какое-то непонятное, не американское, русское наверно.
       - Скорее, татарское.
       - Вот-вот, ведет себя, как какой-то кочевник при набеге, наглостью норовит взять. Позвонили ему из офиса, предложили вместо пяти ночных смен иметь в неделю две вечерние и три утренние. Представляешь, какое одолжение сделали! Так он им заявил, чтобы ставили его лишь в одну смену днем, в разные он работать не станет! Такую наглость ни ты, ни я, ни кто другой позволить бы себе не могли. А этот задира, вот пожалуйста. И, как ни странно, у него проходит! Они сделали все, как он хочет.
       - Наглость города берет...
       - Просто связываться не хотят с психом. Знаешь, в Америке какая-то нездоровая жалость к придуркам. То ли приятно американцам видеть кого-то тупее себя, то ли опасаются - еще гляди с пистолетом заявится и в башку палить примется. Ему, ведь, недоумку с рук сойдет, а того, в лучшем случае, инвалидом сделает.
       - Об одном, я прошу тебя, Дюмэй: не думай, что все русские такие, как Феликс. Мы - народ многочисленный, и хороших людей в себя вобрали, и не слишком, умных, и невротиков. Собственно, как любая другая нация... Надеялся, что друзьями с ним станем. Первый раз, ведь, пришел когда, нормальным показался. А тут, на тебе...
       - Тогда он скромен был, всем угождал, аж заикался. Или может специально акцент скрывал? Помнишь, ты тогда сомневался еще, русский он или нет? А ведь легко мог проверить. Я когда хочу выяснить, какой национальности клиент, сразу наступаю ему на ногу. Причем сильно бью каблуком по клешне. На каком языке он заорет или материться примется, тот его родной и есть. Заодно на вшивость проверка...
       - Ты все шутишь. И так этот Феликс озлоблен слишком. Многое в жизни потерял, а приобрел мало. Впрочем, бог с ним... Хоть он и русский, да общаться нет никакой возможности. Вот, мы с тобой, Дюмэй, до чего разные - по нации, расе, языку, да кроме того по возрасту. Родились по разные стороны земного шара. И все-таки, с какой легкостью общаемся и прекрасно понимаем друг друга.
       - Наверно, самое главное - то, что в душе привито, а не иное.
       И это было правдой. Надо же, кто мог предположить, что столь не похожий на меня, чернокожий гаитянец Дюмэй станет мне настоящим другом. В то же время, как мой земляк ни за что, ни про что превратился в отъявленного врага.
    []
       - Что ж делать-то теперь? Как противостоять? - спросил я Дюмэя.
       - А ровным счетом ничего не предпринимай. Пусть все идет своим чередом. А мы понаблюдаем, что будет дальше. Обычно, такие как он сами себе яму роют.
      
       Я быстро и своевременно уяснил: любое сказанное Феликсу слово в его явно нездоровом мозгу мгновенно переиначивается, меняет смысл и дает повод для очередных несуразных претензий. Опасность состояла в том, что его совершенно дурацким жалобам все же могли поверить. Если люди, принадлежащие к различным народностям, по каким-то пустякам кляузничают друг на друга, то вряд ли кто всерьез это воспримет. Скорее, всего спишут на обоюдное непонимание, разницу в традициях, привычках и менталитете. Но вот, когда соотечественник наговаривает на тебя, тут совсем иной расклад. Посему, мой несостоявшийся приятель был для меня совершенно реальной угрозой - я это хорошо понимал. И тогда решил вообще воздержаться от бесед с ним, чтобы исключить любые, малейшие поводы для его кляуз. Он искренне был удивлен, почему я, обычно столь разговорчивый, прекратил всяческие с ним контакты. Однако, как не бывало, продолжал обильно засыпать меня вопросами. Но на них я теперь отвечал одинаково и просто: "Не знаю". Такая тактика явно пришлась на пользу. Феликс утерял всякую основу для жалоб на меня, а от попугайского повторения всей предшествующей ерунды, народ стал уставать.
       Однако, Феликс уже закусил удила. Ему срочно требовалась новая жертва и он ее скоро нашел. Козлом отпущения на сей раз оказался чернокожий охранник Гарднер. Это был добрый, общительный и не глупый парень. Беда была в том, что он сделал ту же ошибку, допущенную ранее мной. Мы оба приняли Феликса не за того, кем он был на самом деле. И последствия не заставили себя ждать. Вовсю понеслись теперь уже жалобы на Гарднера.
       Инспектор "Кембриджа" Беннет не успевал на них реагировать и отмахивался от Феликса, словно от назойливой мухи.
       - Неужели вы думаете, что против вас здесь заговор? Вы бы успокоились, пожалуй. Никто так сильно не интересуется вашей, столь великой персоной.
       - А я уверен, что это заговор и есть! Все здесь мне вредят!
       Много чего на своем веку повидал седовласый инспектор, да видно подобное еще в его практике не наблюдалось. И он удивленно лишь разводил руками. А потом как-то мне по секрету сказал:
       - Нелепый этот Феликс мужик. Точно с головой не в порядке. Как-то встретил его в Манхэтттене в выходной. Причем и он в тот день тоже не работал. Гляжу, сей олух расхаживает по Пятой авеню в полной униформе охранника.
       Это действительно выглядело нелепо. Никому в выходные дни не придет в голову ходить в служебной одежде. Не уместным как бы считается. Многие даже и в рабочие дни стесняются идти на службу по городским улицам в униформе. Как правило несут с собой в пакете, и лишь перед самым началом дежурства переодеваются.
       - Вот, я и говорю, - продолжал Беннет. - У парня не порядок с головой. Что-то следует предпринимать.
       Увы, Феликса никто не урезонил, и его споры с Гарднером постепенно переросли в самую настоящую драку. Трудно сказать, кто начал первым. Один другого толкнул, затем кто-то кого-то ударил. Американцы-жильцы дома, посмеиваясь, наблюдали за бесплатным зрелищем потасовки тех, кто был нанят их охранять. Они даже делали ставки на победителя. К счастью, ребята из охраны вовремя разняли дерущихся. Однако, Феликс не утихомирился. Он позвонил в компанию и подал жалобу. Прибыла комиссия и стала разбираться. Спросили и меня. Я не стал скрывать, что Феликс - по натуре, человек конфликтный, а то, что нажаловался первым, совсем не означает его правоту.
       - Тогда вы напишите на него рапорт, - предложил инспектор.
       Я отказался. Кляузничать не в моей натуре. Сам с детских лет ябед не терплю. Инспектор насупился и в сердцах сказал:
       - Значит, не хотите помочь... Впрочем, скажу вам честно: нам наплевать, кто прав, а кто нет. Лишь бы клиент, то бишь дом этот, деньги исправно платил. Собственно, затем я сюда и приехал. Но вот, потасовки и ссоры эти мешают бизнесу. Какой порядок мы можем гарантировать, если допускаем драки между нашими сотрудниками? Так что, ребята, смотрите! Если что придется не по нраву правлению дома, не взыщите. Никто тогда с вами церемониться не станет. Ваши скандалы и неурядицы оставьте для самих себя. А жалобы друг на друга в туалете на гвоздик повесьте!
       Что ж, яснее не скажешь.
    []
       После сих разборок ко мне подошел не кто иной, как неукротимый Феликс, собственной неистовой персоной.
       - Артур! Ты один здесь меня можешь понять! Этот негритос Гарднер - порядочная скотина. Попросил его, как человека - замени меня десять минут на посту, ко мне отец подъехал. Так эта зараза заявляет, что мол, я уже третий раз его о том прошу. Видите ли, пропадаю на час, а он должен за меня пахать. Ну, скажи, не скотина ли? Кто он-то сам такой? Потомок грязных рабов, а если еще глубже пойти, так вообще диких африканских папуасов. Вот и заехал я ему по тыкве...
       - Знаешь, что? Ты мне эти разговоры прекращай. Ненавижу расистов. К тому же, уважаю Гарднера. Он вполне достойный и добрый парень. А вот ты ничего хорошего, для тебя сделанного, помнить не желаешь. И что из того, если отец к тебе приехал? Ведь живете в одной квартире, каждый день видитесь. Гарднер - хоть и черный, да не раб твой, и никого другого... Я вообще, наглости твоей удивляюсь. Сколько жалоб ты на меня накатал, сколько гадостей мне на голову ни за что вылил! Так стоял бы в сторонке, коль за врага меня держишь. Ан нет, лишь хвост тебе прищемили, все-таки ко мне бежишь за советом и помощью.
       Сказал я это и пожалел. Ведь нарушил главное правило политической молчанки - все же стал с ним беседовать. Теперь он вправе пожаловаться, что, с собакой его сравнил.
       "Так мне и надо, - укорял я себя. - Сказал, ведь, что хвост ему прищемили".
       Опять кляузничать станет, и не без оснований. Прав будет на сей раз.
       - Но что же мне теперь делать? - спрашивал он у меня совет.
       - Что-что? Как президент нашей страны поступай - посади дуб.
       - А это еще зачем?
       - Так ведь, единственный способ поставить себе памятник при жизни.
       Вот и не добившись моего сочувствия, Феликс, разочарованно побрел на свой пост.
      
       - Странный этот твой соотечественник, - сказал мне капитан.
       - Думаете, вы - единственный, кто мне об этом говорит?
       - Уверен, что не я один. Он принес мне повестку, что его на службу присяжных вызывают. Гражданские обязанности нести. По закону, мы должны ему предоставить оплачиваемый день. Но он аж два требует.
       - Почему?
       - А второй, говорит, ему необходим заранее, чтобы к службе той подготовиться.
       Тут мы вместе прыснули от хохота. Ведь хорошо всем известно, что обязанности эти, как правило - чистая формальность. Проверка, так сказать, на лояльность. В девяноста процентах случаев просидишь там бесцельно, а в конце дня отпустят на все четыре стороны. Бывает, кое-кого и на второй день оставляют, но это редко случается. А вот собственно, для реальной работы присяжным заседателем никого из числа эмигрантов практически не берут. Даже если и "посчастливится" вдруг, то будь уверен, проинструктируют на месте, подробно объяснят, что от тебя собственно хотят и что делать тебе требуется. Поэтому было неимоверной наглостью со стороны Феликса безосновательно требовать еще дополнительно оплачиваемый день.
       - Ну, надеюсь, вы удовлетворили просьбу всеобщего любимца? - ехидничал я.
       - Еще чего! Но связываться мне с ним не хочется. Потому посоветовал направить просьбу в "Кембридж". Они наняли его, пусть сами и разбираются с подобными шизами.
      
       Офис ему, естественно, отказал. Однако, Феликс, уверенный в собственной правоте, в тот день все же не явился на работу. Моментально вышел приказ об увольнении за прогул. Феликс был вне себя от ярости и теперь уже угрожал всей компании "Кембридж", что мол отсудит у них много миллионов за незаконное свое увольнение.
       Целый месяц его шкафчик был под замком, он принципиально не приходил за своими вещами. Надеялся, видно, что восстановят. На сей раз наглость город не взяла. И Феликс, все-таки явился, дабы забрать свои пожитки. Я лично с ним не виделся, лишь в монитор наблюдал, как он входил в здание через заднюю дверь флигеля. Феликс был в полной униформе, хотя уже не имел права ее носить. Выглядел он ссутулившимся и унылым. Видимо, миллионером так и не стал.
      
       * * *
      
       Обычный день
      
       Иногда я задаю себе вопрос, который из всех дней моей службы я бы назвал самым типичным? Такой, чтобы вобрал в себя все аспекты работы охранника, открыл только ей присущие стороны. Конечно, нелегко определить единый, всеобъемлющий, полный неожиданностей и тем не менее наиболее характерный день. И все-таки, мысленно возвращаясь в не столь далекое прошлое, я бы выделил один, о котором хочу рассказать.
    []
       Тогда у меня была вторая смена. И отдохнув днем, я в пятом часу вечера приступил к дежурству в хорошем настроении. Еще бы - стоял солнечный, весенний день. Скоро лето, моя любимая пора. Прощай темнота и холод. Я глядел в мониторы, наблюдая, что транслируют камеры, установленные в бесконечных лабиринтах здания, и ведущие живой репортаж из людных холлов, длинных коридиров, из тесных помещений лифтов. Именно эти последние наиболее занятны. Дело в том, что человек, находясь в полном личном уединении в лифте, вопреки логике, чувствует себя необычайно свободно, совершенно не задумывается, что кто-то сейчас может за ним наблюдать. Вроде бы и знает о наличии камер, однако никогда не помнит о них. Замкнутый мирок на несколько минут становится его иллюзорным персональным пространством, кажущимся огражденным от внешних вторжений, тем временным убежищем, где ощущается комфорт и полная безопасность. Потому и ведет себя раскованно, снимая привычную маску, становясь наконец-то самим собой. Вот когда можно обнаружить в естестве ту самую, тщательно скрываемую человеческую натуру.
       Много интересных сцен наблюдал я, немало смешного и слишком серьезного - взрывы эмоций, любовь и ненависть, учтивость и хамство, кипение страстей и преступления. И все это было в том укромном мирке, том малом объеме, который зовется кратким словом - лифт. Ах, если бы этот бездушный, тесный мирок с механическим приводом имел сердце или мозг, сколько бы занятных историй он мог рассказать, сколько книг написать! И все, из чего мир наш состоит, нашло бы там свое отражение.
       Вот, светловолосая молодая женщина вошла в лифт. Она не очень красивая, но статная, высокая, привлекает внимание. Ей уже лет тридцать, но она все еще не замужем и до сих пор живет с мамой. Видимо, в аэропорту работает, так как утром надевает летную униформу. Когда она идет по улице, то ступает, как королева, несет себя очень гордо, ни на кого не смотрит - держит марку. Но если заходит в лифт, то ее показная надменность мгновенно исчезает. Она тут же припадает к зеркалу, детально рассматривает свое лицо, трогает его руками, как бы желая что-то во внешности исправить, изменить, причем сделать это за те считанные минуты уединения, которые ей доводится провести между девятнадцатым и первым этажом. Надо же, какие комплексы у этой на вид серьезной барышни! Но вот лифт прибывает. Общая растерянность и суетливые движения сменяется горделивой осанкой и "стюардесса" достойно ступая, ни на кого не глядя, чинно шествует к выходу...
       А вот, парочка вошла в лифт. Им ехать аж до самого верхнего этажа. Целые три минуты уединения! Они, конечно же, целуются. Причем инициативу проявляет девушка. И это совершенно не исключительный, наоборот, самый типичный случай. Почему-то интимное пространство лифта больше воодушевляет слабый пол. Мужчина по натуре свободен и менее зависит от мнения окружающих. Уж коль захочется обнять, он и на улице это не преминет сделать. А вот женщине прилюдность не к лицу. Не полагается демонстрировать свои чувства. Но женские эмоции так сильны! И в лифте, в этом виртуальном, кажущемся уединении, они проявляются в полной мере. Имея большой опыт наблюдений, я мог с точностью сказать, заранее определить, чем сейчас займутся парочки, вошедшие в лифт. Как я уже отмечал, зачастую девушки первыми набрасываются на парней. Иногда бывает наоборот, но реже. Слишком мало времени отпускает лифтовая кабина, чтобы мужик почувствовал себя счастливым. Да вот, женщины довольствуются немногим.
       Когда в лифте едет один человек, то в половине случаев занятие у него простое и определенное. Никогда не догадаетесь! Хотя зачастую мы и сами составляем эту половину... Но не буду томить. Они делают необходимое дело - чешутся! И не важно, это женщина или мужчина, занятие одно и то же. Причем, раздирают самые укромные места. Не стану здесь подробно рассказывать о слабом поле, а вот мужчины почему-то чешут себя ниже спины. И хотя камера охраны в лифте установлена не скрыто, наоборот, у всех на виду - это никого не смущает. А может, пассажиры забывают о ней или не воспринимают ее как что-то реальное. Устройство - оно, мол, и есть, лишь электронный глаз, но никак уж не живой.
    []
       Очень занятно также наблюдать, если в лифте много людей. Тот самый случай, когда несколько американцев, индивидуалистов по определению, случайно и вынужденно объединяются во временный, но необходимый союз. Они сплочены единой непреложной целью - достичь нужный этаж. Заодно не упускают возможность пообщаться. На улице, ведь не схватишь за рукав понравившегося тебе прохожего. А тут он (или она!) никуда не денется. Ответит на твой, пусть самый дурацкий вопрос. Лифт - пожалуй, удачное место, чтобы завести знакомство, начать интрижку, а то и завязать серьезные отношения. Близкое расстояние сближает людей. Каждому хочется показать себя с наилучшей стороны. Потому лифтовое сообщество, как правило, весело и остроумно.
       Но вот, в этот раз их громкий смех сменился озабоченностью и даже страхом. Увы, лифт застрял между четвертым и третьим этажами.
       Я по рации вызываю ремонтников. А пока те собираются, успокаиваю пассажиров. Говорю уверенно, убедительно и долго, что мол, не волнуйтесь, помощь на подходе, совсем немного потерпеть осталось. Однако, они почему-то отвечают мне взрывом безудержного хохота. Ну, и то слава богу, лишь бы не плакали и за сердце не хватались.
       - Ты успокаивал их теми же словами, что говорят маленьким детям, когда спать укладывают. Потому они и ржали, как лошади, - пояснил мне Дюмэй.
       Что поделаешь, тонкости английского языка не скоро еще дойдут. А мой опыт - разве что своих детей в десять вечера по кроватям загнать, причем не с русским напутствием, а изъясняясь сугубо по-английски. Родной язык хоть и не позабыли они, да слабо на него реагируют. Лишь английские команды уважают. Более звучные, убедительные они, что ли?
       Наконец, лифт пришел в движение. На первом этаже распахнулись двери. Из кабины высыпались, сплоченные единой бедой, но уже, видать, изрядно наскучившие друг другу пассажиры обоих полов. Надо признать, все они с интересом меня разглядывали - что за охранник так нелепо их утешал? И представьте, приятно - сколько мне искренних улыбок адресовалось сегодня в награду от этих, обычно, угрюмых американцев.
       Неожиданно, ко мне подбежала взволнованная женщина.
       - Офицер, несчастье случилось! Собираясь на торжество, я одела свою трехлетнюю дочурку в новое платье. Мы вышли в вестибюль, и там я разговорилась с соседкой. Глядь, а дочка куда-то исчезла. Муж в машине на стоянке ждет. Думала, она побежала к нему, но там ее тоже нет. Попробуй теперь, отыщи в путанице этих коридоров. Ума не приложу, что мне делать...
       - Не волнуйтесь, мэм. В лифтах ее точно нет. Проверьте, может быть, по лестнице бегает. А я тем временем понаблюдаю в мониторы - если она по холлам лазит, непременно замечу....
       Действительно, через пару минут я увидел на экране маленькую девочку в синем праздничном платье с оборочками. Явно, она. Я быстро пошел в том направлении. Малышка, видимо, совсем заблудилась. Слезы наворачивались у нее на глаза.
       - Принцесса, какое у тебя красивое платье, - принялся я ее успокаивать. - Мама тебя ищет, давай ручку я отведу тебя к ней.
       Она перестала плакать и пошла со мной в центральный холл. Там ее уже ожидал взволнованный отец. Девочка оживилась:
       - Папа, папа пришел! Сперматозоиды принес!
       - Не обращайте внимание, - сказал отец девочки. - Это лишь издержки раннего сексуального воспитания в американском детском садике....
       Когда возлюбленное чадо было передано родителям, у меня просигналила рация:
       - Водитель - центральному посту. Код 27: пожилой мужчина упал на автостоянке. Окажите содействие.
    []
       И вот я уже во дворе. Старичок американец лежит на асфальта прямо у капота "Линкольна". К счастью, не машина его сбила. Видно, закружилась голова и он не удержал равновесие. Впрочем, крови на дорожке нет, и мужчина в сознании. Однако, поднять его я не имею права. Таковы законы в Америке. Чтобы помощь оказывать требуется специальное обучение пройти. Правильно это или просто дуристика - трудно сказать. Активных действий мне предпринимать не полагается, даже если очевидная неотложная помощь требуется. Никакого массажа сердца, ни искусственного дыхания рот в рот. Особенно, ежели пострадавшая - женщина. Засудит, как пить дать. К тому же, не медработник я, не могу определить наверняка, чем падение вызвано. Если, например, инсульт или ранение, то точно на ноги ставить человека опасно. Может усилиться приток крови. Американец это понимает, потому и не просит. Самое лучшее, что могу сделать, - немедленно вызвать городскую скорую помощь.
       Буквально через считанные минуты прибывает машина пожарной охраны. Нет, я не оговорился. Большинство автомобилей неотложной помощи в Америке приписана именно к пожарной службе. Медработники прошли необходимую подготовку и могут на месте оказать экстренную помощь. Вот они, не поднимая старичка, осматривают его, прослушивают сердце и меряют давление. Слава богу, более-менее в норме. Теперь его усаживают, делают инъекцию. Моя миссия окончена, старичок в надежных руках и я могу возвращаться на пост...
       Записываю происшествие в журнал. Но кто-то окликает меня. Молодая негритянка с хитрыми глазками просит ей помочь. В этом доме черные не живут, но некоторые здесь работают - ухаживают за пожилыми.
       - Офицер, у меня заблокировался мобильный телефон. А срочно нужно позвонить. Не знаете как его включить?
       Женщина протягивает мне трубку. Я повертел в руках, нажал несколько кнопок, но телефон так и не включался.
       - Здесь нужно пароль знать...
       - Я когда-то его установила, но не пользовалась. А сейчас трудно вспомнить. Ну, что ж, и на том спасибо.
       Я вернул телефон и она удалилась...
       Примерно через пол часа ко мне подошел рабочий из обслуги и пожаловался, что потерял свой мобильник. У меня сработала профессиональная интуиция. Это такой черный, маленький с серебренной окантовкой?
       - Он самый! Неужели вы его нашли?
       - Не совсем так, просто я его видел. Одна женщина пыталась включить такой телефон, но у нее ничего не получилось.
       - Ну, да. Я же его специально заблокировал.
       Надо сказать, что растеряха был хорошим, компанейским парнем. Его особенно любили наши ребята из охраны, потому многие принялись помогать. У меня рация не выключалась ни на минуту. И все, кому не лень, задавали один и тот же вопрос:
       - Аткин, опишите эту барышню, подозреваемую в краже телефона...
       Проблема была в том, что на описании настаивали в основном мои темнокожие коллеги. И та похитительница была черной. А когда сообщаешь приметы, то следует обязательно указать расу. В этом и загвоздка, так как не любят афроамериканцы упоминаний о цвете своей кожи. Да и как правильно описать-то негра, если слово это в Америке запрещено? Сказать "черный" тоже не приветствуется. Вот как-то раз я забирал свой автомобиль из ремонта. На большой стоянке стояло невиданное количество автомобилей.
       - Какого цвета ваша машина? - спросил меня чернокожий ремонтник.
       - Черная, - без задней мысли ответил я.
       - Серая? - переспросил он.
       - Нет, черная, - повторил я.
       Но тот явно не хотел слышать никакое определение, напоминающее ему цвет собственной кожи.
       - О'кэй, я сейчас разыщу вашу серую машину...
       Ну, что тут скажешь? Страна, ведь, с провозглашенными принципами равноправия. Поведена на том. Скоро, наверно, и черную краску, как пережиток расизма запретят. Впрочем, все мы теперь американцы, не зависимо от цвета кожи, должны быть полосатыми, то бишь бело-сине-красными, по цвету американского флага. Но на это я еще согласен. Однако, если какой эрудит заметит, что на знамени том еще пятьдесят звездочек имеется, так то уж дудки! Не стану я те символы, то ли коммунистические, то ли масонские, носить. Но мнение свое, отнюдь никому не навязываю. Если кто желает - пожалуйста. Впрочем, американцы и без тех знаков, явно "звездоватые" по природе. Так что носите их, или не носите, все равно невооруженным глазом отчетливо видно.
       Но на радио-запрос моих коллег следует отвечать кратко и точно. Потому я сообщаю:
       - Женщина, высокая, средней комплекции, лет сорока, а-ф-р-о-а-м-е-р-и-к-а-н-к-а...
       И если каждую предшествующую примету они отмечали каким-то междометием, но стоило лишь упомянуть расу, тыт же воцарялась гробовая тишина на всем диапазоне. То ли я говорил как-то не так, то ли они проверяли меня на лояльность, то ли просто посмеивались надо мной, но рация все не утихала. Причем звонили одни и те же, с тем самым вопросом. По правилам устава, я должен повторять столько, сколько требуется. Так что раз на тридцатый, уже совершенно поведенный, заплетающимся языком я отвечал:
       - Афроженщина, комплекции сорок, средних высоких лет, черно-американка...
       Но никто не захихикал. Наверно, поняли, что довели меня вопросами до ручки и, наконец, смилостивились - прекратили трезвонить.
       Собственно, я частенько отмечал некоторое изумление в глазах моих коллег. Чего, мол, парень ты на службу эту позарился, ведь в основном братья наши черные на нее идут. А ты - вон каков: высокий, белокожий, да еще и блондин. Эх, ребята, - хотелось ответить им на немой вопрос. - Беда у всех одна. Но они, наверно, и так все понимали. Надо признаться, мне нравилось за ними наблюдать. Какие они все-таки разные, эти темнокожие. Азиаты и латиносы совершенно другие. И не потому, что друг на друга похожи. Просто мировоззрение у них типичное, свойственное их группе. А вот черные... Какие зачастую, страстные натуры, индивидуальные характеры! А еще я давно заметил их невероятную тягу к свободе и страстное стремление никому не подчиняться. В этом они здорово отличаются от потомков европейцев, нынешних "белых". Чем больше я общался с неграми, тем глубже мне хотелось проникнуть в их душу, понять то, что за ней таится. Но это оказывается, совсем не просто.
       - Дюмэй, - я как-то спросил. - Почему многие афроамериканцы говорят так странно. Вроде бы по-английски, да разобрать трудно. Как-то необычно произносят знакомые слова. Да и со специфической интонацией.
       - Так это сленг такой. Много, ведь, появилось терминов, которые нигде кроме чернокожей общины не употребляются. Да и типичные английские выражения видоизменяются, приобретая неожиданные формы. Это - естественный процесс. Все так же происходит, как с французским языком, когда через многие годы в южно-американских колониях он постепенно изменился, превратился в специфическую форму и называется теперь креольским. Та же участь ожидает и английский. Его черную разновидность называют - "патва". Большинство жителей Гарлема и Южного Бронкса именно на ней и говорят. Они одно время даже хотели придать сленгу статус второго государственного языка, но власти на это не пошли, хотя вопрос долго дискутировался.
      
       Время приближалась к восьми часам. Оживление в доме спадало. Почти все жильцы вернулись с работы. Опустели коридоры. Завтра - рабочий день, потому все расслабляются после ужина, усевшись перед телевизором с коктейлем или банкой пива в руке. А коль меньше людей шастает по коридорам - меньше проблем. Хорошее время! Можно немного отдохнуть. Да и все охранники в этот час почти не думают о работе. Вот, например, капрал Саймон не пропускает ни одну барышню моложе тридцати пяти, со всеми долго и томно беседует. Ну, что же, молод он, не женат. Почему же невестой не обзавестись? Естественно, его чернокожего тянет больше к белым девушкам. И я замечаю, что они отвечают ему симпатией. Слава богу, не видит сейчас его великовозрастная пассия Сьюзан...
    []
    Сержант Гонзалес - тот все по квартирам в это время бегает, где чего починить жильцам требуется, всегда к услугам. Может, даже и по интимным. Сплетни разные ходят... Охранник Киз... Ну, этот - сплетник, интриган, тот еще! Две стенки сведет. Любимое его занятие. Наговорит черт-и-что, нелепости придумает. В общем, нашептывает каверзное тому, кто под руку попадется. Благо, начальство его всерьез не воспринимает. А вот, добряк Гарднер - парень хороший, мастеровой. Он по этажам шныряет. Кто чего из испорченной домашней техники в коридор выставит, он то заметит, притащит и непременно починит. Но не всегда домой несет. Зачастую, здесь же, в комнате охраны устанавливает для общего пользования. Благо теперь у нас микроволновая печь есть, тостер, электрический чайник, музыкальная приставка ... и даже ударная установка. Последней мы, однако, не пользуемся. Разве что Двайер стучал целый час всем на зло, когда его уволить собрались. А он-то, этот самый Двайер, вообще все рекорды побил по проведению "досуга" с восьми до двенадцати. Вот характер-то был! Плевать на все хотел. Не дорожил видно работой. Притащил на пост видео-плеер с набором фильмов, зачастую, порнушных, и созерцал сие кино прямо во время службы. Какое там дежурство, какие камеры и мониторы? Какое наблюдение за порядком? В свое удовольствие время проводил. Правда иногда сей вольготный досуг приостанавливал. Если вдруг капралы прозрачно укажут, типа: "Ну, ты брат, в-о-о-о-ще!". Но не на долго. Душа развлечений требовала. Со временем, порно-фильмы его так возбудили, что он даже притащил на пост проститутку, с которой принялся развлекаться прямо на ступеньках пожарной лестницы. Кто-то из жильцов заметил и, как водится, накляузничал. Двайера, естественно, уволили. Но он в свой последний день так разобиделся на жильцов, что целый час гремел на ударной установке, приводя в содрогание стены ненавистного дома. Никто из капралов не желал с ним связываться - подозревали, что у парня с мозгами не ладно. Все же, уговорили сделать антракт в концерте, и затем с трудом выпроводили. А ударную установку куда-то спрятали.
       - Продали, небось, гады! Знаешь, сколько времени я потратил, пока ее починил! - жаловался мне Гарднер.
       Но не все мы так бурно проводили бесконечные часы на дежурстве. Некоторые любили поспать. Они находили укромные уголки, которых в целом доме было не так уж мало, и пребывали в царстве Морфея до получаса. Я, впрочем, не винил их. Работа, ведь, нервная. Надо силы, в том числе, моральные, восстановить. К тому же часто ребята работают в смешанные смены. Сегодня - с утра, завтра - в ночную. Биоритм дает сбой. Не роботы мы ведь...
       Предчувствую вопрос: а я-то чем в то время занимался? Не буду из себя героя строить, утверждая, что добросовестно службу нес и за мониторами в эти часы следил, не сводя глаз. Не поверит мне никто. Однако, разврату я не предавался, шалостей не позволял. И все же одно, но страстное желание - насытить жажду знаний я не мог преодолеть, а потому при каждом удобном случае предавался чтению. Будь то за столом у мониторов, в служебной машине или при обходе здания присаживался на лестнице с томиком Борхеса или Сартра. Главное, надо место выбрать правильное. Такое, чтобы никто тебя не "застукал". Так что лучше всего располагаться между этажами или под чердаком. Ежели дверь какая-то неожиданно и откроется, ты быстро это заметишь. И никто тебя не упрекнет, что мол, тут делаешь. Работа такая, во все дырки лезть. Мало ли что тебе исследовать, выяснить захотелось? Или вдруг подозрительное обнаружил...
       Все было бы хорошо. Но кажущийся тихим вечер, взорвался словно фугас. К посту охраны бежала растрепанная женщина.
       - Спасите, мой сын меня избил!
       На лице ее виднелись кровоподтеки.
       - Он меня ударил, а сам сбежал, сволочь такая. Представляете, растила его одна, без мужа, образование дала. А он меня по лицу!
       - Вы предлагаете вызвать полицию?
       - Конечно, пусть его посадят хоть на сутки, чтобы ума поднабрался.
       Полиция прибыла быстро, однако след ее сына уже простыл. Потому женщине посоветовали написать официальную жалобу, и как только хулиган вновь появится, немедленно сообщить. К счастью, мне не пришлось этим делом заниматься. На главном посту был Дюмэй. И все дальнейшие события я знаю с его слов.
       Сын вскоре вернулся. Он приехал на роскошном, причем собственном, лимузине. Это был не юный, а уже тридцатилетний молодой человек, к тому же вежливый и совершенно не нахальный. Он меньше всего походил на монстра, вопреки описанию мамаши. По каким-то непонятным причинам, парень все еще жил в одной квартире с матерью. Однако, она не давала покоя, требуя полной отчетности, ревновала ко всем его девушкам. Не иначе, как по-прежнему видела в нем ребенка. Да и драку, по его словам, затеяла собственно сама мамаша. И на этот раз женщина вызвала полицейских. Те было собрались арестовать молодого человека, но в последний момент материнские чувства возобладали и она примирилась с сыном.
       - Не иначе, типичный инцест - любовная связь матери с сыном - подытожил Дюмэй. - Я повидал таких случаев немало. Общество не стимулирует нормальные семейные отношения. Слишком много у женщин свободы. Материальной зависимости у супругов нет. А детям с самого раннего возраста прививается неумная самостоятельность. Вот и получается, что понятие родства внутри одной семьи уходит в небытие.
       - Но ведь и все окружающие - соседи, прохожие - тем более, не становятся родней...
       - В том-то и оно. Человек варится в собственной семье, не воспринимая своих детей, как частицу себя. Хотя и ближе никого нет. Отсюда - прямой путь к инцесту.
       - Давай о чем-нибудь более веселом... Расскажи, например, где ты работал еще.
       - Начинал со склада. Служил там ночным охранником. Один на огромное помещение. Но дело в том, что район - криминальный. А у меня не только пистолета, дубинки не было. И более того скажу, даже телефон там отсутствовал. Скупая наша компания "Кембридж", на всем экономит! Ну, что делать, если к примеру, ограбление? "Караул" кричи, никто не услышит. Каков же смысл в такой охране? Сижу, как ночное пугало, разодетое в униформу. Вокруг - коробки с дорогостоящей электроникой. Ворвется кто, что будешь делать? А наркоманы вокруг по улицам только и шастают! Что если кому денег не достанет на дозу? Не погнушаются склад, так плохо охраняемый, дочиста обобрать. Ты видел когда-нибудь наркомана во время ломки? Да он тебе запросто башку снесет, если у него на дороге станешь.
       - Я собственно, вообще, ни разу в жизни дурь не пробовал...
       - Не может быть... Неужели даже марихуану?
       - Нет, не приходилось.
       - Напрасно. Кое-что в жизни следует испытать... Притом, никаких последствий для здоровья не будет. Лишь добавит веселое настроение. Вдруг начинаешь хохотать без всякой на то причины. Да и окружающие тоже от смеха лопаются. Так что веселье вокруг кипит, что тебе сказать! Нет лучшего способа расслабиться. Разве что, напиться до чертиков.
       - Нет, спасибо. Я до сих пор обходился, обойдусь и теперь... А где еще тебе служить приходилось?
       - Когда уразумел, что жизнь мне дороже того несчастного жалованья при неоправданном риске, сразу попросился на другой участок. Послали меня в банк. Сидел за мониторами по восемь часов. Ну, почти как здесь. Тяжело было, безвыходно. У нас, ведь, можно иногда хоть ноги размять, если к примеру, инспектируешь этажи, или отвлечься от монотонности, когда очередь придет патрульную машину водить. Правда, в банке платили неплохо. Но был один нюанс... В конце смены требовалось ячейки клиентов проверять - не оставил ли кто деньги. А их множество, сотни тех ящичков, снизу до потолка. Вот когда разомнешься, распрямишь свои косточки после мертвого сидения за мониторами, вдоволь напрыгаешься и накланяешься. Прям-таки задубеешь от вечного сидения, а тут такая гимнастика! Переход резкий. Запросто мышцу потянешь, что и случалось нередко.
       - Ну, а коли деньги, забытые, в ячейке найдешь, небось то - как награда, словно прибавку, премию в работе получил?
       - Еще чего? Ведь не дураки эти банкиры. Что-что, а уж деньги хранить умеют. Могут специально какую двадцатку туда подложить. Проверяют твою честность, сообщишь ты или нет. Всех о том заранее предупреждают, и никто рисковать не хочет. Работа ведь дороже. Хотя некоторые из моих коллег, порой, теми двадцатками не брезговали. И уличены не были. Одному богу известно, как они знали, когда проверка, а когда нет.
       - Наверно с проверяющими делились..
       - Может и так. А я этого не делал, потому им не подошел. Вот теперь сижу в этой домовой помойке и поглощаю те нечистоты, что на голову изо дня в день валятся.
       - Увы, где есть люди, там всегда сплетни, зависть и преступления. Человек, ведь, зачат в грехе, а рожден в мерзости.
      
       Скорее бы конец смены, осталось совсем не много... Однако, всего за пять минут до завершения вахты прибежал, запыхавшись командир.
       - Аткин! У нас проблемы! Твой сменщик не придет. Что-то у него в семье стряслось. Согласно уставу мы имеем право задержать тебя на посту еще на три часа.
       - Так уже ведь полночь... И меня семья ждет.
       - Ничего не поделаешь. Правило есть закон. Ты ведь хочешь здесь продолжать работать? Тогда подчиняйся. А внеурочные с пятидесяти-процентной надбавкой тебе заплатят.
       Увы, выбора не было. И я позвонил домой, сообщил, что остаюсь на ночную смену. Одно хорошо - теперь не нужно следить за мониторами. Командир усадил меня за руль патрульного джипа.
       После многочасового нахождения на стационарном посту водить машину - просто удовольствие. Я с упоением крутил баранку, методично объезжая обширную стоянку. Уже было поздно, однако множество огоньков в окнах по-прежнему светили. Ну да, это же шестой день еврейского праздника Ханукка, и на подоконниках выставлены вильчатые подсвечники, в которых ежедневно зажигается новая лампочка. Красивый и славный обычай! Я с удовольствием поглядывал на окна и дивился, как много в нашем доме живет приверженцев иудейской религии. И хотя сам-то воспитывался в семье атеистов, но эти расходящиеся из множества окон шестипалые лучи праздничных огоньков несли приятное ощущение торжества, радости и полета...
       Дом потихоньку засыпал, однако из окон с оставленными на всю ночь зажженными подсвечниками по-прежнему струился золотистый божественный свет...
       Неожиданно загудела сигнализация у одной из припаркованных машин. Я направил свой джип в ту сторону и остановился неподалеку. Выйдя наружу, убедился, что сигналит очень старенький "додж". Вряд ли кто-то покусился на эту рухлядь. Скорее всего, замкнулись от легкого порыва ветерка контакты и теперь тревога разносилась набатом, пробуждая ото сна едва задремавших жильцов. Звон сирены не прекращался, видимо система была старенькая, без временного отключения. И я с тем ничего не мог поделать. В некоторых окнах зажегся свет... Вдруг я услышал глухой легкий удар. В машину, находящуюся по соседству с моим джипом угодило запущенное каким-то проказником сырое куриное яйцо. Я взглянул вверх - дом глядел на меня нахально и свысока всеми своими многочисленными окнами. И невозможно было определить, откуда именно я удостоился "яичным благословением". Ясно одно: кто-то разбуженный подумал спросонья, что гудит моя патрульная машина и со злостью запустил в меня сию подручную гранату мирного времени. Слава богу, что не бутылку. Впрочем, хороша тебе благодарность за внеурочное дежурство! Я если бы в меня попали? Пущенное с высоты двадцатого этажа яйцо явно могло мне пробить голову и никакая бы форменная фуражка не спасла. Если жив после этого дежурства останусь, непременно потребую себе армейскую каску. Ведь как обычно бывает: перелет, недолет, а затем уже точно в цель. Закон артиллерии, правило трех попыток...
      
       Но и через три часа меня никто не сменил. Капитан слезно умолял остаться до конца, так как больше желающих подежурить ночью не нашлось.
       - Но где же наши охранники? Неужели все поголовно иудаизм приняли и шестой день Ханукки отмечают?
       - А черт их знает! Будто сговорились они... Ну ничего, как только за жалованьем придут, тут я им уж настоящее обрезание устрою!
       Однако, мне от этого не легче. Предстояло барабанить смену до конца. А то было не просто. После беспокойного дня сильно клонило ко сну. Но я держался. Лишь наступило утро, остановил машину, заглушив мотор, так как боялся напоследок задремать за рулем. Открыл окна, включил радио, дабы бодрый голос диктора растормошил меня немного. Однако, и это не помогло. Незаметно для себя я совершенно отключился. А когда открыл глаза, то обнаружил, что солнце светит во всю, и многие люди выходят из дома, торопясь на работу. Сколько же я проспал? Минут двадцать, наверно. Однако, чувствовал себя бодро. Оказывается, как мало человеку нужно, чтобы восстановить силы. Вот и эта дополнительная смена окончилась. Слава богу, отмучился. И деньжат, немного заработал - в полуторном размере внеурочные оплачивают.
       Придя домой, я тем не менее тут же заснул. Но сон мой продолжался недолго. Усталый, я позабыл отключить телефон, и в самый неподходящий момент, когда наконец, крепко спал, он зазвенел словно царь-колокол. Сон вмиг прошел и я поднял трубку.
       - Аткин? Это говорит мистер Пендергаст...
       Я встрепенулся. Звонил мне сам вице-президент нашей компании в Манхеттене "Кембридж секьюрити".
       - Поступила серьезная жалоба на вас. Сегодня утром вы были замечены спящим в патрульном джипе. Тем более, обнаружил это член домового правления. А сие с вашей стороны - серьезный проступок. Полагаю, все правильно понимаете, и не станете отрицать. Причем спали вы столь крепко, что ваш храп заглушал включенное в машине радио, да и сам патрульный джип сотрясался. Посему, мы объявляем вам выговор и не оплатим целиком ночное дежурство, во время которого спали.
       - Но дело в том, что я отработал подряд две смены. Ведь сделал одолжение компании, заменив не вышедшего на работу охранника. Вы вообще представляете, что значит так работать? Кто б согласился? Кто бы выдержал? Ладно, вычтите те двадцать минут, что я проспал или, скажем, целый час, даже два. Но ведь остальное время я трудился с полной отдачей и двойным напряжением!
       - То уж ваше дело. Скажите спасибо, что мы вообще вас не уволили. А ведь нам это запросто. Сделали по-человечески одолжение вам за то, что в две смены работали. Впрочем, вечернюю смену, оплатим. Ну, а ночную, естественно, нет.
       - Что ж, мистер Пендергаст, спасибо за вашу человечность...- поспешил ответить я и положил трубку.
       Мне почему-то стало все равно. Даже чувство обиды куда-то пропадает, когда смертельно хочется спать...
    []
      
       Охранники, по моей версии, перешедшие в иудаизм, и на следующий день на работу не явились. И опять капитан обратился ко мне с той же просьбой.
       - Нет, босс. Второй раз на те же грабли я наступать не буду...
       - Молод еще, - сказал командир. - Не понимаешь, что обходя разложенные грабли ты теряешь драгоценный опыт. Имей наконец совесть, будь патриотом компании, в которой служишь.
       - Наверно, вы правы. Но я уже поимел тот опыт единожды, более не хочу. Лоб расшиб. А работать бесплатно на дядю-миллионера мне не больно уж хочется. Да и совесть совсем не мучает - не беден тот дядя, не проголодается.
       Он куда-то ушел, затем вернулся и сообщил:
       - Я связался с офисом "Кембриджа", объяснил ситуацию. Они обещают, если ты в ночную сегодня вновь после работы останешься, то снимут выговор и также полностью оплатят ту смену, когда ты спал. Даже деньги на обед тебе дадут еще. С одним лишь условием - снова не засни... Или хотя бы не храпи так громко.
       - А вот именно это, босс, я как раз гарантировать и не могу...
      
       Какая же гадина на меня настучала? Рано утром два члена правления на работу идут - невысокая женщина средних лет и пожилой долговязый мужик. Они оба никогда со мной не здороваются. Щеголяют высокомерием. Да и кто я им? Охранник какой-то. Много таких. Я быстро выяснил их имена. Ее звали - Нэнси Керигэн, его - Майкл Левин. Важно, определить, кто из них "крысятничал", тогда месть не замедлит себя проявить. Нет, не буду я, естественно, убивать их. Не буду кидать им на голову кирпич с крыши дома или взрывать их квартиру. А вот, что можно - автомобили этих бестий на стоянке так разукрасить, исцарапать или такими ругательствами исписать, что стыдно будет на работу тем умникам ехать. А еще и шины проколоть, причем все четыре. Ремонт и перекраска обойдется гадам в копеечку, раз в пять-шесть больше, чем потерял я. А еще можно их квартирную дверь дерьмом измазать и помочиться на половичок у входа. Месть крутой будет. Да так, что и никто не заметит. Профессионал-охранник знает, как осуществить это шито-крыто.
       Одно лишь меня останавливало - не хотелось делать такие гадости женщине. Мстить слабому полу как-то не к лицу мне, такому сильному и далеко не безобразному парню. И достойно ли то настоящего мужчины? Посему я исключил ее из списка. Оставался лишь один. А если не он? Что ж потом? Получается, моя слепая месть накроет непричастного? Чем тогда же лучше тех, кто на меня наябедничал?
       Весь в раздумье, я остановил джип в том самом месте, где вчера уснул, и принялся писать отчет в бортовом журнале. Вдруг серая тень мелькнула у окна. Я затаился. Чья-то любопытная физиономия прильнула к стеклу, присматриваясь, что я делаю в кабине. Я поднял глаза и увидел утлое и бледное лицо Майкла Левина. Ага, попался голубчик! Вот ты себя и выдал!
       - В чем дело, сэр?! - резко сказал я. - У вас какие-то проблемы?
       - Нет-нет, все нормально, - затараторил он, отпрянув.
       Майкл удалился прочь быстро и угловато, подобно неуклюжему крабу, часто семеня своими костлявыми и кривыми, задними конечностями.
       "Что ж, беги, мужик, разминай ноги, тренируйся! - злорадно напутствовал я. - Набегаешься у меня скоро с ремонтом своего драндулета. Увы, тебе морду не имею права набить. А вот тачке твоей явно не поздоровится!"
      
       На следующий день капитан должен был разнести членам правления какие-то конфиденциальные пакеты. Идти ему явно не хотелось. И я, обнаружив в списке получателей имя Майкла Левина, вызвался доставить их сам. Капитан с радостью доверил мне это поручение, не догадываясь о моих целях.
       В мгновение ока я взлетел на восьмой этаж и позвонил в нужную дверь. Левин долго рассматривал меня в глазок и, вероятно, сомневался стоит ли вообще мне открывать. Но я настойчиво позвонил еще, и он отворил.
       С порога на меня глядел хоть и высокий, но совершенно беспомощный на вид человек. Было заметно, что он одновременно меня боится и пытается скрыть свой страх.
       - Вы - Майкл Левин? - строго спросил я.
       В ответ он лишь кивнул. Видно от испуга его слова застряли где-то глубоко в горле.
       - Вам пакет. Распишитесь вот здесь... Да вот еще. Позвольте узнать, почему эта квартира принадлежит другому лицу, а не вам. Вы ведь именно здесь проживаете? А в списке значится совсем иная фамилия.
       Он сглотнул комок в горле:
       - Здесь числится моя дочка... - пролепетал он. - Но ее временно нет. Потому я пока поселился.
       - Но у вас ведь есть своя квартира. На двенадцатом этаже в соседнем отсеке.
       - То мой однофамилец...
       - А мне говорили, что сынок ваш. Сколько же вы квартир в этом доме занимаете? Дотационное ведь жилье здесь. Государство частично ренту оплачивает. Положено одну на семью. А вы, вот ведь как! А еще член правления.
       Он ничего не ответил. Лишь дрожащей рукой расписался в ведомости и причитая что-то типа - "До чего ж умные охранники нынче.." - затворил дверь.
       Я торжествовал! Наверно, потому, что хоть немного, зато явно по-американски поставил этого наглеца на место. Ткнул, что называется мордой в грязь. И он похоже, понял. Я конечно, мог и дальше пойти, сообщить кому-то из недовольных правлением жильцов о таком нарушении, да и лично насолить, исцарапав его автомобиль по всему периметру. Но моя злость вдруг куда-то улетучилась. Наверно, достаточно было увидеть тревогу и страх в его глазах. Да и дать ему понять, какое он сам-то дерьмо, еще и того более - будучи таким непорядочным, сам ратует за справедливость. Небось сидит сейчас и мучается в догадках, что я предпринять намерен против него. В одном не сомневаюсь: жалеет теперь, что настучал. Выходит, цель достигнута?
       И злость моя, и ярость напрочь исчезли, да и желание мстить почему-то пропало совершенно.
       Мне стало вдруг безразлично...
      
       * * *
      
       Путешествие по крыше
      
       Я увидел ее, когда она тщетно пыталась открыть заднюю калитку двора. Видно ключ был неисправен, либо дверь заклинила. Однако, я вышел из джипа и предложил помощь. В ее словах звучали знакомые нотки, и по специфическому произношению английских слов я мигом распознал соотечественницу.
       - Наверно, вам стоит заказать новый ключ, ваш проскальзывает, - без обиняков молвил я по-русски.
       Она удивилась. Наверно, сперва не признала меня за своего, поблагодарила и пошла по своим делам.
       В общем, ничего в ней не было особенного. Обычная женщина, не красавица, чуть моложе меня. Правда, хорошо сложена, по-спортивному, да и в глазах что-то искрилось. А такое не часто теперь встретишь. У американцев этот блеск напрочь отсутствует. Да и у наших соотечественников теряется, тухнет со скоростью, пропорционально годам, прожитым в США.
       Я видел ее после этого много раз, но мы лишь кивали друг другу, не затевая разговор. Причем она всегда была одна. Это выглядело странно, ну, допустим, разведена, так неужто даже друга нет?
       Как-то раз увидел ее вместе с пожилой парой. "Родители, наверно" - догадался я. Так и оказалось. Она заботливо придерживала их обоих под руки. Из обрывков разговора я услышал, как ласково их называет - мамуля и папочка. Да чего же это было мило. Редкий случай: обычно русские эмигранты по-обезьяньи копируют американцев и в части бессердечного отношения к "предкам", держат их не иначе, как дойных коров, вымогая жалкое пособие и присваивая продуктовые талоны. А при первой возможности безжалостно отвозят в дом престарелых. Но здесь явно иначе: заметно, что оба эти старичка ей крайне дороги.
       Следующий раз, когда я увидел ее, то не преминул завести беседу. Спросил о чем-то. Она охотно ответила. Мы разговорились. Ее звали Ириной. Мои коллеги охранники, ни бельмеса не понимая по-русски, лишь моргали глазами. Им аж страсть хотелось узнать, о чем мы собственно так долго толкуем. Не о них ли? Я же злорадно упивался тем неудовлетворенным любопытством и почему-то радовался "понятной непонятливостью" моих коллег. Я ощутил большое преимущество: могу о чем угодно болтать со своей соотечественницей, вплоть до непотребностей. Зато им скажу, что говорили, скажем, о какой-то серьезной безотлагательной проблеме. Какой именно? Да я могу придумать миллион и любая версия будет правдоподобной. Главное, скрыть свои эмоции и умерить жесты. Ведь это именно то, что тебя выдает с головой, не важно на каком языке ты сейчас говоришь.
       Впрочем, мне было не до них. Не каждый день, ведь, так подолгу и в удовольствие поболтаешь с хорошенькой женщиной. Гляди-ка, тем и нудный день унылой службы немного скрасится...
       Она стала рассказывать о себе, живет сейчас одна, с мужем давно развелась, сын в армии служит. Я понял, что не спроста стала мне о том говорить и ожидал ее следующий, естественный вопрос. И она, конечно же его задала.
       Наверно, я слишком правдив или просто не умею врать женщинам, но ответил, без утайки:
       - Да... Я женат, живу с семьей, есть дети...
       Она, вероятно, не ожидала такой откровенности. Может, рассчитывала, что я - одинок или по меньшей мере совру, мол, холостяк. Потому разочарованно вздохнула, и тем не менее, оценив мою честность, улыбнулась печальной улыбкой. Мы попрощались, но оба чувствовали, что это не последний наш разговор.
       И вот как-то осенним вечером я окликнул ее, возвращающуюся с работы.
       - Хорошо вам, вы в теплой машине, а я от метро в такую холодину четверть часа сюда топала.
       - Эх, если бы так все просто, - вздохнул я. - Каждый раз выходить наружу приходится - всюду нарушения. То тут, то там чужие во двор норовят заехать. Так и гоняю их целый вечер, сам уже продрог. Нет, чтобы пригласили на чашку чая, - набрался я наконец нахальства.
       К моему удивлению, она ответила не раздумывая:
       - Почему, собственно, и нет? Заходите...
       Надо же, я можно сказать, пошутил. Думал, станет отнекиваться, а я потешусь над ее робостью. Есть у меня такой грешок - люблю женщин в неловкое положение ставить. Да тут не прошло. Ну, что ж, отступать некуда. И мы условились, что зайду к ней через час. К этому времени я передам патрульную машину сменщику, а сам начну обход здания, вот и загляну не надолго.
       Собственно, навещать жильцов дома во время службы запрещается. Да здесь такой случай, что упускать не хочется. И как я при этом выглядеть-то буду: сам напросился, так не солидно задний ход давать.
       Ирина жила на предпоследнем этаже. Расчет был прост. Я лифтом поднимаюсь на самый верхний. Дежурный на центральном посту будет видеть через монитор, что я начал обычный обход, ничего не заподозрит. На лестницах камеры отсутствуют и не везде установлены они на этажах. Так что, если я на пол часа пропаду с экранов - это нормально и естественно.
    []
       И вот я звоню ей в дверь. К счастью никого из соседей в коридоре нет. И вряд ли кто прислушивается за дверью в этот час. Не то вмиг донесут, причем будут считать, что полезное дело сделали - выявили нарушение.
       Наконец, дверь открывается. Я захожу в невероятно просторную квартиру, почти не уставленную мебелью.
       - Похоже, недавно ты получила ее?
       - Пол года уже. Я стояла в очереди на меньшую, но у них такой не оказалось, и я выпросила эту. По закону право имею. Правда, они предупредили, мол, если кто-то еще здесь будет жить, то тут же выселят. Подсылали, даже как-то ко мне капрала Рэймоса. Придумали нелепый повод, чтобы проверить. Вот явился он, вопросы дурацкие задает, а глазами все по углам шасть. Надоело это мне, и выпроводила вон эту ищейку.
       - Ну, меня можешь, не опасаться. Если и найду кого у тебя в шкафу или под кроватью, никому о том не скажу.
       - Я знаю... Хочешь кофе?
       - С удовольствием....
       - А что бы ты хотел к нему?
       - Знаешь, по-английски "cofe" начинается с буквы "с". К нему подходит все то, что также берет начало с этой буквы.
       - А именно?
       - Cognac, chocolate, cigar ... Или по-русски: коньяк, шоколад, сигара.
       - Разве что, сигары нет.
       - Даже хорошо, недавно курить бросил.
       - А что, если мы заменим коньяк на шампанское?
       - Тоже не плохо. И правило не нарушим - "Champaign" тоже, ведь с буквы "с" начинается...
       Мы выпили и поцеловались. Мне было легко с ней. Ничего объяснять не надо - она все и так понимала.
       - Тебя не хватятся?
       - Да бог с ними... Никому не позволено нарушить уединение любви.
       - Выходит, ты рассчитываешь на близость? Что, прямо сейчас?
       - Знаешь, первое правило любви - никогда не откладывай ее на завтра...
       - Это у мужчин всегда однозначно... А у женщин - иначе.
       - Как же?
       - А вот как: давай не будем... а если будем, то давай!
      
       До чего разнообразны ощущения любви... И всегда они разные. Вот и сейчас я падал с самого последнего этажа небоскреба. Но это был уже не я, а какой-то разноцветный, полный энергии поток, который подобно ниагарской стихии обрушивающийся с невероятной высоты вниз. Захватывая дух от бессмысленного полета, он стремится ураганным вихрем к подножию. Вдруг все стало абсолютно безразличным, не важно, что случится, когда тот поток ударится о дно ущелья. Увлекает тебя лишь бессмысленный полет, головокружительное падение. Неосознанная радость кружит голову. Ты даже не понимаешь, что происходит вокруг, какова причина твоего полета и где был этот самый первый толчок, что приобщил тебя к стихии, превратив в вихрь, закружив в гигантский водоворот...
       Достигнув самой нижней точки, радужный поток разлетелся на миллионы мелких капель-жемчужин, взорвался, воспарил несметным числом ярких искр, вновь взлетая к вершине водопада и затем медленно опускаясь на его дно...
    []   
       Говорят, любовь и смерть - нечто родственное. И то и другое умиротворяет, не важно - на время или навсегда. Перед тем как уйти в небытие, тело дарит человеку порцию природного наркотика эфедрина. Так природа напоследок награждает свое создание за все земные страдания. Не потому ли усопшие столь безмятежны, и кажутся нам лишь пребывающими во сне.
       Однако, любовь, в отличие от смерти, в конце концов, одаривает пробуждением. И хотя разноцветное небытие по-прежнему владеет тобой, ты как весенняя природа медленно восстанавливаешься, словно политый дождем и обласканный солнцем росток, восходишь к жизни, возрождаешься снова. Время при этом замедляется. Или тебе просто так кажется, когда обнимаешь обнаженное женское тело или попросту созерцаешь его естественную красоту. В самом начале любовной оргии спешащий, волнующий порыв захватывает целиком и не оставляет мгновений, чтобы пристально рассмотреть это великолепное творение природы, которое называется столь кратко и емко - женщина.
       Помнится, еще французский художник Густав Курбе утверждал, что обнаженное тело есть то, и только то, что именно стоит рисовать. И действительно, сколько в нем тайн и неизвестности, сколько волнующих и притягательных точек. Каждая женщина - это вселенная, причем не похожая одна на другую. Тем более телом. Хотя и душой, наверно, тоже. Говорят, что женщина привлекает прежде красотой лица. Но это сначала, ведь истинная красота раскрывается в незабываемых мгновениях, наступающих во время или сразу после таинства любви.
      
       Ирина, стесняясь пытливых взглядов и куражась, надела мою форменную гимнастерку, а затем и фуражку:
       - Ну что? Нравлюсь я тебе такой?
    []
       - Слишком боевая... Не ровен час командовать мной начнешь.
       Неожиданно и настойчиво просигналила моя рация. Надо же, я почти позабыл, что все еще продолжается рабочая смена, и не кончилось мое дежурство. Сколько же времени прошло? Час, наверно. Да кто собственно, засекал? Небось, только мои коллеги. Разволновались, что-ли? Или шпионят, как всегда...
       - Центральный пост - патрульному, - окончательно пробудил меня от прострации настойчивый голос дежурного. - Сообщите ваше местонахождение.
       Ирина прыснула со смеху. Я ей погрозил пальцем.
       - Верхний этаж блока "В", - умышленно я назвал соседний, примыкающий корпус.
       Сказать, что я там же, где начал свой "обход" нельзя, ибо вызовет обоснованное подозрение. Так что врать приходится. Минуло ведь, немало времени, а я все на том же месте.
       - 10-22 на центральный пост, - в ответ гремит рация.
       Это на кодовом языке означает команду прибыть к дежурному на первый этаж.
       - Что-то случилось? - как могу тяну время.
       - Здесь жилец жалуется на шум, нужно чтобы ты разобрался и проверил.
       - 10-4 ("понял"), - бодро рапортую дежурному. - Сейчас прибуду.
       Легко сказать, но сделать труднее. Как не вспомнить мне моего приятеля Чарльза Уильямса, который имея опыт бой-скаута, мог облачиться в полную амуниция всего лишь за две минуты. Да, ему-то было хорошо. Небось вещи аккуратно заранее уложены, а не разбросаны по всей комнате, как мои сейчас. А некоторые еще и подружкой твоей надеты для смеха. Вот так и принялся я первым делом снимать с нее мою гимнастерку. Можно ли представить чего мне только стоило, преодолевая естественный позыв плоти, оторваться от вновь обнажившегося женского тела.
       Не знаю, побил ли я рекорд Чарльза, наверно шел с ним вровень, так как очень быстро облачился в полную амуницию.
       - Проверил бы, не остались ли у тебя следы помады на одежде, - съязвила Ирина. - Не дай бог, жена обнаружит, - ей явно не хотелось, чтобы я уходил.
       - Где именно, по-твоему, может быть этот след? - спросил я, застегивая последние пуговицы.
       - Допустим, на трусах...
       - Тогда не страшно. Легко "отмажусь". Скажу, что на "губе" сидел.
       Она рассмеялась:
       - Со мной такое бы не прошло... Впрочем, я понимаю - любовь приходит и уходит, а законная жена-то остается. Да и служба требует...
       - Что поделаешь, не мы законы жизни пишем.
      
       Одежда меняет человека. И не только внешне, но и саму его суть. Так окончательно облачившись в униформу, я больше не чувствовал себя нежным любовником. Закованный в мундир, гвардеец Аткин вытеснил романтика Артура. Служебный долг, как боевая труба, звал обратно на пост повинность исполнять.
       Но вот зачем я сказал, что нахожусь в соседнем отсеке? Как же туда попасть? Еще хуже, если обнаружится, что я не там, где сообщил. Если спущусь лифтом или пешком сбегу вниз с 22-го этажа, сразу поймут, что не правду сказал. А подозрительность - натура каждого охранника, тем более того прыщавого американца, что сейчас за камерами следит.
       Остается одно - через чердак пройти на крышу и перейти затем в соседний блок. Лишь бы дверь наверх была не заперта. К счастью, она оказалась отворенной настежь. Судьба сегодня, явно, благоволила мне. Я быстро пошел по крыше, вспугнув задремавшую там серую кошку.
       - Тише, тише, кот на крыше, - чеканил я про себя детский стишок.
       И действительно, надо было ступать полегче. Шаги мои просто таки гремели по кровле. Еще гляди, жильцы верхнего этажа пожалуются, секьюрити вызовут. Вот смеху-то будет!
       Было холодно и дул пронизывающий ветер. Я словно попал из теплой постели прямо в ледяную прорубь. Но подбадривая себя, напевал веселенький мотив:
       - Ничего на свете лучше нету,
       Чем скрипеть кроватью до рассвету...
      
       Я огляделся. Вид ночного Бруклина был совершенно восхитительным. Множество огней, струящихся из окон, как светлячки весной, озаряли темноту не сомкнувшего глаз города. Желто-красные реки автотрасс, подобно живым лентам, обтекали здания. Вдалеке виднелся Манхэттен с его небоскребами, сияющими в ночи яркими огнями. И мне казалось, что это множество света и есть та россыпь жемчужин, в которую превратился недавний поток моей взорвавшейся страсти...
      
       В следующее воскресенье у меня был выходной. А потому с утра решил зайти к Ирине. Мои коллеги удивились, увидев меня на работе.
       - Что, скучаешь без службы? Ну-ну... Может, нас заменишь?
       - Не могу, ребята. По православным правилам в воскресенье работать не полагается.
       - Ха, насмешил! Так ты ж в прошлые выходные работал.
       - Зато в ту пятницу - нет. А знаете почему? Вдруг тогда почувствовал себя мусульманином. Захотелось прокричать вместе с муэдзином с минарета: аллах акбар. Да так чтоб в ответ мне - воистину акбар!
       - Ну, на тебя не напасешься... В следующую субботу, кажись, отгул имеешь. Так ты к тому времени в евреи запишешься?
       - Что поделаешь, ребята, я человек мира - все религии уважаю. Бог-то един, лишь пути к нему разные...
       Правда, в этот миг я думал не о боге, скорее о богине. И путь мой лежал прямиком на небеса, то бишь на двадцать второй этаж.
       Мне открыли не сразу. Отворив дверь, Ирина в то же время продолжала разговаривать по мобильному телефону. Она сделав жест, чтобы я вошел, и вскоре закончила телефонную беседу.
       - Не удивляйся, Артур, и не ревнуй... Но ко мне старый друг приехал - гость из Тбилиси.
       Из дверей соседней комнаты вышел щупленький парень и представился:
       - Теймураз...
       Я назвал себя. Странно, но ситуация была скорее комичной, нежели похожей на душераздирающую драму. Мне, высокому, статному блондину этот низкорослый кавказец явно в подметки не годился. Потому и ревновать смысла никакого не было. Собственно, что такое ревность? Подозрение, мол, изменяешь не только ты, но и тебе.
       К тому же, если Ирина его привечает более, чем меня, то просто не открыла бы дверь. Правда я догадывался, что Теймураз у нее ночевал. Надо ж, какой шустрой Иринка оказалась! Впрочем, она - свободная, не обремененная брачными узами, и вольна поступать, как ей заблагорассудится. Собственно, женщины не страдают излишней романтикой. Приглянувшийся ухажер - всегда для нее брачный кандидат. А вот о мужчинах, такое вряд ли скажешь. Они, как правило, несносные романтики, что-то всегда дописывают, дорисовывают в портрете своей возлюбленной, придумывают ей несвойственные, порой экстраординарные качества. Я - человек зрелый, много чего в жизни повидал. И менее всего желал устраивать скандал. Собственно, какие права я имел на Ирину? Всего лишь одна романтическая встреча, да и только. А может, с этим парнем у нее давние близкие, душевные отношения? Нет, почему-то не считал я его своим соперником. Ну и что из того, что одна и та же женщина нам обоим нравится? Значит, в чем-то даже мы с ним похожи. Можно сказать, молочные братья что ли...
       Мы втроем выпили армянский коньяк и живо разговорились. Я рассказывал Теймуразу об Америке, он мне - о Грузии. Вспоминали экзотические курорты Кавказа, прекрасное вино, острую еду и сочные фрукты.
       - Знаешь, ты - классный парень, Артур, - шепнул мне он, когда Ирина вышла из комнаты. - Думал, закатишь скандал, сцену ревности. А ты оказался мозговитым. Так же как и я разумеешь, что не стоит из-за бабы копья ломать. Вон их сколько ходит! На всех хватит. А те, что у нас имеются, без ссоры поделим по-братски, не так ли?
       Я не сразу нашелся, что на это ответить. Одно было ясно, парень хоть и молод, да мудр как аксакал.
       Я допил рюмку и стал собираться. Ирина мне шепнула:
       - Ну, что я могу сделать? Старый друг свалился, как снег на голову. Куда его девать? Теперь всю неделю у меня пробудет... Но ты все равно, заходи. Вы, ведь, даже подружились.
       - Вот-вот, Артур, заходи еще, всегда рады будем, - пробормотал изрядно захмелевший Теймураз.
       - Да, братец, - ответил я - Мы почти подружились. И ты меня не ревнуешь. Однако, приглашаешь на вторую роль. Но дело ведь в том, что я либо играю первую скрипку, либо не участвую в оркестре совсем.
      
       Неделя пробежала быстро. Теймураз уехал. Я часто потом встречал Ирину, но несмотря на ее настойчивые приглашения, так больше к ней не пришел.
       Ох, уж это мужское самолюбие и не изжитый романтизм! А может, нелогичная претензия и нелепое притязание, как на право собственности? Смешно, конечно, и явно вопреки здравому смыслу.
       Но себя не исправишь. И с этим предрассудком, глубоко засевшим в душе, ничего уже не поделаешь. Собственно, любовь - штука вечная, лишь партнеры меняются. Увы, не нами те законы жизни писаны...
      
       * * *
      
       Наркоманы
      
       - Офицер, на лестничной площадке третьего этажа подросток торгует кокаином!
       Очередная жалоба. Но на этот раз дело, похоже, серьезное.
       Поднимаюсь наверх. Ожидал увидеть веселую чернокожую компанию. Нет, однако. Картинка иная. С точностью наоборот. Аккуратный, интеллигентно одетый парень что-то предлагает двум молоденьким девушкам. Тех явно цена не устраивает и они торгуются. Приметив меня, компания тем не менее, не спешит расходиться. Впрочем, никаких наркотиков я не вижу. Но это ничего не значит, все же лучше заставить их убраться.
       - Ребята, на вас жалуются жильцы, - твердо говорю я. - Вам надо уйти.
       Они неохотно спускаются вниз. Я пишу соответствующий рапорт.
       - Вот что, Аткин, - напутствует капитан. - Следующий раз один разбирать такой случай не ходи. Наркоманы - народ опасный, никогда не знаешь, что от них ожидать.
       - Ты его не слушай, - советовал затем Дюмэй. - Лучше вообще не вмешивайся. Ведь ты им портишь бизнес. Они теряют деньги и могут тебе потом мстить.
       - Что ж, по-твоему, они в праве безнаказанно заниматься тем, что запрещено?
       - Да ведь половина страны этим занимается. Кто продает, кто покупает. Незаконно, говоришь. Но, по-сути государство, ведь терпит. Если бы всерьез взялись, давно бы все наркотики из страны изъяли. Потому бизнес этот - такой же, как и другие. А ты им "кайф" перебиваешь, как в прямом, так и в переносном смысле.
       Я ничего не смог ему на это возразить.
    []
      
       - Офицер, офицер! У нас в доме бомж. Моя маленькая дочка пугается. Я хочу, чтобы она в нашем доме чувствовала себя в безопасности.
       - Как он выглядит, этот бездомный? - спросил наш капитан.
       - Высокий, худой, лет тридцати пяти, зверского вида, бородой все лицо заросло.
       - Да это же Питер. Он здесь живет. На десятом этаже. Травкой, паразит, балует. Проблемы одни с ним. Для нас этот парень, что боль в заднице.
       - Неужто такой в нашем доме проживает? Страшно подумать, во что жилье превращается!
       Через некоторое время я сам увидел его. Питер поистине производил впечатление Маугли-переростка, неведомым образом оказавшегося в столице мира.
       - Если будете себя так вести, молодой человек, - распекал его представитель домового совета. - Мы лишим вас квартиры. Дотации от государства получаете, но коммунальные слуги не оплачиваете, оргии устраиваете. Да так, что весь дом ходуном ходит, соседи жалуются...
       Питер ничего не отвечал. Лишь стоял, ссутулившись, и кивая головой.
       Как-то по вызову прибыла полиция. Через несколько минут они уже вели закованного в наручники Питера. С ангельским, непонимающим лицом парень покорно следовал за блюстителями порядка, то ли действительно не соображал за что его арестовали, то ли уж очень правдоподобно дурачком прикидывался.
       - Ну, теперь можно с облегчением вздохнуть, - сказал капитан.
       Но уже вечером Питера освободили, и он как ничуть не бывало возвратился домой.
       - А что собственно, они могут Питеру предъявить? - вздыхал капитан. - Сам он наркотики не продает, никого против воли "на иглу" не сажает. Выходит, по закону не опасен для общества. А то, что здоровье себе портит - его личное дело. Никто насильно лечить такого не станет, ибо права человека нарушат. Да и кто платить за него будет? Больше всего соседям достается - шум по ночам, оргии. А квартира его - бедлам! Запахи, я вам скажу, как из стойла. Хочется противогаз надеть, если на десятый этаж, где он живет, судьба нелегкая вдруг занесет.
       - Но как же тогда права его соседей? Выходит и они нарушены. Шумит же, жить нормально не дает...
       - Да правила в Америке такие - коль не угрожает, не разбойничает, не насильничает, тогда и нет причины для беспокойства. Если уж совсем допечет соседям, они вызовут полицию, чтобы урезонить охальника. Те приедут, погрозят пальчиком и ... все останется по-прежнему.
      
       Как-то к моему посту подошла молодая американка.
       - Офицер, вы видели сегодня Питера?
       - Нет, не мелькал.
       - Я поднималась на десятый этаж, стучала, но никто не открывает.
       - Позвоните по телефону тогда.
       - Не отвечает.
       - Повесьте ему записку на дверь или оставьте мне ваш номер, а я ему передам.
       - Нет, - твердо сказала она. - Дело очень важное. Я его здесь буду дожидаться.
       - Как хотите... Но он может прийти поздно или вообще не явиться ночевать.
       - Значит, буду ждать до утра.
       Я внимательно поглядел на женщину. Ей было лет тридцать. Без следа косметики она походила на бледную моль. Тем не менее ее узкое лицо и тонкие губы выдавали деловую, решительную натуру.
       "Неужели, сердечная подружка?" - недоумевал я.
       Нет, не похоже. Такие, как она, страстно не влюбляются и не теряют голову из-за отпетого наркомана.
       Прошло два часа, но барышня продолжала стоять у моего поста.
       - Может, присядете? Я принесу для вас стул...
       - Не надо.
       Минуло немало времени, прежде, чем появился Питер. Она тут же его прихватила и они принялись что-то живо обсуждать. Затем поднялись наверх.
       - Везет же оболтусу, - сплетничали охранники. - Сам-то как павиан, да такую бабу отхватил.
       Однако, не прошло и пяти минут, как барышня спустилась вниз и на прощание послав мне воздушный поцелуй, покинула дом.
       В тот же вечер, когда мое дежурство заканчивалось, пришло по рации сообщение:
       - Жильцы обнаружили на лестнице между десятым и одиннадцатым этажом человека без сознания.
       Мы вместе с напарником бежим туда и видим лежащего ничком Питера. Он кажется совершенно безжизненным. Неужто концы отдал?
       - Нет, - уверенно утверждает мой коллега. - Сердце у него отбойным молотком стучит. Видать "нагрузился" под завязку. Смотри сколько трухи здесь.
       И действительно, вокруг Питера в изобилии рассыпан какой-то порошок ядовито-зеленого цвета.
       - Что это может быть?
       - А хрен, их наркоманов знает! Бизнес прибыльный. Драгдиллеры такое выдумывают, что представить страшно. Даже в виде розовых конфет наркотики производят. В красочные фантики упаковывают да рассыпают на детских площадках. Тем самым будущую клиентуру себе создают. Что уж об этом зеленом порошке говорить? Надо будет, так выпустят всех цветов радуги, что кому по нраву. Вот Питер, вероятно, природу уважает, коль зеленый предпочитает другим. Романтическая, небось, душа.
       - Нет уж, слишком приземленная. Ведь это же цвет доллара или вседозволенности, как зеленый сигнал светофора.
       - Да уж больно ядовит. Как будто измельченная жабья шкурка, смешанная с кожей индийского крокодила или бразильской змеи....
       - Ну, это для остроты ощущений, пожалуй, кто что любит.
       Мы вызвали скорую помощь. Приехавшие санитары, подняли отяжелевшего Питера на носилки.
       - Нет смысла тащить его в госпиталь. Дома оклемается. Где живет-то этот бездельник?
       Я назвал номер квартиры. Санитары направились туда. Питер уже проявлял какие-то признаки жизни, открыв глаза и производя странные жесты.
       Взглянув на дверь его квартиры, я ощутил легкий шок. Наверно, так выглядели ворота замка, подвергшиеся таранным атакам во время штурма. Дверь была разбита во многих местах. Рядом с уключиной зияла сквозная дыра. Кроме того, очевидно, что дверь даже поджигалась - следы огня и копоти виднелись сплошь. Ничего не скажешь, веселая жизнь у парнишки!
    []
       После того случая правление дома совсем на Питера махнуло рукой. Не потому, что он взялся за ум, а просто появилась новая проблема. Я слышал, как со скандалом выгоняли из дома невысокого мужичка средних лет. Затем предупредили меня:
       - Запомните этого человека. Его зовут - Марк. Если он еще раз попытается проникнуть в наш дом, немедленно вызывайте полицию.
       - Что он нарушил?
       - Его дядя живет здесь, но сейчас при смерти в больнице. Так вот этот Марк хочет присвоить имущество и квартиру, хотя не имеет никакого права.
       Лишь строгие джентльмены ушли, выдворенный несколько минут назад мужичок явился снова.
       - Вас, кажется, Марк зовут?
       - Именно так.
       - Вам запрещено подниматься наверх. Иначе я буду вынужден вызвать полицию.
       - Вот ведь как! Свободная, едрени-фени, страна! А домой, в свою квартиру меня не пускают.
       - Так ведь, то не ваша квартира.
       - В том-то и дело, что моя. Все по закону. Дарственную им показывал, а они ее не признают. Сами видать, присвоить хотят, жулики хреновы!
       - Если вы считаете себя правым, обратитесь в суд.
       - На адвоката деньги нужны, а в кармане пока "ни шиша". Вот дядюшка облагодетельствовал, дай бог ему помирающему здоровья на два дня, что жить осталось.
       - Звучит несколько кощунственно...
       - Зато от души. Он меня никогда не любил, но напоследок раскаялся и таким подарком удостоил. Вот я пришел наследство истребовать. Хотя на радости слегка в подпитии. Так они в шею гонят. Мол, дядя предупреждал их раньше, чтобы меня не пускали в его квартиру. Но ведь когда это было? За царя гороха. А сейчас он изменил мнение свое. Но что им докажешь? Дядя-то без сознания под наркозом кайф ловит. А мне теперь, владельцу апартаментов, под лестницей что-ли ночевать придется? Вот сяду тут прямо в холле и никуда не уйду. Спать буду здесь, пока эти поганцы не образумятся и законного хозяина к собственный дом пустят.
       Надо сказать, что Марк не казался проходимца. Его искренняя, волнующая речь впечатляла. Кто знает, может быть и прав он? Впрочем, подобная акция протеста добавила мне проблем. Надо было все время следить, чтобы он дальше вестибюля никуда не направлялся. Кроме того, как всегда в подобных случаях, собралась толпа зевак, состоящая в основном из сердобольных старушек. Он принялся им объяснять, как гнусное правление его отлучает от законного жилья и выгоняет ночевать на улицу.
       К счастью, мое дежурство подходило к концу. Передавая вахту сменщику, я облегченно вздохнул.
       Каково же было мое удивление, когда на следующий день та же самая картина повторилась. Неугомонный Марк, отстаивая свои права, по-прежнему собирал демонстрации в вестибюле. Целый день он бузотерил, всем объясняя, что чуть ли не жертва алчных домоправителей, домогающихся его жилья. Надо признать, вещал пафосно и красноречиво. И народ сочувствовал ему.
       - Как дядя-то ваш?
       - Плохо! На поправку, кажись идет.
       - Так это же хорошо...
       - Куда там! Не ровен час совсем выздоровеет, дарственную тогда отберет. Засим мне сюда вселиться поскорее надо.
       - А дядю куда?
       - Да у него сестра еще есть. Она и приютит.
       - Жестокий вы, оказывается человек. А если сестра не захочет?
       - Тогда в дом престарелых сдадим. Все равно не так уж много старику осталось.
       - Вы-то сами, Марк, смотрите не загнитесь. Ничего целый день не едите. А на ваши митинги энергия требуется.
       - Мир не без добрых людей, - подмигнул он мне. - Вот, Питер, например. Принес мне еду из китайского ресторана. Какой добрый, отзывчивый парень!
       Надо же, прямо по закону сочетаемости подобных величин, все домовые проблемы объединяются, и размножаясь, умножаются.
       Но логика дала сбой. На следующий день Марк исчез. Не появился он и послезавтра и даже потом. "Ну, слава богу, - подумал я. - Меньше напрягу - здоровее будем". Я постепенно стал забывать об этой истории. Однако, по другому закону бессмертного Ломоносова, ничто не исчезает бесследно, даже если снизойдет в тартарары. Собственно, так и произошло.
      
       - Знаешь новость? Марк умер, - сообщил мне Дюмэй.
       - Да ну? Неужели, правление дома подослало наемного убийцу?
       - Не до шуток. Все на много печальнее. Мужик не знал куда себя девать. Вот Питер и компания приютили его. Покурить дали, а затем уколоться. Ну, чтобы напряг снять. Да видно дозу превысили. По себе, видать мерили. А Марк - мужичок тщедушный, так и окочурился. Вся братия тоже не сразу в себя пришла. А как дурь рассеялась, вмиг дошло, что одного из них бог к себе навеки прибрал. Эти придурки два дня сидели над с мертвым телом, не могли решить что делать дальше. Может, опасались, не сами ли в наркотическом угаре его пришили? Кто что помнил? Поколдовали над мертвецом, а может вновь укололись с горя. Затем все же решились позвонить в полицию. Мертвец-то не терпит, смердит, разлагается...
       - Печальная история. Выходит, не пережил Марк своего дядюшку. А ведь как радовался свалившемуся на голову неожиданному наследству! Да боком оно ему вышло. Впрочем, кто знает, было ли то наследство в реальности?...
      
       Полиция разбиралась не долго. Видимых следов насилия на теле не обнаружили. Медики подтвердили, что смерть произошла в следствие превышения наркотической дозы, от того сердце несчастного Марка не выдержало. Питера все-таки арестовали и увезли для дачи показаний. Полицейский участок уже стал для него, что дом родной. Однако, криминальное дело и на сей раз не возбудили, и Питер, как будто ничего не произошло, вечером возвратился домой.
       Последними прибыли коронеры. Так в Америке называют работников специальной службы, тех кто перевозит в морг трупы безвременно почивших граждан. Умершие американцы последний раз покидают свое жилище иным образом, совсем не так, как принято в России. На нашей родине этот процесс более напыщен и пропитан уважением к покойному. Выносят его не иначе как в гробу, щедро украшенном цветами, сопровождают родственники с венками, увитыми траурными лентами, зачастую играет печальная музыка. Но здесь правила иные. Возможно, американцы полагают, что смерть одного человека - лишь дело его близких и не должна омрачать день ни соседям, ни даже случайным прохожим. Потому - никакой скорбной музыки в доме, либо на улице не полагается вообще. Последний путь покойного на кладбище и все торжественные церемонии производятся лишь в похоронном агентстве. Вынос тела из помещения, где усопший встретил свой смертный час, по сути, ничем не отличается от обычной уборки мусора. Его помещаюют в черный мешок из полиэтилена и кладут на специальные носилки, которые позволяют транспортировать останки даже в вертикальном положении. Удобство на первом месте. Неуважение, скажите? Но что, если лифт узкий? Или нет вообще? Выходит покойника на обычных носилках или в гробу по лестницам придется тащить. А ежели коридоры тесные и развернуться невозможно? Так может и правдив тот случай, когда во время свадьбы занесли гроб с покойником, обошли весь праздничный стол, жениха и невесту и вышли обратно в дверь. А тем, кто не понял, объяснили, что площадка узкая, развернуться негде, так что, мол, не взыщите, такова жизнь. Мементо мори!
       Но янки - народ практичный, земной, хотя и религиозны с виду, однако совершено не сентиментальны... Они менее всего думают о воздаянии почестей покойному. Отжил свое - уходи с миром, уступай жизненное пространство иным, тем, кто сегодня здравствует. Может, и правы они в том. Ведь покойнику все равно, зачем напрягать остальных. Меньше беспокойства, меньше отрицательных эмоций - вот американский девиз. Вряд ли найдешь какие-то возражения против подобных традиций. И все же... Не мог я сдержать благородное возмущение, когда коронеры, как в цирке акробатов, бездушно, словно маникен, вертели мертвое тело Марка. Упакованное в черный мешок и накрепко привязанное к носилкам, оно сначала было повернуто боком, затем поставлено на голову, снова опрокинуто и наконец воздвигнуто вертикально. И хотя лифт был достаточно просторен, труп поставили стоймя, словно естественный памятник покойному. Умерший Марк покидал дом на ногах, равно как входил в него последний раз. Наблюдая через монитор, я смотрел на уставших коронеров, утирающих пот с лица. Однако, они не унывали. Наоборот, даже рассказывали друг другу что-то забавное и громко смеялись. Что ж веселило их так, профессия ведь нерадостная? Может позабавило, как нелепо выглядел умерший Марк, принявший несусветную дозу наркотиков. Впрочем, осуждать их не так уж разумно. Ведь те, кто ежедневно имеет дело с покойниками, страдают своего рода профессиональным цинизмом. И это их естественная защитная реакция. Не могут же переживать над каждым усопшим. Слез не хватит, да и жизненных сил лишатся. Потому не всякий на такую работу пойдет. Собственно, знакомство-то их с Марком произошло после смерти бедняги, другим его они и не видели. Но, что до меня, то с раннего детства глубоко усвоенная русская ментальность не позволяла угомониться эмоциям.
       Как трудно осознать, что этот, еще несколько дней назад вполне здоровый, шустрый человечек, ныне плотно закутан смертью в черный полиэтилен, да так туго, что его мертвые черты проступают через мрачную пленку. И словно памятник самому себе, он совершает малоприметный кому-либо, свой последний, мистический траурный путь...
    []
      
       * * *
      
       Эпилог
      
       - Офицер, вы, кажется, говорите по русски? - обратилась ко мне женщина среднего возраста. - Мне нужен ваш совет.... Мой сын - частично нетрудоспособен, к тяжелой работе не пригоден. Но не желает и на пособии сидеть. Ему бы работу, как у вас: сидячую, не трудную, такую, чтобы без особого напряжения и ответственности.
       Я в ответ лишь рассмеялся.
       - Что, вы хотите сказать, ваша служба столь важна и значима? - настаивала она. - Не верю. Вы ведь, собственно, никаких прав и обязанностей не имеете. Разве что, замечание кому-то сделаете, при том, если тот сам выслушать желает. Не так ли?
       - Думаете обо мне, небось, сидит здесь себе, как ряженое пугало в униформе, да ленивое время на твердую валюту меняет? - не выдержал я.
       - Ну, зачем вы так уж совсем... Я просто спрашиваю.
       - А я и не отрицаю. Хотя работа и не кажется столь героической, однако результаты порой превосходят все ожидания, иллюзии и предубеждения, подобные тем, что сейчас у вас.
       - Каким же это образом? Ведь не в Израиле мы живем. Террористы, бомбами увешенные, не атакуют наши дома.
       - Верно, до сих пор бог миловал. Но приходилось ли вам слышать о деле под названием "Уотергейт"?
       - Об этом здесь каждый ребенок знает. Из-за него президент Никсон в отставку ушел. А все потому, что в штаб-квартире оппозиционной демократической партии подслушивающие устройства незаконно распорядился установить.
       - А как обнаружили их, знаете? Ведь осуществлялось все секретно профессионалами, так чтобы комар нос не подточил. И все же охрана оказалась на высоте. Зачастую важно иметь не крепкие мускулы, а чувствительной нос и уши, а еще лучше - зоркий глаз. Наблюдательный охранник заметил, что одна из обычно запертых дверей почему-то не плотно прилегает к косяку. Он отворил ее и обнаружил, что язычок замка заклеен скотчем, так что дверь не может самопроизвольно захлопнуться. Охранник осмотрел комнату, но на первый взгляд, ничего подозрительного не нашел и потому сорвал скотч и запер дверь. Через час, проходя тем же коридором, он снова обнаружил ту самую комнату опять открытой с подобным образом заблокированным замком. Бдительный страж на сей раз поднял тревогу и злоумышленники были изобличены.
       - Наверно, хорошую премию тот парень получил.
       - Думаю, до конца жизни ему хватит.
       - Что ж, простите, если была не права. Работа, видать, все же нужная и значимая. Но не будете же вы утверждать, что трудная. Я же вижу, что охранники никуда не торопятся, как правило, они медлительны. Лишь бы день до вечера.
       - Не столь трудная, как та, что землю копать. Однако, кое-что имеется и не из легких. Вот, например, когда электричество во всем городе отключилось, да это здание без света осталось. Жильцам домой хочется, а лифт не работает. Тут и сопровождение секьюрити требуется, чтобы подняться по темным лестницам. Побегать приходится охраннику с фонарем под мышкой раз тридцать вверх и вниз аж до самого последнего двадцать третьего этажа. Исключительный, конечно случай, но представьте, если такое случится, возможно ли каждому справиться, тем более вашему сыну-инвалиду? Но даже и в обычное время, часто охранник не сиднем сидит, как Илья Муромец, а на ногах службу несет, как избушка бабы-яги. Тогда к концу восьмичасовой смены ноги отваливаются, затекают и вздуваются конечности. Потому-то у той сказочной домины не человеческие, а звериные лапы были. Да и у самой-то бабки костяная нога наличествует. Помните? Не иначе, как в молодости тоже в охране служила.
       - Ну, ладно. Считайте, что убедили. Но вот работа-то почетна. Ведь к вам все хорошо относятся, уважают, чаевые дают.
       - Уж не скажите! Вот в этом и сама проблема. Нас никто по сути и за людей не считает. Для начальства - мы штатные единицы, нечто вроде послушных роботов, бездушных и безмозглых, выполняющих любые их самые нелепые поручения. Нечто вроде торговых автоматов, назначение которых приносить прибыль хозяину. Да и то сравнение не в пользу нам, так как машина уход требует, смазку, какую заботу, в них деньги вложены, потому накладно просто так списывать в металлолом. А человек - материал расходный, коль чем не угодит, на улицу гонят, без особых затрат и проблем, с легкостью на любого иного обменяют. Вон их сколько этих "человеков", царей природы без работы ошивается вокруг! Так что заменить - то дешево и просто, словно лампочку в сортире.
       - Ну, допустим, начальство мерзкое. Оно везде такое. Зато жильцы дома вас любят...
       - Как уличную урну, в которую позволено плевать бесплатно. Знаете, сколько несуразных проблем или нелепых требований обрушивается нам ежедневно на голову? И со всеми жалобщиками ты обязан быть крайне вежлив, к самой дурацкой просьбе относиться с почтением. Добавьте к тому же, что многие страдают тяжелыми психическими отклонениями. Попробуйте утихомирить такого.
       - Но не все же? Есть и нормальные.
       - Да, но и они зачастую в легкой форме поведены, либо жизнью не удовлетворены, или просто находятся в депрессии. Впрочем, между ними и откровенными психопатами разница не столь велика. Вот так в течение дня и противостоишь стремительному наплыву шизофренических идей, бредовых замечаний или, в лучшем случае, потоку бессмысленных жалоб. Да, люди есть разные: кто откровенно тебя обматерит, кто плюнуть в физиономию норовит, а кому и подраться с тобой хочется. А выбор у тебя один - либо постоять за себя и работы лишиться, либо до земли согнуться перед тем подонком, дабы средства к существованию сохранить.
       - Надо же, - ужаснулась женщина. - Никогда не думала, что все так сложно... Нет, уж пусть лучше мой сынок дома на пособии нежится.
       * * *
      
       May, 2008
       New York
      
      
      

    Читайте также:

    Часть 1. Начало романа.

    Часть 2. Продолжение романа.

      
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
       38
      
      
      
      
  • Комментарии: 2, последний от 04/08/2008.
  • © Copyright Сафир Алекс (safir_a@msn.com)
  • Обновлено: 10/05/2009. 129k. Статистика.
  • Повесть: США
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка