Дети: Нина обняла Колю, за спиной Нины - Тамара на коленях у няни, справа - Боря, в фуражке за ним - их дядя Геня (Евгений Александрович Литинский). Рядом с Колей - их отец, а мой дед, Николай Александрович. За Колей, слева от Н.А. - его мать, Мария Евгеньевна, вдова генерал-майора Александра Гавриловича Литинского, урожденная Касторская. Крайняя слева - фрейлейн Мария, воспитательница старших детей.
Дети Литинские и фрейлейн Мария. Слева - Нина и Коля, в центре - Тамара, справа - Боря (самый старший). Дача на Сиверской.
Нина - ученица 8-го класса гимназии, Новгород.
Потом она поступила в Санкт-Петербургский университет,
из которого после революции её "вычистили" из-за дворянского происхождения.
В дальнейшем она работала бухгалтером в различных организациях.
Обер-лейтенант Арпад Сабадош, кавалер германского Железного Креста и орденов Австрии и Венгрии. Вена, 1915 год.
Венгерский социал-демократ, позже коммунист Арпад Сабадош в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), 1927 г.
Заключённым-иностранцам для фотографирования с последующим разрешением послать фотокарточку на родину выдавали куртку, белую рубашку, галстук и кепочку или шляпу. Один переходящий комплект для всех. После трёхлетней отсидки в лагере Арпаду разрешили жить в Петрозаводске. Советские нравы в 1925, когда Арпада арестовали, были довольно либеральные. Потом за контрреволюционную деятельность стали давать "10 лет без права переписки" (расстрел).
В Петрозаводске Арпад работал экономистом в тресте "Кареллес", где он познакомился с моей будущей мамочкой, работавшей там же бухгалтером.
"Несколько раз я видела печального венгерца, одиноко стоявшего у стенки во время трестовских вечеринок. Так мы и познакомились" - рассказывала мне моя мамочка. Огромное спасибо Партии, Правительству и Отцу Всех Народов Великому Сталину, что Арпада сослали в Соловки, а не поставили к стенке. Из 400 венгерских коммунистов, прибывших в Советский Союз, к стенке не поставили только 40. А то бы и меня бы не было на этом свете.
Август 1932 г. Мне 2 года 10 месяцев. Снимок сделан в Сиворицах Красногвардейского (Гатчинского) района Ленинградской области, где мамочка работала бухгалтером в психиатрической больнице имени Кащенко. Усадьба Сиворицы (село Никольское) принадлежало когда-то мамочкиному отдалённому родственнику, Петру Григорьевичу Демидову.
Москва, 1934. Мне 5 лет, отцу 47.
Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!
А вот представьте себе, что было бы, если бы не сослали в Соловки! Ужас!
1936 год. Мамочка и её сотрудники бухгалтерии психиатрической больницы им. Кащенко в Сиворицах.
Справа - её второй муж, Александр Алексеевич Дурнов, которого я называл дядя-папа. Внизу - главный бухгалтер, которого в 1938 г. пытали в НКВД и выбили зубы. Мамочку допрашивали по его поводу.
1943 г. Блокада Ленинграда прорвана, но не снята.
Мамочка умирала от голода (дистрофии), но в 1942 г. её разыскала моя "тётя Нелли" - вдова её брата Николая, умершего в СевУраллаге в 1942 г. (http://world.lib.ru/l/litinskij_w_a/documentgnusnogovremeni.shtml). Тётя Нелли была замужем за генерал-майором С.Е. Прохоровым, заместителем командующего зенитной артиллерией Ленинградского фронта. Тётя Нелли спасла мамочку от смерти.
28 ноября 1942 г. Направление на ВТЭК (Врачебно-Трудовую Экспертную Комиссию, устанавливающую наличие, причины и степень инвалидности, постоянную или длительную потерю трудоспособности или значительное снижение её вследствие заболевания, анатомического дефекта и др.) Место работы и профессия: Горпромснабсбыт, старший бухгалтер. Диагноз: Миодистрофия + авитаминоз С.
1953 год. На фоне Таврического сада. Мамочка ещё в старом пальто.
Дом в Кронколонии (Ломоносове), в котором мамочка снимала комнатку на лето.
1956 г. За грибами - любимое мамочкино занятие на даче в Кронколонии.
1957 г. Любимое мамочкино место - залив у Кронколонии.
1958 год, Москва. На мамочке пальто, купленное на мой первый заработок.
Бабушка с внучкой. Март 1962 г. Алле 2 года и 4 месяца.
1963. Окрестности Ломоносова.
Февраль 1969 года. Бабушка с внуком. Жене почти 2 года.
На даче в Ломоносове. 1976 - предпоследний год. Жене 9 лет.
Почти все мои чёрно-белые фотографии всегда печатала мамочка.
В 1977 году я её не фотографировал.
Мамочкина могилка на кладбище Крематорий.
Чёрная надгробная табличка - справа от моей сумки. Август 2008 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2 - ЧТО КАСАЕТСЯ МАТА.
Итак, ребята, не подумайте, что я такой крутой матерщинник. Отнюдь не злоупотребляю. Хотя ругательства были в моей крови, так как моё самое нежное, но сознательное детство (10-14 лет) прошло в детском доме (интернате) в Курганской области, куда была эвакуирована из Ленинграда во время Войны моя 158 школа. Как вы, вероятно, знаете из литературы ("Республика Шкид", "Педагогическая поэмa" и др.) - ещё в довоенных детских домах был культ блатных с соответствующей романтикой и языком. Мы, конечно, не "ботали" по настоящей воровской "фене", но пересыпали свою речь блатными словечками, в том числе прекрасно знали русский мат. В изустных преданиях передавались нашими интернатскими трубадурами отрывки из поэмы "Лука Мудищев", приписываемой (?) Баркову, и другие перлы Баркова. Я до сих пор помню с начала до конца выученную в интернате (а Лена говорит, что я идиот и склеротик!) безымянную поэму с таким началом: "В зоопарке как-то летом/ Звери вышли все из клеток/ И решив, что рано спать, /Все отправились гулять...". Сейчас я нашёл эти матерные стишки на интернете (http://vkontakte.ru/notes.php?id=2204534), но не смог найти имя их автора.
В нашем интернате в селе Плоское (около озера с таким названием в Лебяжьевском районе) была хорошая библиотека, и я к четырнадцати годам прочёл всего Пушкина, Гоголя, Шекспира и кучу другой классики - у нас были прекрасные ленинградские воспитательницы. Но это не исключало познавание и неформальной русской лексики. Правда, эти знания оставались во мне латентными. Я мат никогда не использовал до производственной геофизической практики после третьего курса Горного института, которая проходила на Рудногорском железорудном месторождении в Иркутской области. Случилось так, что моя помощница-записатор Аня известила меня, что рабочие-буровики решили проверить, не еврей ли я, для чего они собирались напоить меня "до усрачки", снять с меня штаны и доказать Ане, что я еврей, в силу того, что я вежливый и не матерюсь. Предупреждён - значит вооружён. Я пошёл на эту грандиозную пьянку и, применив маленькую хитрость, перепил полтора десятка тренированных сибиряков (см. докубайку "О положительном влиянии алкоголя на кучность стрельбы" http://world.lib.ru/l/litinskij_w_a/alkogol-1.shtml). После этого вся буровая экспедиция признала меня исконно-посконным русаком, а сама Аня стала меня уважать ещё больше. По вечерам, после ужина, она не уходила сразу в свою палатку или в гости к буровикам, а сняв сапоги и портянки, сидя на моей раскладушке, шевелила пахучими пальцами ног, расчёсывала волосы и просила рассказать чего-нибудь ещё. Но примерно через неделю я заметил, что наши отношения стали портиться. И явно не по моей вине. Аня перестала оставаться после ужина в моей палатке. Более того, она стала готовить у себя, а, принеся мне миску с едой, поджав губы, уходила к себе. На профиле она пару раз нахамила мне. Я был совершенно растерян, не понимая причины смены её отношения ко мне. Когда во время работы после её очередной грубости я решил спросить её - в чём дело? - она обложила меня матом. В первый момент я опешил, но потом сообразил, что Аня этим хочет поразить меня, гнилого интеллигента, полагая, что я никогда ничего подобного не слышал. Я, начинённый отборным матом из своего далёкого интернатского детства, включился в игру и выдал ей с весёлой улыбкой такую двухминутную изощрённую струю, начинающуюся со слов: "Распиздяй мамай губатый, да ещё и бородатый, в жопу грёбаный смешной..." и т.д., и т.п., по-нарастающей, так что Аня просто остолбенела. Сам Иван Семёныч Барков, основоположник современного русского литературного языка и учитель А.С. Пушкина, будь он с нами на этом съёмочном профиле, с уважением посмотрел бы на меня. Но вдруг из Аниных глаз брызнули слёзы, да так сильно, что долетели до меня и проявились двумя тёмными пятнышками на моих запылённых кирзачах. Она швырнула мне под ноги журнал наблюдений и бросилась бежать. Я пожал плечами: во, истеричка! Какие, всё-таки, женщины неуравновешенные существа! Ну, ладно. Работу всё равно продолжать надо. Вечером разберёмся, чем я её мог обидеть, почему наши с ней прекрасные отношения зашли в такой тупик. Разумеется, попрошу извинения, даже не зная, за что. Я подобрал журнал и понёс магнитометр на следующую точку. Конечно, без записатора темп работы заметно снизился.
Поздно вечером, вернувшись к палаткам, я не нашёл Аню. Её вещей на месте не оказалось. Я зашёл к буровикам, но они тоже ничего не знали. Поражённый, я стал разжигать печурку, чтобы сварить себе ужин. Значит, она одна пошла через тайгу в посёлок за сорок километров. На следующий день мне пришлось работать одному. Через пару дней я обнаружил, что у меня пропала толстая тетрадь с лекциями по магниторазведке профессора А.А. Логачёва, которую я обещал подарить ему после возвращения с этой практики...
