На фасаде церкви Святого Ламберти в Мюнстере - родословная Иисуса Христа. Великолепная пламенеющая готика. Не совсем по каноническому тексту. Там Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова и так далее; здесь от Давида.
Гитлер не решился на вверенной ему на какой-то срок территории объявить вне закона ветхозаветные тексты и изображения. Давид, узнаваемый по арфе, и Соломон Давидович, "от бывшей за Уриею", взирали каждый с положенной ему ветки на мытарства своих отдаленных потомков в Мюнстере.
***
В XIX веке в католичестве был принят догмат непогрешимого зачатия не только Иисуса, в которое верят все христиане, но и Богородицы. Везде по городам и весям стали появляться так называемые колонны Марии.
Мюнстер находится достаточно далеко к северу от традиционно католических земель. Здесь без малого 200 лет насаждались прусские, протестантские порядки. И все же это всегда был оплот католичества. Слишком резонансными для города оказались эксцессы анабаптистской коммуны. Так что колонна Марии имеется - красивая, высокая, из мрамора.
Рядом контрастно разместилась современная композиция Йонг Пинга. Так он увидел китайский аналог сторукого буддийского божества - Гуанинь. Обнаруживаем в этих руках лотос, понятно; лестницу (лестница Иакова?); метлу (процессы ведьм?). В общем, разнообразные вызовы, как сейчас говорят, в истории человеческой цивилизации.
Скульптора, по его словам, вдохновил безрукий Иисус в церкви Святого Людгера.
Деревянное распятие не выдержало очередной ковровой бомбардировки. Земля дрожала, всё ходило ходуном. Руки обломились. Решили так и оставить. Вместо рук - надпись: "У меня нет других рук, кроме ваших". Это не из Библии, а из рассказываемой на разные лады притчи, смысл которой в том, что божественная воля осуществляется руками людей и никак не иначе.
***
В Мюнстере очень хорошо помнят Эдиту Штайн. Здесь она преподавала в педагогическом институте, пока в 1933 году её не прогнали с государственной должности, занималась философией и готовила себя в монахини-кармелитки. Уже монахиней и с новым именем - Тереза молилась в этой церкви. Потом Кельн. Потом Голландия. Потом Освенцим.
На картине в церкви она рядом со святым Нильсом Стенсеном. Он жил в XVII веке, но в их жизни и служении много общего. Корень со значением "камень" в фамилии. Молились в одном и том же храме. Были канонизированы в один год - 1998-ой.
***
Епископ фон Гален как-то неодобрительно отозвался о практике режима ставить "расу выше закона". Это не очень-то похоже на критику. При Гитлере, во всяком случае до совещания в Ванзее, законы только иногда и на короткое время могли не поспевать за реально осуществляемыми репрессиями, в том-то и дело.
То ли дело эвтаназия, против которой священнослужитель выступал горячо и красноречиво. За это был подвергнут домашнему аресту; умерщвлением инвалидов, однако, стали заниматься не столь ретиво.
Когда в 1938 году начались погромы и была осквернена синагога, раввинат Мюнстера обратился к епископу с просьбой о заступничестве. Тот ответил согласием, но при одном условии - под письменные гарантии, что, в случае, если это заступничество приведет не к смягчению, а, напротив, ужесточению репрессий, еврейская община возложит ответственность на себя.
Подписываться под этим никто не стал. Он не выступил.
Не станем торопиться c обвинением потомственного аристократа фон Галена в неуместном буквоедстве. Он знал, с какой страшной силой имеет дело. Несмотря на то, что Берлин был в ярости, еще бы - открытое неповиновение, там, очевидно, всё же и скидку делали; вот, мол, жалостливый, по-немецки сентиментальный святоша. Переживает. Сострадание к физически неполноценным согражданам - это где-то допустимая слабость. Но что делать - надо.
Совсем другое дело сострадание к евреям. Нож в сердце гитлеризма.
Клеменс фон Гален действительно выступил, когда другие молчали, пусть и выборочно. Важен был сам факт. Не зря он беатифицирован и лично папа Иоанн Павел II молился над его гробом в Мюнстерском соборе.
Но чего не было, того не было.
О буквоедстве. В оккупированных Нидерландах до поры не трогали крещеных евреев. Когда почти все католические епископы страны открыто заступились за гонимых, в вагоны стали загонять и крещеных. Один из таких вагонов увез Эдиту Штайн в Освенцим.
Всё сходится в этом самом грустном из миров.
***
Я аж вздрогнул. Не ожидал. Снимают кино про войну? Митинг бритоголовых?
Последний раз проходил этой улицей бог знает когда. Не знал, что пучеглазое пернатое красуется здесь с 2007 года.
На самом деле это произведение искусства. Автор - американка Марта Рослер. Ею была задумана целая инсталляция в разных местах города под названием Unsettling the Fragments. Мой хромающий перевод - "Извлекая обломки". Вариации на тему клеток, в которых почти 500 лет назад держали перед страшной казнью вождей так называемой Мюнстерской коммуны. Бамбуковый коридор из церкви в библиотеку. И вот - птица.
Куски истории, далеко не всегда благостной, но какая была.
Марта Рослер - гуру современного искусства. Бесстрастно-оценочно, никакой иронии. Фото, видео, хэппенинги, скульптура. Постоянно в поиске.
Родилась в 1943 году в Бруклине. Еврейский музей в Нью-Йорке недавно устроил в ее честь большую юбилейную выставку. Я к тому, чтобы никто не заподозрил ее в каком-то не том бэкграунде или в каких-то не тех симпатиях.
Сделанный из полиэтилентерефталата (намного легче спейстить, чем произнести), данный орёл является копией другого, появившегося над входом в одно здание в том же Мюнстере, но на окраине. Оно было построено известным при Гитлере архитектором Загебилем. Там размещался отдел транспортных перевозок Люфтваффе. Мюнстер пережил 102 налета, но ни одна бомба не угодила в этот военно-бюрократический объект. Вряд ли кто и метил.
В этом здании и сегодня какое-то подразделение штаба ВВС Бундесвера. Орёл остался. Свастику, на которой он восседал, понятно, выломали.
Что скажете?
Меня одолевают сложные чувства. Уж больно этот Adler (орел по-немецки) в центре Мюнстера похож на эсесовский значок. Не точь-в-точь, но похож.
Эти значки имеют сегодня коллекционную стоимость. Роясь в сети, случайно узнал, что за офицерского алюминиевого орла для фуражки отдали 425 евро.
В названной инсталляции скульптура смотрелась. Там был четко прописан контекст. Теперь нет ни бамбукового коридора, ни клеток. Adler из этого контекста выломан.
Но орлы не запрещены. Похожая клювастая голова обнаруживается и в Мюнстере, и где угодно. Как и скорбящий солдат в каске. Это памятники павшим в Первой мировой.
Темпельхоф в Берлине давно не принимает самолеты. Там сегодня располагается самый большой в Германии лагерь для беженцев. В 45-ом в аэропорту оказались советские солдаты, потом отдали его американцам. Строил тот же Забигель. На крыше главного здания восседал гигантский орёл. Крылья другие, не эсесовские. Этот больше смахивает на древнеримского. Или наполеоновского. А морда почти один к одному.
Потом орла сняли, голову отделили от тушки и отправили за океан. Там она должна была украсить экспозицию Военного музея в Вест-Пойнте. Но не украсила. Видно, когда разобрали упаковочные доски и внимательно посмотрели, решили, что это чересчур Так и валялась в запасниках музея.
Один американский военнослужащий в Берлине загорелся идеей вернуть голову на родину. И, представьте, у него получилось. Голова перелетела назад и выставлена для всеобщего обозрения.
Казалось бы, тоже вне контеста. Какой там контекст. Голова, и всё.
Это не так. В Берлине наличествует мощный антинацистский контекст. Но даже если бы его не было. Некогда страшный клюв и выпученные глаза смотрятcя комично. Они прикольны. Это снижение. Надо быть совсем идиотом, чтобы этого не понимать и, допустим, созывать нациков на митинг к такой голове.
Рискуя прослыть недотепой по части концептуального искусства, я бы все-таки снабдил орла в Мюнстере некоторым пояснением. Там он совсем не комичен, по-моему. Вполне можно было бы укрепить табличку на фасаде.
Бритоголовые в городе есть, однако они собираются поорать где-нибудь на лужайке за городом.
Раз в 10 лет в Мюнстере проходит выставка современной скульптуры. Это мероприятие известно и за пределами Германии. Следующее будет в 2027 году. А тогда, в 2007-ом, спорный орел остался в городе. Споры возникали не столько по поводу орла, сколько в связи с еще одним оставшимся экспонатом. Их противопоставляли не зря. Не то что споры - прямо целая небольшая война, к счастью, бескровная.
***
В 11 лет Пауль Вульф не умел читать и писать. В церковном приюте, куда его по бедности отдали родители, буквально вповалку находились вместе дети обычные и с явной психической патологией. Учёба там сводилась к заучиванию молитв. Не исключено, что у ребенка была дислексия в какой-то форме.
Но он научился. У неграмотного и неимущего не было бы шансов. Взрослый уже человек зубрил алфавит, выводил что-то по прописям на разлинованной бумаге- и научился.
В 1950 г. суд признал стребованную с родителей бумагу, что они не возражают против стерилизации, юридически начтожной, а хирургическую процедуру - насильственной. В 1937 году это был единственный способ спасти сына от умерщвления. Мало того, суд постановил, что диагноз неправильный. Никаким слабоумием истец не страдает.
Казалось бы, победа? Еще нет. Было отвергнуто ходатайство о пособии. В определении прозрачно намекалось, что подвергшиеся стерилизации злонамеренно симулируют неготовность к общественно-полезному нормально оплачиваемому труду.
Борьба продолжалась.
В 1981 году прошедшим через стерилизацию и к тому времени еще не умершим, около 250 тысяч человек, выплатили единовременно по 5 тысяч марок. Даже тогда не бог весть какие деньги. Всем было понятно, что способность иметь детей стоит неизмеримо больше. Да и шли к этому постыдно долго. Но важен факт. Это было лучше, чем ничего.
Вопрос о нетрудоспособности после этого прецедента решался уже иначе.
Небольшое регулярное пособие, которое получал Пауль Вульф, выросло после награждения его орденом "Федеральный Крест за заслуги". Правые газеты негодовали: "Анархист награждается правительственным орденом". Это правда, но она хуже вранья. Награждался не анархист, а борец за ущемленные права - своё и своих товарищей по несчастью. Последние стеснялись говорить об этом, куда-то обращаться и чего-то просить. А он не стеснялся.
Научившийся читать и писать нашел этому еще одно чёткое применение. Он пропадал в библиотеке и архивах. Там он искал кое-что. И находил.
Ему не нравилось, что люди, которые при Гитлере одобряли всю эту евгенику и даже помогали подводить под нее научную базу, остались на своих академических постах. Например, некто Форшюр, специалист в области генетики. Научный руководитель Менгеле. Тот связей с наставником не терял. Докладывал о результатах своих опытов с близнецами, высылал из Освенцима какие-то образцы. Однажды прислал в Мюнстер детские глазки для нужных Форшюру научных целей.
Или микробиолог Йотттен, труды которого стали обоснованием для стерилизации около 100 тысяч детей в гитлеровской Германии.
Оба - члены НСДП.
После войны они остались при своих кафедрах и окладах. Мы в точности не знаем, получили ли они свой ад после расставания души с телом, но некий прижизненный ад Пауль им все-таки обеспечил. Я не верю в абсолютную бессовестность. Тяжело читать лекции, когда студенты знают о тебе такое.
В 2012 году улица Йоттена была переименована. Она теперь называется улицей Пауля Вульфа. Какое-то время старые таблички не убирали, они висели и дальше, но были перечеркнуты крест-накрест. Для наглядности.
***
А что там с его анархизмом? Он еще и коммунистом себя любил назвать при случае.
Биография в Вики содержит странное упоминание о связях с военнопленными и мелких актах саботажа в годы войны. Я не очень себе представляю, что такое мелкие акты саботажа. Подсыпал сахар в бензобаки? Ерунда какая-то. Мог потихоньку сообщить военнопленному о ситуации на фронте? Наверное.
Весь его послевоенный "анархизм" и весь его "коммунизм" сводились к тому, что после войны он не пропускал ни одного митинга с левой повесткой, то есть практически ни одного митинга, потому что митинги с правой повесткой, как известно, бывают значительно реже.
Устраивал в Мюнстере выставки. Туда приходили единомышленники. Сохранились фото этих, по существу, стенгазет, с вырезками и заголовками, написанными от руки.
В них нет серпов и молотов или призывов к восстанию против проклятого империализма. Имелись возражения по поводу вмешательства США в югославский конфликт, размещения ядерного оружия на территории ФРГ и выдворения прогрессивной молодежи из незаконно занятого домостроения.
Может, кто и предлагал ему роль просоветского диссидента, но он их послал. А, может, никто не предлагал и никто никого не посылал. Просто советский след не обнаруживается.
К счастью, никому из леворадикальных друзей не пришло в голову вовлекать его в злодейства, устраиваемые "Красными бригадами" и им подобными.
Основная тема - память о нарушении прав сограждан, признанных при нацистах "недостойными жизни" по медицинским показаниям. И о том, что какие-то замаравшиеся в этом персонажи замечательно устроились после войны несмотря на широко распропагандированную денацификацию.
О спорах по поводу скульптуры. Правоцентристское большинство в городском совете не давало "добро" на покупку и установку в городе двух скульптур - орла Марты Роснер и памятника Паулю Вульфу работы Зильке Вагнер.
Орел был нужен для отвода глаз. Его можно было трактовать как напоминание о прошлом, но справа. Оспорить это сложно. Скульптор свой посыл напрямую не обозначила. Может, какой-то неизлечимый фанатик и вправду подходил и благоговел. А памятник Вульфу - бесспорное напоминание о прошлом и бесспорно слева. Хотя в бесконечных дебатах вот именно эти слова: "Мы не хотим, чтобы нам напоминали о прошлом" - были произнесены всего раз или два. Это у многих в Германии на кончике языка, но произнесение вслух - политическая неосторожность. Намеком надо как-то.
И уж что никак не могло быть произнесено, но, осмелимся утверждать, сидело в чьих-то депутатских головах, это что Гитлер, допустим, был не прав в частностях и в методах, но улучшение породы - дело важное, нечего плодить уродов и кормить выживших из ума старикашек; неправильно ставить памятник тому, кто это активно оспаривает.
Выдумывались разные смешные причины или молча голосовали против, никак не комментируя - несмотря на то, что скульптура заняла первое место по опросам посетителей выставки.
Пошли разговоры. Обозреватели центральных медиа заговорили об опьянении властью и позоре Мюнстера.
С большим скрипом скульптуры все-таки установили. Социал-демократы пролоббировали решение на других уровнях. Неизвестные частные доброхоты оплатили основные расходы. Оппонирующая сторона и сама решила умерить пыл. Но каждый раз выбирался паллиатив - обозначался некий срок, а там, мол, еще посмотрим.
Орла никто не трогал, а Паулю ломали очки и однажды облили коричневой краской (а какой еще краской обливать антифашиста?).
Окончательная победа была одержана, можно сказать, только что. В июне сего года принято решение оставить Пауля Вульфа в городе навсегда.
Теперь в любое время можно будет подойти и почитать. Памятник сознательно используется как афишная тумба для политических новостей.
Кто-то, глядя, как бы не подумал по неведению, что Пауль Вульф страдал недоразвитием конечностей и по этой причине подпадал под эвтаназию.
Ему была уготовлена судьба "маленького человека". Он родился в очень бедной семье. Но не смирился с этим. Да и помешали плодиться, размножаться и переселяться в свой маленький домашний мирок. А с конечностями все в порядке было. И даже выделялся очень высоким ростом. Оттопыренные уши его не портили.
В молодости Пауль Вульф (1921 - 1999) наверняка нравился женщинам.