Аннотация: Не про нас будь сказано, но такое может произойти с любым. Ходить по краю пропасти даже несколько часов не самое привлекательное...
И не каждому встречается праведник...
ПУТЕШЕСТВИЕ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Раввин НИСИМ ЯГЕН
Очень давно я случайно услышал кассету с записью беседа рава Ягена. Меня поразил его такой обычный, народный язык,хрипловатый голос, доверительные нотки беседы по душам и внезапные подъемы, когда ты просто вживую видел вспышки души.
Кассета куда-то затерялась в связи с обстрелами "катюшами" из Ливана...
Однажды после третьей субботней трапезы в синагоге кто-то сказал, что может мне дать свежую кассету рава Нисима Ягена.
Чуть более хриплый такой знакомый голос, те же теплые и задушевные нотки, та же проникающая в душу Вера и уверенность. Меня поразила фраза: "Чем отличается вязаная кипа от черной?
...Вязаную, если потянешь за ниточку, распорешь до конца и ничего не останется, а из черной можно выдергивать много ниток - все равно держится"...
Мы тогда относились к движению "Бней Акива", ходили в вязаных кипах.
Эта фраза настолько задела, а вернее, не фраза, а сказавший ее человек, что с тех пор я сменил вязаную кипу (сколько труда вкладывала жена в создание этих вязаных произведений искусства для меня и наших детей!) на обычную черную...
Вскоре я поехал специально в Иерусалим, чтобы встретиться с равом Ягеном. Он, как обычно, был за границей с целью привлечения евреев к Истокам. Говорят, что за свою жизнь рав Нисим привлек (Хазара битшува) более миллиона душ...
Там я приобрел серию аудиокассет с записями бесед рава.
Я не только круглыми сутками крутил их дома, но и по исходу субботы приносил магнитофон и давал прослушивать многим прихожанам синагоги. Все его речи производили неизгладимое впечатление на слушателей...
Прошли годы.
После трагедии в семье мы срочно бежали в Иерусалим... Здесь я стал постоянным слушателем уроков рава Ицхака Зильбера в иешиве "Двар Иерушалаим" и также поклонником еще двух раввинов р.Ааарона Немировского и р.Йоэля Шварца.
Учеба в иешивах, колелях (академии для женатых евреев), ежедневные уроки рава Зильбера (в иешивах, в синагоге, дома и даже по месту его госпитализаций); публичные лекции, работа на религиозных радиостанциях и в Иерусалиме, и в Хайфе, и в Америке заполнили жизнь до предела...
Конечно же я слышал о раве Ягене, часто наслаждался его передачами на радио, но пути наши так и не переплетались...
До меня дошли сведения, что рав Яген тяжело заболел, ездил за границу для лечения и операций. Дорогой мне человек, неважно, что лично мы не знакомы, в беде, значит, как говорит рав Ицхак, - нужно постараться помочь. Я разузнал адрес и приехал к нему домой. Дверь открыла рабанит.
- Кто ты?
- Доктор, приехал помочь чем только могу раву. Спросите, готов ли он принять меня и когда.
- Доктор?! Я постоянно слушаю твои передачи на радио...
Сейчас же спрошу у рава, хотя он чувствует себя плохо...
Через несколько минут меня впустили в комнату, где лежал очень слабый, больной, истощенный и измученный человек.
Так впервые я встретился со знаменитым равом Нисимом Ягеном.
Восемь месяцев непрестанно и ежедневно старался ему помочь. Рабанит по секрету сказала, что раву "врачи дали" срок жизни 2-3 месяца...
Он же прожил еще 8 месяцев...
Рав Ицхак Зильбер, который никогда и никому не давал скидок, когда дело касалось изучения Торы, уроков по Торе, лично посылал меня помочь раву Ягену, которого ценил безмерно...
У меня остались три видеозаписи, одна личная, которую я еще никому не давал смотреть: "Рассказ рава Нисима Ягена о себе"...
Его выступления на радио, когда тяжело больной человек на последнем дыхании спасал десятки душ. У Стены Плача (Рычание льва перед толпой в сотни тысяч человек), когда со всех концов страны приехали молиться за здоровье рава...
За день до кончины он лежал на подушке у меня на коленях...
Моя душа тесно прилепилась к гениальному раввину, праведнику, который приблизил к Истине сотни тысяч людей.
ПОСЛЕДСТВИЯ. В ПРЕДДВЕРИИ АДА
У р.Ягена была опухоль на переходе желудка в двенадцатиперстную кишку. Пища не проходила. Операции не помогли. Тогда ему вывели отверстие в стенке живота.
Всех мук и страданий невозможно описать...
К концу нашего общения почувствовал, что мне вроде бы стало больно глотать. Вначале хлеб, потом твердую пищу, а затем уже и жидкости. Вынужден был рассказать жене, так как она заметила, что мне трудно есть.
Она организовала срочную очередь к гастроэнтерологу, врачу из Франции.
Пришел на частный прием, очень дружелюбно встретились, и он мне сказал, что проведет гастроскопию...
Я лежал в кабинете врача на кушетке, супруга переживала в ожидальне.
Без всякой подготовки доктор Леви принес огромный длиною в два метра металлическую гибкую трубку.
- Открой рот, крепко прикуси мундштук. Будет немного неприятно, но это скоро пройдет.
Я изо всех сил вцепился в пластиковый мундштук. Говорить я ничего не мог, даже мычать...
И начались муки ада. Если кто-либо проходил гастроскопию без обезболивания, то он может меня понять...
Адская боль, страшные ощущения в сведенных скулах, удушье и бесконечные позывы на рвоту, а рвать то некуда - все горло забито трубой... Холодный пот заливал глаза (благо еще снял очки), стекал по щекам и капал на подстилку кушетки. Я молил Б-га, чтобы только скорее закончилось это мучение...
- Когда же наконец? Создатель...
Как я не потерял сознание, не знаю.
Помню, как уже присел на той же злосчастной кушетке, обливаясь холодным потом.
Пот застилал и глаза, запотевая вновь одетые очки.
Я тяжело дыхал, пытаясь проглотить слюну через разрываемую болью гортань, слабыми движениями утирал пот с лица, пытаясь понять, что же со мною произошло...
А доктор, нервно улыбаясь, то выскакивая, то вбегая в кабинет, все повторял:
- Будет хорошо... Будет хорошо...
Это не страшно и будет хорошо...
Еле отдышавшись и проверив шатающийся зуб, я чуть слышно ответил:
- Уже хорошо. Если я вышел живым, то это очень хорошо...
Доктор продолжал метаться между кабинетом и приемной, что-то говоря то жене, то мне, а я потихоньку приходил в себя.
Вдруг сквозь суету и разговоры я стал улавливать какой-то смысл слов, обращенных ко мне:
- Все будет хорошо. Все будет в порядке... Это не злокачественно, я в этом почти уверен...
- Доктор, Вы можете мне толком объяснить, в чем дело?
- Я обнаружил у тебя три опухоли. Не волнуйся, они мне кажутся доброкачественными...
- Опухоли? Какие? Где?..
Сквозь нервные улыбки, приговорки и суету врач продолжал объяснять мне:
- Я видел в пищеводе две опухоли, а в желудке одну. Они выглядят доброкачественными... Но желательно еще раз проверить в больнице "Гадасса"...
Какие только мысли не проносились в моем возбужденном мозгу:
- Только бы выдержать и остаться человеком до конца... Я ведь много раз видел, как кончают жизнь такие больные... Лишь бы Господь дал мне сил и выдержки не опуститься, не третировать семью... Помоги мне выстоять и... излечиться...
Собравшись с силами, выпрямился на кушетке и четко заявил врачу:
- Доктор, говорите со мною напрямую. Я должен точно знать...
Он же, нервно улыбаясь, продолжать говорить что-то успокаивающее...
Глядя ему в глаза:
- Если это опухоли, то можно ли оперировать? Если да, то, как срочно?
- Нет они неоперабельны, там провести операции невозможно... Но все будет в порядке. Проверим еще раз и я убежден, что все будет в полном порядке...
Я поблагодарил и, пошатываясь, в сопровождении подруги жизни покинул клинику.
ПОЛЕТ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Вести машину после адских процедур я уже не мог. Правила она.
Мы направились прямо домой к Раву Ицхаку. Я вошел один.
Как обычно маленький зал заурядной квартиры рава был переполнен полками книг, стол завален документами и нужными бумажками, а вокруг толпились люди, многие приехавшие издалека.
Рав с кем-то оживленно разговаривал. Обернулся к двери, увидел меня и сразу же, отстранив собеседницу, жестом пригласил на кухоньку.
Тесная кухонька, справа небольшой шаткий столик с двумя стульями.
Рав сел у двери, а меня посадил напротив.
Вопросительно посмотрел на меня.
Большому знатоку Торы, великолепному математику, любимому ученику академика Чеботарева, учителю с огромным стажем долго объяснять не надо.
Он не только схватывает все на ходу, но часто знает наперед, что ты хочешь сказать...
- Я сейчас был у гастроэнтеролога. Он сделал мне гастроскопию без обезболивания. Обнаружил две опухоли в пищеводе и одну в желудке...
Сказал, что они не операбельны; пытался объяснить, что это неопасно...
Рав чуточку побледнел. Выпрямился на стуле.
Прикрыл глаза и потом вновь открыл их. Эти голубые глубокие добрые глаза всегда напоминали мне глаза отца, да и вообще было какое-то сходство. Оба - выходцы из Литвы...
На моих глазах произошло что-то необычное, такое, что я еще никогда в жизни не видел ни у рава Ицхака, ни у кого-либо другого...
Он сидел прямо, не шелохнувшись, не делая никаких движений.
Глаза рава вдруг потеряли живой блеск, как бы потускнели и стали приобретать пустоту чистого стекла. Как будто живой дух стал покидать тело. Корпус немного обмяк, руки плетями опустились вдоль тела к полу.
Его просто-напросто не было со мною.
Я сидел, как заколдованный, не произнося ни слова, не производя никакого движения.
Я видел перед собою тело рава Ицхака, его пиджак, как бы одетый на вешалку. Его всегда живые, искрящиеся, полные мысли и желаний глаза, исчезли, растворились в пустом, как бы льдинкой остекленевшем взоре в никуда...
Мне было не по себе, я был как загипнотизированный этим странным явлением.
Тело рава Ицхака было передо мною, почти рядом, но Его самого здесь не было...
Сколько времени это продолжалось я не знаю: может быть, секунды, может быть, минуты или... четверть часа...
Где он был, в каких мирах путешествовал, с Кем встречался, от Кого получил ответ, - до сих пор для меня великая загадка.
Вдруг его тело стало оживать, вздрогнули плечи, руки стали подыматься к подбородку, глаза...
Глаза рава как бы постепенно наполнялись живой синевой, теплом и блеском, пока не приняли обычного выражения...
Рав Ицхак опустил голову и не глядя на меня бросил только одну фразу:
- Мезаке рабим ло низок...
В приблизительно дословном переводе это звучит так "Тот, кто помогает многим, не пострадает..." А если взять литературный перевод, помещенный в книге А.Каца "ЕВРЕЙСКИЕ МУДРЕЦЫ", то он звучит так: "Тот, кто приближает людей к Торе, не пострадает..."
И больше ни слова.
Он встал, как ни в чем не бывало, улыбнулся, легко дотронулся до плеча и вывел меня из кухоньки...
И ПОСЛЕ...
Вернулся к машине, передал слова рава.
Конечно, это меня несколько успокоило, но еще больше удивило, так как за долгие годы общения с равом, такого я никогда не наблюдал.
Жена организовала срочную консультацию у проф. Гольдина, ведущего гастроэнтеролога больницы "Гадасса".
Вторая гастроскопия по сравнению с первой была романсом. Мне обезболили гортань, сделали анестезирующий укол в вену. Конечно, ощущения от обследования не из самых приятных, но это никак не сравнимо с предыдущими муками ада.
Опухоли обнаружили вновь, успокоили, что они кажутся не злокачественными, послали еще на ряд обследований...
С тех пор прошло более шести лет.
Я больше нигде не обследовался...
С равом Ицхаком Зильбером я встречался ежедневно. Каждый раз после урока он отводил меня в сторону и тщательно расспрашивал о здоровье моей сестры, попавшей под машину, о состоянии жены после перенесенного кровоизлияния в мозг, о делах нашего младшего сына, обо всех и обо всем...
Но рав так ни разу и не спросил у меня, что же с обнаруженными неоперабельными опухолями. Ни разу на протяжении нескольких лет.
Сегодня я понимаю, что для него это был полностью решенный вопрос, а, вернее, вообще не вопрос.