Помнится, уже бродил по человеческим внутренностям в Лондоне накануне Миллениума, но там была сплошная визуализация. А здесь вы реально оказываетесь внутри кишечника или легких. В самых интересных местах вами занимается смотритель, куда-то вас поднимает и прочее, и там не снимешь, нельзя. Собственно, нигде нельзя. Что мог, я втихаря запечатлел.
Школьникам рассказывают про эволюцию. Никто не сидел и не конструировал. А кто конструировал законы эволюции? Тоже никто, "всегда были"? Ну, допустим.
Но вот за этим успешным проектом стоит конкретный человек. Его зовут Генри Реммерс. Завзятый просветитель и талантливый менеджер.
***
Прогуливаясь давеча славным городом Лейден, что в Нидерландах, неожиданно обнаружил стихи.
e.e.cummings - как будто именно так полагается, без капслока.
Казалось бы, переводи кому не лень. Не надо мучиться с рифмой. На самом деле считается одним из самых трудно переводимых.
Великое стихотворение. Последняя строка - чистый озон.
Кто не забыл английский, вам видно?
Прошел еще немного.
О, Шекспир! Тридцатый сонет, понятно.
Неподалеку от церкви Святого Петра - Цветаева.
Мне эти стихи когда-то запомнились без средней строфы. Не знаю, почему.
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
- Нечитанным стихам!
Я сейчас не о трагической судьбе. Не о "юности о смерти".
Избранница Аполлона.
На табличке рядом указано: "Храм Соломона".
Некое иносказание? Дорожный указатель? Неясно.
Еще Басё попался.
Иероглифами не разумею. Нашел перевод на английский.
The rough sea -
Extending toward Sado Isle,
The Milky Way.
Море волнуется. И оборачивается мерцающей, но и кажущуейся неподвижной далёкой галактикой.
На упомянутый остров во времена Басё ссылали политических лузеров. Да и вообще строптивцев и инакомыслящих.
В Лейдене таким образом запечатлены 110 стихотворений на разных языках. Этим занимаются хорошие люди. Существует целый проект.
Надо полагать, эти люди любят поэзию и не спешат ее хоронить. Думаю, что и вся сегодняшняя цивилизация на нашем шарике для них не кладбище культур, вышедших из обращения по причине утери контекстов. Главные контексты не умирают.
На разных языках, говорите? На скольких же?
На 39. Я посчитал по списку.
А на украинском есть?
Нет.
Почему?
Не знаю. Видимо, в свое время руки не дошли. Нет также на немецком, литовском и бенгали. Зато есть на санскрите и берберском.
Языков тысячи на самом деле. Ни в каком городе свободных стен не хватит.
Это да. Но...
Не стану писать, что, собственно, "но". Исхожу из того, что при всех наших несовпадениях в главном мы солидарны. Нет нужды объяснять очевидные вещи.
Знаете, я написал им. Но не хватило духу предложить конкретное стихотворение. Кто я такой, чтобы судить.
Хотя соблазн был.
Пока что просто написал.
Подождем, что ответят. И ответят ли*.
А если кто ближе к принимающим решения? Или просто желает связаться напрямую и, может быть, порекомендовать что-то от себя?
Выдержал 5-месячную осаду в 1574 году. В конце концов испанцам пришлось убраться. Успех принесло решение в высшей степени отчаянное. Горожане открыли шлюзы и в нужных местах развалили дамбы. Город был затоплен. Зато голландский флот без труда большими силами прошел поближе, успешно поражая артиллерийским огнём драпающих оккупантов.
Правда ли, что Вильгельм Оранский, главком и отец-основатель, предложил за это лейденцам на выбор освобождение от налогов либо право на собственный университет - и город выбрал университет?
Нет, это красивый апокриф. Какие налоги можно было собрать в городе, где треть населения померла с голоду или утонула. Когда оправятся, встанут на ноги - будут платить, никуда не денутся.
А университет - да, причем первый в Нидерландах.
Бургомистру, воодушевлявшему земляков, в городском парке поставлен помпезный памятник. Этот парк разбит на месте пустыря. Пустырь же образовался в 1807 году из-за взрыва зачем-то куда-то перевозимых 17 с половиной тонн пороха. Недосчитались тогда 150 человек.
Еще одна рана. В путеводителях не напишут, но у нас запретных тем нет. Вокзал практически в центре, но вокруг современные постройки, а не исторические кварталы. Последствия бомбардировок стратегического транспортного узла на исходе Второй мировой.
Главное университетское здание на канале.
Видимо, был перерыв, и студиозусы вышли покурить-поболтать. Я попытался смешаться с жизнерадостной толпой, дабы проникнуть внутрь, куда посторонним нельзя, и написано, что нельзя.
Поймал на себе заинтересованные взгляды. Какой-то новый профессор, должно быть. Что читает? Нормальный - или станет безжалостно валить на экзаменах?
Одна девушка даже поздоровалась на всякий случай.
В вестибюльной будке, однако же, сидел некто с непроницаемым лицом. И я не рискнул. Мысль, что мне как самозванцу велят выйти вон на виду у молодой поросли, показалась невыносимой. Сделал вид, что жду кого-то, а тут и переменка закончилась.
Вычитал в списке именитых выпускников имя голландского первопечатника. Оно позолочено к тому же. Здесь считают приоритет Гутенберга досадным недоразумением.
Стал вспоминать.
Оксфорд с Кембриджем. Падуя. Болонья. Уппсала. Не так чтобы густо, но кое-что. Везде был внутри и испытывал трепет. Наверняка есть специальная экскурсия, и тогда пускают внутрь.
В другой раз уже. Cпециально приеду. Помечу места.
Вот здесь Земан развалил обычный спектр сильным магнитным полем. Лекционный зал, рядом с которым Эйнштейн отмывал от мела руки, и даже рукомойник сохранился. Где-то учился врачебному ремеслу любознательный бомбардир Петр Михайлов, сиречь московский царь. Учил его видный просветитель, один из основоположников современной диагностики Герман Бургаве. Бургаве пользовал особ королевских кровей и, видно, не стеснялся запрашивать гонорары сообразно статусу, раз оставил дочери совершенно невероятное по тем временам наследство - 4 миллиона франков.
Петр выпишет себе из Лейдена и личного врача по фамилии Бидло.
Или вот Снеллиус. Открыл закономерности преломления при переходе из одной прозрачной среды в другую. И Торбеке - в 1848 году написал здесь первую голландскую конституцию.
А это кто?
Боковой фасад церкви Святого Петра. Когда-то рухнула главная башня. С тех пор стоит безбашенная, но всё равно очень большая.
На фасадной плите упомянут некто Робинсон. Скромный проповедник, казалось бы, а роль в истории сыграл поважнее иных государей.
Разберёмся.
***
Мы уже завели список научных достиженией, которыми гордится Лейденский университет. Его можно пополнять долго.
Лейденская банка. Сжижение гелия и получение нижнего полюса холода. Первые маятниковые часы. Первый тюльпан, выращенный на голандской земле и последовавшая за этим тюльпаномания - коллективное безумие, охватившее страну в XVII веке.
Не забыть о выведенных Лоренцом аффинных преобразованиях векторного псевдоевклидова пространства - что бы это ни значило.
Одного уроженца здесь вспоминать не любят. Ян Лейденский. Был он исчадием ада, по правде говоря. О нем здесь, но должен предупредить: это не для слабонервных.
Впрочем, в списках студентов его не было.
16 нобелевских лауреатов - весьма и весьма приличный показатель в мировой университетской табели о рангах.
При этом один не то что не выбился в корифеи науки - даже и диплом не защитил.
Сын состоятельного мельника. Выпускник латинского лицея - преподавание велось исключительно на древнем языке. Поступил в университет в неполные 14 лет, дабы выучиться на философа.
Однако, кажется, не посетил ни одной лекции. Нашлись занятия поважнее.
Догадались, о ком речь, или знали раньше?
Рембрандт, кто же еще. Великий сын Лейдена.
Я забежал в информацонное бюро. Там меня одарили буклетами. В одном из них пропечатана пешеходка по рембрандтовым местам.
Дом, где он родился, не сохранился. Там сейчас другой дом, но есть табличка и рядом памятник. Лицей и мастерская, где он брал первые уроки живописи, в полном порядке.
Имел по поводу живописца непродолжительную беседу с седовласым сотрудником. Пару раз зашла речь об Амстердаме, и оба раза мой собеседник ничего не произнёс, только горестно вздохнул.
Гений покинул Лейден, когда ему было 25 лет. Здесь могут считать, что постигшие его в конце концов беды - следствие переезда. Я так не думаю, но оспаривать это в разговоре с лейденцем не стану.
На фото - портрет художника в молодости, выполненный его земляком, другом и соперником Ливенсом.
Что же до упомянутого ранее Джона Робинсона, то он был англичанин и пуританский пастор. Джон и его паства разошлись во мнениях с официальной англиканской церковью. Оставаться на родине стало опасно, переселялись в Нидерланды. Около 300 человек осели в Лейдене.
Так вот, этот Робинсон тоже стал студентом Лейденского университета - немного разменяв уже пятый десяток. Зубрил латинские глаголы, конспектировал первоисточники, сдавал зачеты по теологии. Считал себя недостойным толковать слово Божье, не получив соответствующего образования.
Достоин уважения и другой поступок. Благословив своих подопечных на дерзкое и многотрудное, сопряженное с риском предприятие, сам в нем участия не принял.
За что же тут уважать? Сам уговорил и сам же оробел?
Заговорил загадками, виноват. Предприятием этим стал трансантлантический переход под парусом.
Всё дело в том, что перспектива оставаться была чревата куда большим риском. Вот-вот истекал срок перемирия с Испанией. Все только и говорили, что о новом вторжении. Появись испанцы в Лейдене, немедленно расправились бы с протестантами, не разбирая оттенков.
Опять вы догадались. Пилигримы, конечно же. Едва ли не самый мощный корень американской идентичности. Между прочим, 9 президентов в истории США - потомки этих смельчаков. В том числе Обама. Да, и он.
Пастор остался в Лейдене, невзирая на опасность католического реванша, чтобы благословлять других - кто не смог или пока не решился пуститься в плавание.
1620-ый год. "Мэйфлауэр". День Благодарения. The American dream.
Объективные предпосылки, движущие силы и прочий исторический детерминизм. Никто не спорит. Но и Джон Робинсон - скромный английский пастор в Лейдене.
***
Может, это и плохая привычка - сравнивать города, но как удержаться.
Лейден не располагает главной нарядной площадью, как, например, Гарлем. Красивые фасады не сливаются в бесконечные ряды, как в Амстердаме.
Зато, как в Амстердаме, много воды. Собственно, по объему рукотворных водоемов в пределах города Лейден в Нидерландах только Амстердаму и уступает - здесь в общей сложности 28 километров каналов и рвов.
Вместо открыточной всеми узнаваемой площади - живописнейший водный перекрёсток, тоже своего рода площадь.
От вокзала держим на юг. Слева остается высоченная мельница. Если есть время, стоит осмотреть ее внутри. Соответствующие сильные впечатления были мною получены в свое время в Киндердейке.
Вокзальная улица (Stationsweg) сама собой завершится упомянутым "перекрестком". В кавычках - потому что это слово мало что передает. И фотографии не передадут. Какой-то неожиданный простор.
И затем вдоль канала Rapenburg дальше на юг, продолжая сопоставлять.
Дома не тянутся так высоко вверх, как в Амстердаме, набережная не застроена так плотно. В результате вам достается гораздо больше и воды, и неба. Ощущение, не побоюсь этого слова, идиллии. Каковой и любуешься, пока экскурсовод бубнит в наушники, что это вот, мол, старинная библиотека, а это музей древностей.
От университета берем влево. Чудный мостик. Оживленная фотосессия. Затем держим курс на мрачную громаду церкви Св.Петра. Если будет окрыто, увидим, где упокоились родители Рембрандта. Но там редко открыто.
Колоритными закоулками и миновав довольно-таки несуразную ратушную площадь с полагающейся башней, получаем новую акваторию. На другом берегу - то, что осталось от старинной крепости.
В XIV и XV веках, в общей сложности почти 150 лет, здесь шла война трески и крючков. Двух партий на самом деле, а если еще проще - обычные феодальные разборки. В 1420 году эту и другие крепости подвергли обстрелу из пушек. Самую дальнобойную пришлось подтягивать к огневой позиции по воде. Город посопротивлялся два месяца и сдался.
До героического отпора испанцам оставалось еще полтораста лет.
Смотри-ка, шестьсот лет назад была уже артиллерия, удивится кто-то.
Позвольте напомнить или сообщить, кто не знал. Артиллерия была как минимум за сто лет до этого уже.
Развалины с воротцами и оградка. Милая провинциальная достопримечательность. Туристы деловиты, доброжелательны, в восторге от крепости не заходятся.
Зато вот церковь Хоогандсе неподалеку по-настоящему красива взмывающей вверх готикой.
Минималистский интерьер. Храм пострадал в свое время от иконоборцев. Отмечены эпитафиями бургомистр, звавший сограждан на подвиг в 1572 - 1574 гг., и некто Захариас ван Цолмс. Этот ван Цолмс подвизался юриконсультом у короля французов Генриха IV Наваррского и затем короля Богемии, великого выборщика Фридриха IV.
При всём уважении, много ли прибавит это к знанию о стране и городе? Может, и не много. Но экскурсовод корпел, переводил текст, выяснял, кто скрывается за латинизированным именем - и теперь ему жалко своих усилий. Слабость, за которую прошу прощения.
Помещение явно используется как лекторий. Экуменические дискуссии и другое.
Есть и нормальная церковь для католиков. Правда, рядом с ней недавно разместилась скульптурная аллегория гендерной свободы, но ничего.
Там и сям старинные улочки оживляют современные авангардные композиции.
Лавка букиниста. В окне - украинская символика. Всегда приятно.
Сыры, селёдочка и другая вкусная еда. Когда проголодаешься, всё вкусно.
Дальше уже знакомым маршрутом на вокзал.
Бегло пробежались, знаю. Но главного не упустили, знакомство с городом состоялось и это лучше, чем ничего.
Может, и вернемся еще, как знать.
_______________________________________________
*Не ответили. Напишу бумажное письмо, продублирую на адрес муниципалитета.