Медведев Михаил: другие произведения.

Псков и Пушкинские Горы: не без Довлатова (2014)

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 13, последний от 22/09/2021.
  • © Copyright Медведев Михаил (medvgrizli@yandex.ru)
  • Обновлено: 19/02/2018. 188k. Статистика.
  • Дневник: Россия
  • Скачать FB2
    • Оценка: 9.00*4  Ваша оценка:

    Путешествия
    Гризли и Паумена

    Коктебель (2017)
    ~~~~~
    Русский Север (2016)
    ~~~~~
    Рыбачье (2016)
    ~~~~~
    Калининград (2015)
    ~~~~~
    Тихвин (2014)
    ~~~~~
    Псков, Пушгоры (2014)
    ~~~~~
    Анапа (2014)
    ~~~~~
    Балаклава (2013)
    ~~~~~
    Нижний Новгород (2012)
    ~~~~~
    Судак (2012) (Коктебель, Новый Свет)
    ~~~~~
    Старая Русса (2012)
    ~~~~~
    Байкал (2011)
    ~~~~~
    Ярославль и Владимир (2011)
    ~~~~~
    Крым (2010)
    ~~~~~
    Новгород (2010)
    ~~~~~
    Тверь (2009)
    ~~~~~
    Рыбинск (2008)
    ~~~~~
    Выборг (2008)
    ~~~~~
    Новгород (2007)
    ~~~~~
    Агой (2006)
    ~~~~~
    Тула (2005)
    ~~~~~
    Вологда (2005)
    ~~~~~
    20 часов в Харькове (2004)
    ~~~~~
    От Дагомыса до Нового Афона (2004)
    ~~~~~
    От Туапсе до Адлера (2003)
    ~~~~~
    Смоленское путешествие (2002)
    ~~~~~
    Два дня в Петрозаводске (2002)
    ~~~~~
    Один день в Москве (2002)
    ~~~~~
    Псковское путешествие (2001)
    ~~~~~
    Белое путешествие (Архангельск, Северодвинск 2001)
    ~~~~~
    Анапа (2000)
    ~~~~~
    Ейские записки (1997)
    ~~~~~

    Фотоальбомы
    с описаниями

    Внимание, трафик!
    Соловки (2016)
    ~~~~~
    Из Петрозаводска в Кемь (2016)
    ~~~~~
    Кижи (2016)
    ~~~~~
    Петрозаводск (2016)
    ~~~~~
    Калининградский зоопарк (2015)
    ~~~~~
    Калининград (Светлогорск, Зеленоградск, Янтарное, Балтийск) (2015)
    ~~~~~
    Тихвин (2014)
    ~~~~~
    Пушгоры (2014)
    ~~~~~
    Псков (2014)
    ~~~~~
    Анапа (2014)
    ~~~~~
    Балаклава (2013)
    ~~~~~
    Н.Новгород (зоопарк) (2012)
    ~~~~~
    Нижний Новгород (2012)
    ~~~~~
    Судак (2012) с оглавлением
    ~~~~~
    Коктебельский дельфинарий и Кара-Даг (2012)
    ~~~~~
    Арпатский водопад и Веселовская бухта (2012)
    ~~~~~
    Меганом, Гравийная бухта, купание в открытом море (2012)
    ~~~~~
    Новый Свет и тропа Голицына (2012)
    ~~~~~
    Генуэзская крепость и тропа на горе Алчак (2012)
    ~~~~~
    Старая Русса (2012)
    ~~~~~
    Ярославский зоопарк 2011
    ~~~~~
    Ярославль, Владимир (2011)
    ~~~~~
    Байкал, Ольхон, мыс Хобой (2011)
    ~~~~~
    Байкал, Ольхон (2011)
    ~~~~~
    Байкал, дорога на Ольхон (2011)
    ~~~~~
    Кругобайкалка (2011)
    ~~~~~
    Байкал, Листвянка (2011)
    ~~~~~
    Байкал, Большие Коты (2011)
    ~~~~~
    Иркутск (2011)
    ~~~~~
    Новгород, Старая Русса, Валдай 2010
    ~~~~~
    Алушта и Крым от Малоречки до Севастополя 2010
    ~~~~~

    Походы
    Гризли и Паумена

    Маршрут 3: Приозерский плес (2004 год)
    ~~~~~
    Маршрут 2: По озерам и порогам Выборгской погранзоны (2003 год)
    ~~~~~
    Маршрут 1: По разливам Вуоксы (2002)
    ~~~~~
    Походные тезисы
    ~~~~~

    Псков и Пушкинские Горы: не без Довлатова (2014)

    Фото: Псков | Фото: Пушгоры

    0 | 1 | 2 | 3 ( 3.1 | 3.2 | 3.3 | 3.4 ) | 4 | Приложения 1 | 2 |

    Оглавление:

    0. Перед поездкой
    1. День первый: Предварительное знакомство, 1 сентября, понедельник.
    2. День второй: Полноценный осмотр Пскова, 2 сентября, вторник.
    3. День третий: Пушкинские Горы или По следам Довлатова, 3 сентября, среда.
    3.1 В Пушгоры
    3.2 Дом Пушкина
    3.3 Дом Довлатова
    3.4 Возвращение
    4. День четвертый: Прощание с Псковом, 4 сентября, четверг.
    Приложение 1. Воспоминания кучера Пушкина.
    Приложение 2. Инфа из инета о доме Довлатова и "заповедном" периоде Сергея Донатовича.

    0. Перед поездкой

    Я (Гризли) и мой друг (Паумен) - широко известные в узких кругах путешественники. Предлагаю вам рассказ о нашей очередной, пусть и короткой, поездке. Мы уже были в Пскове тринадцать лет назад, что нашло свое отражение в "Псковском путешествии". [Советую, хотя бы по диагонали, с ним ознакомиться, ибо него непременно будут].
    В этот раз друзья (так я буду иногда называть себя и Паумена, дабы не употреблять постоянное "мы") решили не повторяться:
    1. Не посещать Изборск и Псково-Печерский мужской монастырь.
    2. Обязательно съездить в Пушкинские Горы.
    Паумен заранее забронировал номер в гостинице "Октябрьская" (там мы жили в 2001 году) и купил билеты на автобус "Питер-Псков" отправлением в 10:40.
    Таким образом, путешественники (так я тоже буду называть себя и Паумена) были полностью готовы к поездке.
    1. День первый: Предварительное знакомство, 1 сентября, понедельник.
    В половине четвертого подъехали к Пскову. На автовокзале висел огромный предвыборный плакат: кандидат от ЛДПР (молодой, простоватый и напористый) призывал: "Псков, пора вернуть былое величие!"
    - Не дождетесь! - ответил я, ступив на псковскую землю.
    Следом из автобуса вышел Паумен.
    Друзья прямиком направились на автовокзал. Я с сумкой и чемоданом замер в углу, а Паумен купил обратные билеты на 5 сентября.
    - От Себежа, - сообщил мой товарищ.
    - Фамилия кассира? - предположил я.
    - Автобус на Питер идет из Себежа, - пояснил Паумен.
    Как только мы вышли из здания автовокзала: я - с сумкой на колесиках, а Паумен - с чемоданом, лицо частника на парковке озарилось счастливой улыбкой. Он уже выскочил из машины, собираясь спросить: "Куда подвести?", когда мы с каменными лицами проследовали мимо.
    - Облом! - прокомментировал я.
    Это путешествие выходило у нас строго бюджетным. По крайней мере, мы его так планировали. Поэтому до гостиницы добирались автобусом.
    Прошли триста метров до железнодорожного (далее "жеде") вокзала по улице с незатейливым названием Вокзальная. Там останавливались городские маршруты. Нам подходили 1, 14, 15 и 17. Подъехал первый. Мы влезли. Народу в салоне практически не было.
    Проезд стоил 18 рублей. Три остановки - квартал по Броневой, затем - по Юрия Гагарина, а оттуда поворот на Октябрьский проспект. Широкая, приятная магистраль, никакого налета провинциальности.
    Вышли и, под слабеньким дождиком, который с перерывами капал почти весь день, направились в гостиницу.
    - Мне она казалась больше, - заявил Паумен, рассматривая трехэтажное здание.
    Холл "Октябрьской". Интерьер выглядел презентабельно, но соответствия по части обслуживания не наблюдалось.
    Пока Паумен стоял в очереди к администратору, ко мне пристал швейцар.
    - Вы вселяетесь?
    - Да!
    - У вас забронировано?
    - Да!
    - Тогда вам надо пройти к администратору!
    - Мой друг уже стоит возле окошка...
    Паумен поговорил с администратором. Женщина выдала нам квитки на вселение. Мы их традиционно заполнили. Плата составила 8800 рублей за четыре дня. Я с грустью наблюдал, как наши, кровно заработанные деньги, исчезают в умелых женских руках...
    По пути в номер друзья заглянули в турбюро на первом этаже: хотели взять билеты на экскурсию в Пушкинские Горы.
    - О, нет! - Сотрудница покачала головой. - Сейчас не сезон. Школьники начали учиться.
    Мы переглянулись: почему экскурсии настолько зависимы от школяров?
    - Может быть, после середины сентября вновь начнутся. - Женщина попыталась нас приободрить.
    На всякий случай, она позвонила в музей. Там, даже на субботу, шестое сентября, не набиралась сборная группа. А мы и вовсе уезжали в пятницу.
    - Вы на поезде? - спросила сотрудница. - Или на машине?
    - На автобусе, - ответил я.
    - В смысле, на машине или без?
    Пришлось признать, что без.
    - Тогда в Пушгоры будет сложно съездить. - Задача становилась всё менее достижимой. - Они находятся в стороне, автобусов туда ходит мало. Вам надо ехать на раннем рейсе и заранее планировать обратный отъезд.
    Друзья поняли, что поездка в Пушгоры станет кульминацией путешествия.
    С вещами поднялись на третий этаж. Взяли ключ у дежурной. Он был, как и прежде, с колобахой.
    - Всё может измениться, - пробурчал я. - Кремль сожгут. На его месте поставят супермаркет. Но колобахи в гостиницах непременно останутся!
    Ждало нас и приятное открытие: возле дежурной по этажу обнаружился кулер. Мы на него даже не рассчитывали, взяв с собой кипятильник.
    Друзья вошли в номер 308. Всё выглядело неплохо. Толстые стены, высокие потолки. Лампочка над каждой кроватью. Чисто. Вместительный шкаф для одежды. Большое зеркало на стене.
    Имелись и недостатки. Весьма продавленные кровати. Пол покрыт ковролином (что, в целом, неплохо), но под ним, в некоторых местах, под ногами "ходили" половицы.
    Путешественники разобрали вещи.
    - Будем есть в номере? - спросил я.
    - Лучше сходим в кафетерий, - ответил мой товарищ.
    - А как же экономия?! - Во мне проснулся жмот.
    - Гризли, мы еще успеем съесть нашу еду, - пообещал Паумен.
    - Кафетерий наверняка дорогой! - упорствовал я.
    - Ладно, давай поедим здесь, - согласился мой товарищ.
    - Нет, пойдем в кафетерий, - возразил я.
    И мы направились в кафетерий "Аврора", расположенный на первом этаже гостиницы.
    Взяли два оливье, блинчики с мясом для меня и сырники для Паумена, а также два чая. Заказ потянул на 470 рублей. Очень простенькое заведение на четыре столика. Я бы назвал его "буфетом".
    - Пушкин и няня, - заявил Паумен, когда мы сели за столик.
    - Толстой и его жена, - отозвался я.
    - Памятник. - Паумен указал через стекло.
    - Это широко распространенное заблуждение! - безапелляционно заявил я, разглядев архитектурную композицию.
    За пять часов пути от Питера до Пскова мне удалось проштудировать путеводитель.
    - Памятник называется "Пушкин и крестьянка", - продолжил я. - Это куда более подходящее название! Ибо что мы видим?! Пушкин, в роли праздного гуляки и повесы, представителя богемы, стоит щеголем и смотрит куда-то вдаль. А крестьянка - совсем другое дело! Она олицетворяет все тяготы и лишения простого люда! Женщина почтенного возраста сидит, целиком погруженная в безрадостные думы: как работать, когда руки отваливаются? Чем кормить детей, если барин увел всю скотину? Между ними нет никакой эмоциональной близости!
    Я перевел дух и взглянул на друга. Паумен доедал сырники.
    - Туристы желают видеть няню, - наконец, произнес он.
    - Конечно! - легко согласился я. - Не ясно другое: зачем Пушкина и крестьянку объединили в один памятник? Но если женщину назвать няней, всё становится на свои места. Не важно, что Пушкин ее не замечает! Плевать, что няня смотрит так, словно недавно выкурила косячок. Ведь кто ближе российскому туристу: Пушкин или няня?! Разумеется, Арина Родионовна!
    - Няня и Пушкин, - согласился Паумен.
    Друзья вернулись в номер. И что вы думаете: собрались и пошли бродить по городу? А вот и нет - легли спать!

    ***

    Встали около семи вечера. Но если Паумен хотя бы час проспал, то мне на мягкой кровати-люльке не удалось даже подремать.
    Вскоре друзья направились в город. Дождь, слава богу, закончился.
    - В этой поездке нам нельзя повторяться! - заявил я, когда путешественники вышли на улицу. - Поэтому мы не пойдем в сторону Крома, а проследуем "зеленым кольцом" Пскова!
    - А именно? - уточнил мой друг.
    - Через Ботанический сад в сторону реки Великой, - объяснил я.
    И мы зашагали по саду. Справа шла стена, окружавшая Окольный город.
    - Насколько она древняя? - заинтересовался я.
    - Постарше тебя будет, - ответил Паумен.
    - Подлинная или восстановленная? - уточнил я.
    - Внизу - подлинная, а сверху - восстановленная, - предположил мой друг. - А, скорее всего, всё - новодел...
    Мне понравился вполне подлинный овраг, словно вырытый экскаватором. Далее, на высоте, стояли колесо обозрения и цепочки. Ни один аттракцион не работал.
    Друзья пересекли овраг и пошли вдоль стены. Навстречу проехали две девушки на велосипедах. У каждой на руке имелась красная повязка с надписью "ДНД".
    - Что бы это значило? - удивился я.
    Мой товарищ повязок не заметил.
    - Значит, померещилось. - Мне стало неловко. - Или нет? Я ведь не могу обманывать читателей!
    (Вечером псковский отряд ДНД был найден на просторах интернета. Их мало, они страшно далеки от народа, но существуют!)
    Парк остался позади. Мы вышли на улицу Советская. Вдалеке, по диагонали, виднелась площадь Победы.
    - И всё-таки, логично идти к Крому, - рассудил я. - Это же сердце города!
    (Кром - Кремль по-псковски. Тут уместно сказать и о башне Кутекрома. Она стоит на углу Кремля. На древнеславянском "кут" означает "угол". В связи с неправильным прочтением летописи, в название башни затесалась лишняя "е". Вот такие бывают исторические нелепицы!)
    Мы свернули на Советскую. Прошли квартал. Справа открылась улица Некрасова.
    - На ней находятся Поганкины палаты, - авторитетно заявил я, ощущая себя экскурсоводом.
    - Мы были там тринадцать лет назад. - Мой друг спустил меня с небес на землю. - Ты, что, забыл?!
    Сама улица Некрасова нам очень приглянулась.
    - Напоминает оазис в пустыне, - признался я.
    Действительно, остальные дома по Советской не отличались разнообразием.
    - Лишь степенью запущенности, - уточнил Паумен.
    Так путешественники и шли, пока не достигли красивого храма.
    - Михаил Архангел? - предположил я.
    - Вряд ли, - отозвался Паумен.
    - Николай с Усохи?
    - Тот был ниже, - припомнил мой товарищ. - А этот стоит на холме!
    Методом исключения друзья вычислили, что перед нами - Василий на Горке! Очень симпатичная и компактная церковь.
    Впереди показался широкий Октябрьский проспект. По его левой стороне, если идти к Троицкому собору, разбили большой сквер.
    Мы присели на скамейку. Мой товарищ закурил.
    - За тринадцать лет кое-что изменилось, - затянувшись, отметил Паумен. - В центре положили тротуарную плитку и высадили цветы.
    - А кое-что осталось по-прежнему, - хмуро констатировал я, проводив взглядом нетрезвого человека.
    За время прогулки от гостиницы до скамейки нам встретилось три, серьезно пьяных, товарища. Все они целеустремленно, хотя и покачиваясь, шли.. [- Псковский стиль ходьбы, - предположил мой друг.] ..к намеченной цели. Скорее всего, домой. Явной опасности не представляли, но всё равно было неприятно...
    Друзья продолжили прогулку. Вдалеке показался красивейший Троицкий собор. Мы вышли к Октябрьской площади. Перед ней стоял памятник.
    - Его не было в 2001 году, - сказал Паумен.
    - Какой-то Козубенко в проект вложился, - пояснил я, прочитав памятную доску. - А вот кому? Наверняка Довмонту! Кто еще из мужиков достоин памятника?
    - Княгиня Ольга, первая правительница Пскова, - сообщил мой друг, приглядевшись к монументу. - Она обладала суровым и мужественным характером. Поэтому и выглядит, как мужик...
    Справа остался древнейший псковский храм - Михаила Архангела. Нам была видна только его колокольня. Как и тринадцать лет назад, эта древность не произвела особого впечатления.
    Далее нам встретился герой новейшей истории. А именно, Владимир Ильич Ленин: оригинальный барельеф на стене дома.
    - Почему у него отбит кончик носа? - спросил мой друг.
    - Пострадал от вандалов, - предположил я. - Или происки антикоммунистов.
    - С отбитым носом он выглядит более мужественно, - заметил Паумен.
    - Успешно противостоит Ольге, - добавил я.
    Вскоре друзья вышли к Ольгинскому мосту. Справа обнаружили памятник Ленину.
    - Ленин - Ольга, 2:2, - заявил Паумен.
    - Боевая ничья, - согласился я.
    С моста открылись перспективы и панорамы. Справа масштабно смотрелся Троицкий собор, архитектурная доминанта всех времен и народов Пскова. А вот слева...
    - Куда подевался прокат водных велосипедов? - удивился Паумен.
    - И почему исчезли два кафе на берегу? - возмутился я. - А это что...?!
    - Интуристовская гостиница, - печально констатировал мой товарищ.
    Чтобы полностью понять наши чувства, следует прочесть "Псков 2001", но для откровенных лентяев поясню: тринадцать лет назад мы катались на водном велосипеде и ели шашлык на правом берегу Великой. А на левом возвышалось недостроенное здание. И вот теперь, спустя столько лет, ситуация со зданием не изменилась!
    - Мало того, недострой продается, - подчеркнул Паумен.
    Действительно, незатейливое объявление "продается объект +7 964 677 00 07" не оставляло места домыслам и догадкам.
    - Этот говорит о Пскове лучше всяких цифр! - заявил я. - Город совершенно не развивается!
    (Днем я листал рекламный журнал "Мой Псков", который заботливо положили в каждый номер "Октябрьской". Если верить изданию, Псков процветал. Но тринадцатилетний недострой в самом центре говорил об обратном).
    - Зато Мирожский монастырь радует глаз! - нашел позитив мой товарищ.
    - Держись, дружище Мирож! - пожелал я монастырю.
    В прошлый раз мы так и не добрались до другого берега, развернувшись на середине моста. Сегодня прошли значительно дальше.
    - Метров на триста, - уточнил Паумен.
    Как только друзья оказались на Рижском проспекте, стало ясно, что делать там нечего. Поэтому, на первом же светофоре, мы перешли дорогу, и отправились назад на мост. Открылся великолепный Кром, самая красивая городская панорама.
    У пристани стоял одинокий катер "Псков".
    - Он совершает часовые прогулки по Великой, - сообщил я и добавил: - По мере наполнения.
    - Боюсь, можно простоять целый день, да так и не дождаться попутчиков, - оценил Паумен.
    Мы возвращались. Было прохладно. Дождь так и не пошел, но дул сильный ветер. Казалось, сейчас - не самое начало сентября, а поздний октябрь. Да и прохожих почти не наблюдалось. Крупными, но разрозненными, группами куда-то перемещалась молодежь.
    - Нет ощущения, что мы находимся в центре, - признался я. - Чтобы люди гуляли, и было хоть какое-нибудь оживление. Кажется, Псков вымер, хотя еще не поздно.
    - Провинция, - исчерпывающе объяснил Паумен.
    Великая оказалась шире, чем мне запомнилась в 2001 году. Вдоль берега просматривались какие-то проходы у стен Крома.
    - Надо бы там прогуляться, - заметил я.
    - Лишь бы дождя завтра не было, - добавил мой друг.
    По пути назад путешественники внимательней рассмотрели памятник Ленину. Он оказался стандартным. Разве что...
    - Ты заметил, что левая рука как-то странно лежит у него на поясе? - осторожно начал я.
    - Говори уж прямо: на заднице! - утончил Паумен.
    - Кажется, он за чем-то полез в задний карман брюк, - предположил я.
    - Может, за кепкой? - спросил Паумен.
    - А еще он напоминает танцора! - Мне представился новый образ. - Только левую руку надо чуть-чуть приподнять. Тогда Ильич станет вылитым исполнителем бальных танцев!
    Ленин в новом ампула смотрелся куда более привлекательно.
    - Музыки не хватает, - пожалели друзья. - А так бы он точно пустился в пляс...
    Путь в гостиницу лежал по Октябрьскому проспекту. Разговор зашел о еде.
    - Здесь мало кафе, - настойчиво втолковывал я. - И все - очень дорогие!
    - Вот есть одно. - Паумен заметил скромную кафешку. - Зайдем?
    - Давай, - неохотно согласился я, помешавшись на экономии средств.
    Путешественники сели за столик. Нам принесли меню. Паумен стал его изучать. А я только глянул, и настроение сразу испортилось.
    - Что-нибудь выбрал? - спросил мой друг, оторвавшись от чтения.
    - Здесь всё очень дорого! - выпалил я.
    Возмущенный Паумен тут же вскочил из-за стола и направился к выходу. Я за ним.
    - У нас мало денег! - пытался объяснить я уже на улице. - Нам не по карману такие заведения!
    - Всегда можно выбрать что-то недорогое, - объяснил мой друг и надолго замолчал.
    Около квартала мы прошли молча.
    Наконец, тишину нарушил я:
    - Может, что-нибудь выберем после нашей гостиницы?
    - Просто пойдем в буфет, - ответил Паумен.
    - Нет, давай все-таки посмотрим...
    В итоге, путешественники прогулялись по Октябрьскому проспекту за нашу гостиницу. На другой стороне (угол Гражданской улицы) обнаружили заведение типа "Макдональдса".
    - Называется "Хезбургер", - уточнил Паумен.
    Взяли два двойных чизбургера и два чая. Заплатили 330 рублей.
    - Наиболее дешевая цена! - заявил я.
    - Меня это не радует, - отозвался Паумен.
    И еще взяли в номер два "итальянских пирожка". Странная вещь, по 65 рублей каждый.

    ***

    В гостинице Паумен еще раз пересчитал нашу наличность.
    - Выходит почти две тысячи на день! - воскликнул он. - Нам, Гризли, вполне хватит денег на кафе! И чтобы больше не жадничал!
    - Да мне не жалко! - стал оправдываться я. - Просто не хочу в последний день остаться без денег!
    - Не останешься, - заверил Паумен...
    Затем друзья подключились к интернету. Это оказалось просто и безболезненно: хотя в отзывах писали, что Сеть ловится только в коридоре. Мало того, не пришлось вводить пароля!
    - Бывает и такой вай-фай! - заключил я.
    Тут же посмотрели погоду. Обещали среднюю: утром солнце, днем дождь. Но мы в последнее время сильно разочаровались в сайте "Гисметео", поэтому не воспринимаем эти прогнозы всерьез.
    Перед самым сном выяснилось, что в номер залетело немало комаров. Причем, хитрых, подвижных и трудно убиваемых. И это при высоте потолков - более трех метров.
    - Хорошо, что мы взяли с собой фумигатор! - обрадовался Паумен.
    Троих кровососов я все-таки убил, а оставшиеся вскоре сделались вялыми и аморфными.
    После расправы над комарьем, путешественники улеглись спать.
    - И чтобы больше, Гризли, со мной не спорил, - пригрозил перед сном мой товарищ.
    - Ни за что! - поклялся я.
    - И в записках об этом ничего не пиши! - указал Паумен.
    - Ни за что на свете! - торжественно пообещал я.

    2. День второй: Полноценный осмотр Пскова, 2 сентября, вторник.

    Вчера перед сном мы поменялись кроватями (ибо я - инвалид спины, а мой товарищ, слава богу, нет). Пауменовское лежбище оказалась лучше: там хоть где-то сбоку и торчали пружины, зато постель не имела форму люльки. В связи с этим я нормально выспался.
    Встал в девять. Сделал зарядку. После водных процедур полтора часа общался с нетбуком. В двенадцать разбудил Паумена. Мы позавтракали - тем, что привезли из Питера: сыр-нарезка, копченая колбаса и краюшки. Две чашки кипятка я набрал в кулере.
    А потом я, в полном одиночестве, устремился на автовокзал - брать билеты на завтра в Пушгоры. Вышел из дома в 13:00, а вернулся в 13:40. Всё оказалось просто и незатейливо: доехал на первом автобусе туда и обратно, взял два билета на рейс 10:25 до Новоржева. Возле автовокзала осмотрел совсем новый памятник, посвященный героям Первой мировой войны.
    В номере меня уже ждал Паумен, давно готовый к прогулке. Мы дошли до остановки "Летний сад" и сели на 17-й автобус. Он довез до площади Ленина. Далее басыч уходил на улицу Рокоссовского, но нам там делать было нечего.
    Друзья направились к Крому. Через старинные ворота вошли в Довмонтов город.
    - Молодые люди, не желаете прослушать экскурсию? - обратилась к нам местная "музейщица".
    - Нет, не желаем, - честно ответил я.
    Наверное, у экскурсовода сложилось впечатление, что два бескультурных неуча вломились в самое сердце Пскова. Может, со стороны так и выглядело. Но я, чем дольше живу на белом свете, тем прохладней отношусь к традиционным экскурсиям и музеям. Будущее, на мой взгляд, за виртуальными собраниями раритетов и новыми формами подачи материала.
    Довмонтов город произвел впечатление одной сплошной раскопки. Друзья прошли под аркой и, узкой дорогой между двух крепостных стен, устремились к Крому. На его территории не работало ни одного сувенирного ларька! Поднялись наверх. Напротив Троицкого собора рабочие неспешно разбирали сцену. Должно быть, в минувшие выходные здесь проходил какой-то концерт. [Правда, в интернете я на эту тему ничего не обнаружил].
    Какие плюсы по сравнению с 2001 годом? Главный - ни одного нищего! То ли власти Пскова провели их тотальный отлов, то ли место стало менее прибыльным, и нищие сами ретировались. Надо признать, что практически не было туристов. Кроме нас, на территории вскоре появилось четыре любознательных человека, которых музейщица уговорила на экскурсию. Эта пятерка нам иногда мешала, а всё оставшееся время мы были одни.
    Я многократно заснял величественный Троицкий собор. Затем мы изучили поклонный крест, установленный в 2003 году. Надпись гласила: "Сей крест сооружен и установлен к 1100-летию Пскова на месте разрушенного в 40-е годы ХХ столетия Благовещенского собора... в память о прошедшем скорбном пути в истории нашего города и всей России".
    "Денег на крест еще хватило, - подумал я, - а восстановление Благовещенского собора придется отложить еще на столетие".
    Друзья проследовали во вторую часть Крома. Там вообще никого не было, зато росли красивые и высокие деревья.
    - Может, липы? - предположил Паумен.
    - Это еще почему? - спросил я.
    - Довлатов писал в "Заповеднике": "Тяжело и низко шумели липы", - объяснил мой товарищ.
    - Это ему так с похмелья казалось! - возразил я. - На самом деле, липы шумят душевно!
    [Как бы то ни было, в Кремле росли не липы. Один дуб, а остальные деревья мы не идентифицировали. Если знаете правильный ответ, напишите в комментарии к этому отчету].
    Рабочие неспешно возводили крышу на одной из крепостных стен. Причем, использовали для этого мощную арматуру, которую древние псковичи никак не могли применить.
    - Складывается впечатление, - заметил я, - что псковские строители уже не первый десяток лет заняты только одним: восстанавливают каменные стены, разрушенные много веков назад.
    - По протяженности стен Псков занимает первое место в России! - поддержал Паумен.
    - Но впереди много работы, - продолжил я.
    - И новый мировой рекорд! - закончил мой друг.
    Мы пересекли весь Кром, а затем вышли возле Кутекромы через едва заметный проход в стене. Открылась величественная картина впадения Псковы в Великую.
    - Здесь всё начиналось! - патетически произнес я.
    Меня охватило волнение: наши предки жили на этом месте очень много лет назад!
    - Ты только представь! - воскликнул я с нарастающим пафосом. - Толщина культурного слоя здесь составляет около семи метров!
    - А под ним километры и километры бескультурия. - Ответ Паумена разбил мой пафос вдребезги.
    Мы дошли по стене до самой Псковы. Поглазели на речку. Спуска там не было.
    - Ну не возвращаться же! - воскликнул мой друг.
    И путешественники совершили мощное десантирование, спрыгнув со стены у Крома. (Не волнуйтесь, там было не выше двух метров). И очутились на берегу Псковы. Открылось много восхитительных видов. С обеих сторон реки возвышались крепостные стены и башни, а устье смотрелось просто бесподобно. Чуть-чуть мешала далекая заводская труба, но она лишь однажды попала в кадр.
    А главное - вокруг совершенно не было людей, не считая строительных рабочих и газонокосильщиков. Кстати, здесь немало мужчин с бензокосилками; все они остервенело облагораживают газоны. По количеству скошенной травы Псков тоже может бороться за место в тройке самых ухоженных российских городов.
    Мы вышли на берег Великой. Там обнаружилось два плаката-предупреждения: "Вода ЗАГРЯЗНЕНА. Купание опасно для здоровья".
    - В нашем государстве не всегда стоит верить написанному, - заметил я.
    - Но этому веришь, - признался Паумен. - Как они умудрились загадить Великую? Мы же в ней купались 13 лет назад!
    Утешало лишь то, что в такую погоду было не до плавания.
    - Может, завтра в Пушгорах? - предположил я.
    Путешественники прошли по берегу Великой вдоль Крома. По пути не встретили ни одного туриста.
    - Кажется, это не Псков с населением более 200 тысяч, а Порхов, - заявил я. - Там ведь тоже есть Кремль.
    [Порхов - город в Псковской области. Там побывал Великий Пешеход. Летом туда съездить было бы неплохо, а при нынешнем сентябре - малоинтересно].
    Друзья дошли до причалов. На первом висел плакат, что теплоход "Буревестник" приглашает всех желающих прокатиться по Великой. Самого "Буревестника" не было. Очевидно, предложение действовало только по выходным. Рядом разместился причал катера "Псков" с объявлением "Прогулки от десяти человек". Увы, нам было не найти даже третьего!
    - Назови свои записки "Одиночество в Пскове", - посоветовал мой товарищ. - Или "Два туриста и Кром: сообразим на троих?"
    На Ольгинском мосту собралось нездоровое, по псковским меркам, количество народу.
    - Может, групповая экскурсия? - приободрился я. - Пойдем, глянем!
    Но это оказались рабочие, уже не первый месяц строящие новую набережную от Ольгинского моста до моста 50-летия Октябрю.
    - Вот почему нет кафе на берегу! - догадался Паумен.
    - И проката лодок, - добавил я.
    - А скоро ли они закончат? - задумались мы.
    Ответ обнаружился через километр. Информационный щит разъяснял, что строительство начали в первом квартале 2012-го, а рассчитывают закончить в четвертом квартале 2014-го года.
    - Затянут сдачу на пару лет, - заверил я.
    Впрочем, я забежал вперед: вернемся к Ольгинскому мосту. По набережной, вокруг узкой и длинной клумбы, бегали студенты: то ли они сдавали нормативы, то ли просто занимались физкультурой. Их контролировали две преподавательницы - в начале и в конце пути. Туристов, хотя бы одного-единственного, на берегу не было.
    - Мы здесь почти сутки! - заявил я. - И всё говорит о том, что Псков - город нетуристический.
    - Может, он преображается на выходных? - предположил Паумен.
    - Мы этого проверить не сможем, - ответил я.
    Со стороны Чудского озера на небе появилась широкая голубая полоса. Казалось, скоро засветит солнце и станет жарко. Но небесное светило так и не вышло из-за туч, всего пару раз на несколько секунд пробившись сквозь облака.
    На противоположном берегу великолепно смотрелся Мирожский монастырь, второй по красоте после Троицкого собора.
    А ближе к Ольгинскому мосту нелепой тушей разлеглась, заполнив собой пространство, несчастная интуристовская гостиница.
    - Они десятилетиями будут ее продавать, - спрогнозировал мой товарищ.
    По пути мы также видели огромный камень с памятной плитой, а перед ним - два якоря. "Псковичам - флотоводцам, мореплавателям и строителям Российского флота", - гласила надпись.
    - Нет такого слова "флотоводец", - пробурчал я. - "По улице слона водили!" Как можно флот водить?
    - Скажи еще, что нет такой науки "медвежьеводство", - заспорил Паумен.
    - А вот медведей обижать не советую! - насупился я.
    - А иначе что? - спросил Паумен. - Медведь сам обидит?
    Впрочем, друзья не стали ссориться. Вместо этого полюбовались фрагментом новой набережной.
    - Такой она вся будет... - сказал я. - Когда-нибудь...
    - Дожить бы до этого, - усилил Паумен.
    Вскоре удобный путь вдоль берега закончился: к строительству набережной здесь даже не приступали. Пришлось подниматься наверх и идти по улице Карла Либкнехта (такая есть почти в каждом провинциальном городе).
    Впереди обнаружился чистый и аккуратный квартал из уютных и красивых домиков. В одном из них Паумен узнал частную гостиницу "У Покровки".
    - Я видел ее в интернете, когда искал нам жилье! - сообщил мой друг. - В Пскове очень много мини-гостиниц, но все дороже "Октябрьской". Поэтому и прогорела большая интуристовская гостиница! Ее вполне заменили два десятка маленьких.
    Этот квартал нам приглянулся.
    - Было бы неплохо здесь пожить, - заметил Паумен.
    Путешественники двигались в направлении моста 50-летию Октябрю (далее "пятидесятник"), но вместо этого вышли к крепостной стене и Покровской башне.
    - И как теперь идти? - спросил я.
    - В обход, - объяснил Паумен.
    Вскоре, по улице Николая Островского, мы вышли на мост-пятидесятник. С левой стороны открылось нечто удивительное. Мы всё гадали, приближаясь: "Кому же этот памятник?" Оказалось, железобетонному недострою. Здание начали строить, но, из-за нехватки финансов, прекратили. Жилищное строительство обернулось печальным монументом...
    (Уже в номере посмотрел население Пскова - 206 тысяч человек. А в 2001 году было 207. Что ж, можно сказать наверняка: город пребывает в перманентном застое).
    - "..вернуть былое величие!", - усмехнулся я, вспомнив предвыборный плакат у автовокзала. - Держи карман шире!
    - В этой мечте заключена особая псковская ментальность. - Паумен сделался серьезен. - В тяжелые времена, преодолевая трудности и невзгоды, псковичи всегда помнят о былом величии родного города. Величие в настоящем времени им только снится. И всё-таки надежда вернуть утраченное - помогает во многих ситуациях, а иногда и просто спасает.
    - Назову свои записки "В поисках былого величия", - проникся я.
    Также с левой стороны открылся жеде-мост (для тех, кто собрался в Эстонию или Латвию) и разливы Великой, а с правой - чудесный вид на реку, Покровскую башню и далекий Троицкий собор.
    Друзья миновали мост и направились к Мирожскому монастырю со Спасо-Преображенским собором.
    - Знаешь ли ты, что в этом соборе находится крупнейшее собрание домонгольской живописи в России? - воскликнул я по пути к святым местам. - Эти фрески вполне могли соскоблить в 17 веке, как поступили в Грановитой палате Московского кремля, но псковичи их просто забелили! Тем самым сохранив жизнь бесценным шедеврам!
    - С каких пор ты стал ценителем фресок? - удивился Паумен.
    - Меня воодушевил автор путеводителя, - признался я. - Об исторических событиях, архитектуре и природе он пишет сухо и академично. А как речь заходит о фресках, тон его повествования становится возвышенным. Ведь слово "фреска" пришло к нам из итальянского и означает "свежесть"!
    Путешественники подошли к монастырю. Вокруг не было ни души: лишь шелестела листва. Друзья двинулись вперед по аллее.
    - Тут никого нет, - пришлось признать мне.
    Справа мы увидели указатель с надписью "Касса". Он вел к зданию, которое было закрыто и давно, так как все подходы к нему заросли высокой травой.
    Навстречу нам вышел мелких размеров пес, по нашей классификации - "мелкас".
    - Он хочет приобщить тебя к вере, - пояснил Паумен, - и направить на путь истинный.
    Однако собака прошла мимо.
    - Я и так верю, - объяснил я. - Правда, сомневаюсь насчет истинного пути. Есть ли он вообще?
    Друзья увидели слева церковную лавку. Внутри сидел бородатый мужчина и играл на гитаре. Это выглядело сюрреалистично.
    Мы решили не беспокоить музыканта. Да и вообще...
    - Обойдемся без фресок! - передумал я. - В конце концов, не так уж это и интересно...
    [Объясняю для непонятливых: чем у кого-то что-либо спрашивать, лезть напролом и идти по головам к намеченной цели, мне иногда комфортней от цели просто отказаться. Именно так и получилось с фресками Спасо-Преображенского собора].
    Перед Мирожским монастырем разлегся средних размеров пес с длинной шерстью: по нашей классификации - "поселкас".
    - Что он хочет сказать своим сном? - задумался Паумен.
    - Следует всё оставить, как есть, - объяснил я. - Мы еще не готовы к встрече с фресками.
    - Я и не рвался, - уточнил мой товарищ.
    Друзья прошли насквозь монастырскую территорию и очутились на берегу Великой.
    И на вопрос: "Что представляет собой Мирожский монастырь?" теперь можем смело ответить: "Тихое и заросшее травой место, где обитают мелкас с поселкасом и бородач с гитарой".
    Впереди, за речкой Мирожкой, открылся пустой песчаный пляж. Там мы купались в 2001 году. На фоне Ольгинского моста величественно смотрелся Троицкий собор.
    Выяснилось, что Мирожский монастырь издалека выглядит куда эффектней, чем вблизи. Не последнюю роль в этом играет малахитовый цвет, гармонирующий со всевозможными оттенками Великой.
    Друзья полюбовались прекрасными пейзажами и решили возвращаться в гостиницу.
    Перешли по мостику через Мирожку и поднялись до улицы Максима Горького. С высоты был хорошо виден берег Великой.
    - Здесь же раньше стояли два причала, - вспомнил Паумен. - С одного шли метеоры в деревню Курокша, а с другого - допотопные посудины на острова Белов и Залит. Допустим, Курокша - погранзона. Может, теперь туда действительно ничего не ходит. Но как быть с Залитом и Беловым? Ведь там находятся участки псковичей!
    [В номере я глянул интернет. Четыре раза в неделю, крайне редко на Залит и Белов ходит катер "Талабск". Причем, идет от деревни Толбица, в 26 километрах от Пскова! Нашел еще услугу "Аква-такси", и стало немного грустно - простым смертным эти острова уже не увидеть. Налицо - регресс, даже по сравнению с 2001 годом!]
    А путешественники устали. Еле добравшись до остановки на Горького, мы дождались автобуса под номером "два". Он, опять-таки, шел от кольца на улице Рокоссовского.
    Друзья проехали две остановки: пересекли мост-пятидесятник и вышли на площади Победы. Далее, по "зеленому поясу славы" (а именно Ботаническому саду) устремились в гостиницу. По пути обнаружили трех псевдомедведей, образец бездарного деревянного зодчества. В этих уродцах было так много издевательства по отношению к косолапым, что я решил считать их инопланетянами.
    Вскоре мы сидели в нашем буфете. Заказали два супа (борщ и солянку), по сто грамм (не водки или коньяка, а салата "Оливье"), два сырника со сметаной Паумену и два блина с мясом для меня, а также два чая.
    - А ты еще съел булочку! - добавил Паумен.
    Заодно путешественники купили воды и пять пирожков на ужин. Получилось весьма дешево.
    Друзья были в номере около пяти. Мой товарищ тут же отправился спать, как он делает всегда, когда есть для этого возможность, а я же засел за нетбук, чтобы описать приключившееся с нами.
    Как бы то ни было, сейчас уже 19:00. Есть у меня большое желание разбудить Паумена, да отправиться на вечернюю прогулку, ибо завтра нам рано вставать.
    Добавлю, что, когда мы вернулись, ведро из-под мусора в туалете было пустое. И нам даже поменяли полотенца.
    Уходя, мы оставили окно открытым. Оно открыто и сейчас. Минут пятнадцать светило солнце, а потом небо вновь затянуло тучами. Но сегодня менее холодно, что радует.
    Билеты на Пушгоры стоили по 270 рублей. Ехать туда более двух часов. У нас есть несколько карт местности, по которым и будем ориентироваться. А еще нас заверили, что из Пушгор до Михайловского можно добраться на такси.
    Пока Паумен спит, последнее, что я сделаю, это зайду в Яндекс.Карты. Посмотрю, сколько мы сегодня прошли километров. Получилось, чуть больше восьми. В любом случае, завтра предстоит более масштабное путешествие.

    ***

    Паумен проснулся в 19:20. Вскоре мы вышли из номера. Путь лежал в магазин "Магнит", находящийся в самом начале Октябрьского проспекта, недалеко от улицы Вокзальной.
    - Каковы результаты прогулки? - спросит читатель-прагматик.
    - Осмотрели новые места и закупили продукты по низким ценам! - отвечу я.
    Теперь чуть подробней для остальных...
    Чем хорош Октябрьский проспект? Широтой и красивыми зданиями. Удивительно, что кто-то в стародавние времена догадался сделать его таким широким!
    Пусть нам не встретилось ни одной церкви, зато мы осмотрели немало симпатичных домов конца XIX - начала ХХ веков, способных украсить любой российский город. Под стать постройкам, первые этажи заняли банки, салоны красоты, стоматологическая поликлиника. Их дополнила целая "россыпь" сетевых магазинов - "Спортмастер", "Евросеть", "Улыбка радуги". Сказывалась близость Питера.
    - Но "Карусели", "Ленты" и "Перекрестка" нет, - уточнил Паумен.
    - Всю провинцию плотно оккупировал "Магнит", - добавил я.
    Могучее здание с грозными звездами на фасаде заняло ФСБ Псковской области.
    - Суровая контора, - оценил я.
    - Местный "Большой дом", - согласился мой друг.
    Было довольно холодно. В целом, терпимо. Но временами поднимался ветер, и становилось зябко.
    Октябрьский проспект, как обычно, был пуст.
    - Вся жизнь города сосредоточена в Завеличье, - сказал я. - Там - заводы, высотные дома и супермаркеты. А здесь - типа удаленного центра. Поэтому никто и не гуляет.
    - Может быть, - согласился Паумен. - Но я не поеду в Завеличье, чтобы это проверить.
    - И не надо, - ответил я. - Весь исторический центр сосредоточен на правом берегу.
    Описание "Магнита" я пропущу, это не особо интересно. Назад мы отправились другой стороной проспекта.
    Ближе к гостинице обнаружили памятник Кикоину Исааку Кушелевичу.
    - И чем знаменит этот человек с пышными бровями? - поинтересовался Паумен.
    - Он написал школьный учебник физики! - ответил я, ознакомившись с мемориальной доской. - А еще открыл фотомагнитный эффект: о том, что фотографии обнаженных знаменитостей притягивают посетителей интернета сильней любого магнита...
    - А как связаны фотоэффект и Псков? - уточнил мой друг.
    - Кикоин здесь учился, - объяснил я.
    - Ненавижу нашего учителя физики! - Мой товарищ вспомнил далекие школьные годы. - Пусть земля ему будет прахом! Всю юность ставил мне белки в колеса!
    Я задумался, как бы утешить Паумена, но тут решение проблемы пришло само собой.
    - "Миллениум"! - воскликнул мой друг, показывая на суши-бар.
    - Наше кафе! - догадался я.
    (За подробностями отправляю к "Пскову 2001").
    - Я узнал его по длинному коридору, - объяснил мой товарищ. - Да и расположение примерно помнил...
    Вскоре друзья входили в гостиницу. В номере Паумен засел за нетбук, разбираясь с многочисленными фотографиями. Я же "врукопашную" описал нашу прогулку по Октябрьскому проспекту.
    Не беда, что получилось кратко. Зато следующий день станет самым длинным описанием из всех моих отчетов!

    3. День третий: Пушкинские Горы или По следам Довлатова, 3 сентября, среда.

    3.1 В Пушгоры

    Проснулся я в семь утра по будильнику. Сделал зарядку. В восемь разбудил Паумена.
    - Еще десять минут! - воскликнул мой друг и повернулся на другой бок.
    Тогда я отправился мыться. Вышел из душа в пятнадцать минут девятого.
    Со второй попытки Паумен встал.
    - Плохо спал ночью, - объяснил мой товарищ.
    - Это была твоя идея - ехать в Пушгоры, - сказал я.
    - Мне вообще надо сидеть дома! - в сердцах ответил Паумен.
    Впрочем, вскоре мой друг проснулся. Мы сели завтракать.
    - Будешь сочни? - спросил я, указывая на пирожки, купленные вчера в "Магните".
    - Оставь на вечер, - попросил Паумен.
    - Вечером мы что-нибудь другое купим, - возразил я и с аппетитом умял два сочня, потому что у меня из еды почти ничего не осталось.
    - А что тебе мешало вчера взять больше?! - возмутился Паумен. - Я бы сейчас съел сочни!
    Но было поздно. В итоге, мой друг остался голодным, но и я не особо наелся.
    Без пятнадцати десять мы были на улице. Подошли к остановке "Летний сад". Вскоре подъехал 17-ый маршрут и быстро довез нас до жеде-вокзала.
    - Как всегда, приехали раньше, - заметил я.
    - По нашим меркам, вполне нормально, - ответил Паумен. - За 35 минут до отправления.
    - Давай, я тебе памятник покажу! - предложил я.
    И повел друга к каменному герою. Памятник открыли совсем недавно, в связи со столетием со дня начала Первой мировой войны.
    - Раньше эта война никого не интересовала, - заметил я. - В школьной программе ее называли "империалистической". Но теперь политические приоритеты изменились.
    Мужественный солдат с ружьем бесстрашно смотрел вдаль, а за бойцом развевались боевые полотнища. Над датами "1914-1918" гордо восседал двуглавый орел.
    Пока мы всё это разглядывали, рядом остановилась тетка. И тоже уставилась на памятник.
    - Кому он? - наконец, спросила она. - Какому герою? Смотрю-смотрю, а фамилии не вижу.
    - Это собирательный образ, - объяснил я.
    - Вот я и думаю! - Женщина неодобрительно покачала головой и засеменила в сторону автовокзала.
    - Не понятна народу эта война, - сделал вывод Паумен. - Кто и зачем воевал?
    - А у каждого героя должна быть фамилия, - добавил я.
    Мы пришли на вокзал. Туалет стоил 12 рублей. Вскоре друзья были полностью готовы к отправке.
    Встали на второй платформе (оттуда шли рейсы на Новоржев, а с первой - на Питер). Подходили люди, но автобуса не было.
    - Не хотелось бы накладок, - забеспокоился я.
    Словно услышав мои слова, подъехал автобус. Он был получше того, что вез нас из Питера в Псков. По стечению обстоятельств мы сели на те же места, что и двумя днями ранее. Минут через десять автобус отошел от вокзала. Он проехал буквально пару кварталов и надолго застрял перед шлагбаумом жеде-моста.
    Утро было тихим. Светило солнце. Идеальное время для снимков отражений Великой. Никакой волны или ряби: река превратилась в огромное зеркало.
    - Ты только посмотри! - воскликнул я.
    Паумен взглянул на меня хмуро: мой товарищ так до конца и не проснулся.
    - Испытываешь ли ты трепет перед встречей с Александром Сергеевичем? - спросил я.
    - Я, скорее, еду на встречу с Довлатовым, - ответил мой друг.
    - Там на неведомых дорожках,
    Довлатов скачет в босоножках!
    - продекламировал я.
    Тем временем, товарняк со стороны Латвии прошел, и автобус покатил дальше. Тут же скажу, что ехал он неторопливо, и я не припомню хотя бы одну машину, которую нам удалось обогнать. Зато немало грузовиков (не говоря уже о легковушках и джипах) оставило нас далеко позади.
    На улице Советской Армии, как и полагалось, дислоцировалась воинская часть. Видимо, одно из отделений знаменитой Псковской дивизии. Как раз вчера Паумен приобрел в киоске местную прессу, и я прочел интервью с командиром десантников. В связи с последними политическими событиями армия укрепляется, поэтому Псковскую дивизию планируют увеличить вдвое. Еще я узнал, что у солдат теперь - шведский стол, спортзал и вообще - прекрасная служба!
    Мы пересекли весьма широкую речку Череху. За мостом открылся главный вход в дивизию. Перед ним был установлен гигантский памятник-парашют. "В память о шестой роте" - гласила надпись. Я, к своему стыду, знал только девятую роту, погибшую в Афганистане.
    - По моему, это связано с Чечней, - сказал Паумен.
    - По возвращению домой разберусь! - пообещал я.
    [1 марта 2000 года отступающим боевикам Хаттаба противостояла шестая рота десантников из 90 человек, а у Хаттаба было около 2500 боевиков. Рота сражалась, удерживая высоту, около двадцати часов. 84 десантника погибли, уничтожив около 450 чеченских боевиков. На эту тему написаны книги. Я же дам только одну ссылку].
    Далее потянулись километры пути. Паумен задремал. Я же, хоть и хотел спать, тупо уставился в переднее окно. Замутненным сознанием отметил, что трасса (М-20) - интересная и приятная глазу. Во-первых, хорошее покрытие. Во-вторых, с обеих сторон дороги были высажены сосны, что улучшило пейзаж. Иногда вместо сосен торчали тополя, но и они выглядели мило.
    А вот погода портилась на глазах. Постепенно солнце скрылось в тучах. Всё небо затянули низкие серые облака. Потом впереди показался туман, который я сначала принял за сильный дождь. Вскоре туман окутал всё пространство вокруг, и, хотя уже был день, дорога сделалась сказочной и таинственной.
    Ненадолго проснулся Паумен.
    - Блин, чего так холодно?! - возмутился мой друг. - По дороге в Псков дрожал, и вот опять!
    И мой товарищ вновь задремал.
    Через час с небольшим пути показался Остров. Все знают Псков и Пушгоры, но немногие догадываются, что между ними находится город Остров.
    - Стоянка пять минут, - объявил водитель.
    Паумен снова проснулся, огляделся по сторонам и изрек:
    - О боже, какая глушь!
    - На проклятом острове нет календаря,
    Ребятня и взрослые пропадают зря,
    - подхватил я.
    Паумен бросил на меня неодобрительный взгляд. Тут бы промолчать, но меня понесло:
    - Просто! Ты одинокий остров,
    На море, где так часто тонули корабли...
    И почти тоже самое, но с противоположным смыслом:
    - Хоть это и не просто,
    Найду я этот остров.
    Найду я этот камень,
    Найду я этот ключ...
    Третьим было детское:
    Что за остров? Что за остров?
    Жить на нем легко и просто!...
    После "Островка" группы "Форум" я замолчал.
    ["Из-за острова на стрежень..." не предлагать! Тема закрыта!]
    В Острове село человек десять, но в автобусе все равно осталось много свободных мест. Мы покатили дальше. Пересекли Великую - она была в полтора раза уже, чем в Пскове. Обнаружили на другом берегу церковь с широким позолоченным куполом. Думаю, можно найти в инете.
    [Нашел! Симанский Спасо-Казанский женский монастырь!]
    Паумен проснулся и стал слушать музыку, а я продолжил смотреть в окно. Около деревни Татищево автобус остановился. В салон вошли два местных жителя (ну совсем "диких"): мужик с бородой, которой заросло пол-лица, в видавшей виды одежде и кепке с козырьком времен Первой мировой войны, и его супруга в платке. Они встали на проходе и заслонили мне обзор.
    - У нас в деревне магазина нет, - объяснила женщина всему салону. - Вот и едем...
    Парочка сошла в поселке Крюки. Там стояло несколько пятиэтажек и, вроде бы, находилась воинская часть. [Копнул чуть глубже в инете: не в/ч, а исправительная колония. Почтовый ящик ЯЛ 61/2].
    Вместе с "дикими" вышло человек двенадцать.
    "Из Крюков ездили в Остров за продуктами, - решил я. - А теперь вернулись назад".
    После поворота на Пушгоры (свернули с М-20) в автобусе осталось человек десять. Да и машин на трассе было мало. В среднем, за три километра пути (а всего до Пушгор - двадцать два) навстречу проезжала одна легковушка.
    Автобус снова пересек реку Великую и во второй раз ее пересек. Около Пушгор она была вдвое уже, чем в Острове.
    Человек в очках и с бородой прошел через весь салон. Спросил у шофера:
    - Когда будут Пушгоры? Где выходить?
    - Я подъеду к вокзалу, - объяснил водитель.
    - Еще один любитель Пушкина, - прокомментировал я. - Надел очки для важности, а бороду отпустил для солидности. Считает, что в таком виде больше понравится Пушкину.
    [Тут стоит сделать небольшую паузу и объясниться. Я прекрасно понимаю, что любые шутки над Пушкиным - вторичны и даже третичны. Еще во второй половине XIX века над ним уже украдкой посмеивались, а в начале двадцатого - Булгаков и Хармс, каждый по своему, талантливо посмеялись над великим поэтом. Спустя 50-60 лет Довлатов вдоволь поиздевался уже над самой любовью к Пушкину. И что теперь мне делать? О Пушкине ни слова?
    Заодно отвечу на вопрос из "Заповедника": "Любите ли вы Пушкина?" Скорее "нет", чем "да". Почему? Да я его не читал! Плохо знаком с произведениями гения, а школьная программа забыта начисто. Мне ближе современная проза. Желательно автобиографическая. Александр Сергеевич в эти критерии не вписывается...
    - А мне не нравится любовная лирика Пушкина, - сказал Паумен. - Она безнадежно устарела: о чувствах сейчас так не говорят. Зато его стихи о природе по-прежнему актуальны и выразительны, потому что природа не меняется. "Евгений Онегин" и "Медный всадник"... Их можно читать и перечитывать... А некоторые фразы из Пушкина прочно вошли в нашу жизнь. Например, "Не всякий вас, как я, поймет". Или "Ох, лето красное! любил бы я тебя, Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи"...]
    Мы въехали на территорию Пушкинских Гор. На лугу паслись коровы.
    - Вот кто ближе всех к Пушкину! - догадался я. - Тело поэта придали земле, там выросла трава. А кто ее съел? Конечно, местные коровы!
    Паумен покосился на меня неодобрительно:
    - Хармс и Булгаков хотя бы шутили, а ты просто несешь бред!
    - Пушкина стоит уважать хотя бы за то, - изменил я свою точку зрения, - что он предсказал собственное величие. "К нему не зарастет народная тропа". И ведь действительно: она давно превратилась в асфальтовую дорогу!
    Автобус огибал Пушкинские Горы, что было хорошо видно по схеме из нашего атласа Псковской области. Затем мы свернули по указателю и вскоре прибыли на автовокзал. Когда выходили, я заметил на парковке семь или восемь такси.
    Но первым делом следовало посетить сортир. Он тоже стоил 12 рублей, но на кассе никого не было. Поэтому мы сходили бесплатно.
    - Надо ехать в Михайловское, - заявил я. - А назад пойдем пешком.
    - А как же обратные билеты до Пскова? - спросил Паумен.
    - Некогда! - ответил я. - Сейчас все такси уедут.
    И мы поспешили к машинам. Тем временем, такси - прямо на наших глазах - разъезжались. Может, получили своих пассажиров? Или осознав, что никто на автобусе не приехал, возвращались на привычные точки?...
    В это время Паумену пришла эсэмэска. Мой друг чрезвычайно серьезно относится к сообщениям на мобильник и всегда начинает сразу на них отвечать. Вот и теперь он сосредоточился на ответе, на время забыв, куда мы направляемся.
    - До Михайловского довезете? - спросил я.
    - 170 рублей, - ответил водитель.
    Мы сели.
    - А где находится могила Пушкина? - спросил я по пути.
    Дело в том, что автовокзал построили на окраине: понять, в какую сторону - центр, было проблематично. Села Михайловское, Тригорское и Петровское разбросаны в нескольких километрах друг от друга, и все - удалены от поселка Пушкинские Горы. А именно там находится Святогорский монастырь и могила Пушкина. Как посетить все достопримечательности за один день и без машины?
    Водитель проехал метров шестьсот.
    - Вот монастырь и могила, - объяснил он. - А с другой стороны - памятник.
    И повернул направо.
    О памятнике я его не спрашивал. Видимо, шофер ответил "на автомате". Он и ехал "на автомате", с приличной скоростью. По пути салютовал открытой ладонью каждой встречной машине.
    Затем водитель еще прибавил газу и помчал в Михайловское. Мы проехали какие-то пятиэтажки, после чего дорога пошла вдоль леса. Паумен всё это время набирал эсэмэску. Наконец, с трассы шофер свернул на Михайловское. Для этого требовалось преодолеть шлагбаум (и что-то заплатить), но нашего водилу там знали, поэтому пропустили бесплатно. Шоферюга вновь отсалютовал своей открытой пятерней.
    По "неведомым дорожкам" (узкая асфальтовая дорога петляла между елей) мы проехали с километр и очутились на парковке.
    Я протянул водителю деньги.
    - А если мы вернемся сюда после осмотра, здесь можно будет найти такси? - спросил я.
    - Это вряд ли, - почти по-довлатовски ответил водитель.

    3.2 Дом Пушкина

    Путешественники вышли. Я попытался сориентироваться по карте возле стоянки, но ничего не получалось.
    Рядом в недоумении застыли автомобилисты - муж и жена: схема оказалась на редкость запутанной.
    - Через луг надо идти! - разрешил наши сомнения голос из автомобиля. - Там будет и парк, и музей...
    Какой-то "машинист", уже насмотревшийся и надышавшийся Пушкиным, поделился тайным знанием...
    Я, между тем, всерьез обиделся на Паумена за то, что он не следил за дорогой.
    - Если ты будешь постоянно писать эсэмэски, путешествуй один! - заявил я.
    - Да расслабься ты, Гризли! - ответил мой друг. - Просто наслаждайся природой. Выберемся мы как-нибудь отсюда...
    Но мне было трудно воспользоваться советом: перспектива возвращаться на парковку и потом оттуда топать десять километров до Пушгор не прельщала.
    Мы пересекли луг, пару тропинок и вышли к пруду, где купались утки и селезни.
    - Я напишу последнюю эсэмэску и всё, - пообещал Паумен.
    Мой друг присел на скамейку, а я стал фотографировать окрестности. Но всё-таки находился в напряжении, потому что умудрился ногой задеть безобидного селезня, отчего тот отчаянно возопил. Затем меня чуть не укусила оса, а с дуба на голову свалился жёлудь. Так природа Пушкинского заповедника доходчиво объяснила, что здесь царят покой и умиротворение, а злобным чужакам - вход воспрещен.
    Вскоре я пришел в норму. Тогда друзья направились в Михайловское.
    Миновали пруд, затем - каменное здание (согласно схеме - льнохранилище), где проходила выставка неизвестных мне живописцев. По красивому белоснежному мостику пересекли ручей. Вышли на аллею, где было много симпатичных растений и деревьев.
    Первым на пути стоял дом известного пушкиниста Семена Гейченко. Через окна можно было увидеть коллекцию самоваров.
    - Его, что ли, Довлатов вспоминал? - спросил я.
    - Отзывался неодобрительно, - подтвердил мой друг.
    Тут надо сообщить, что в сентябре 1981 года Паумен вместе с родителями десять дней отдыхал в Пушкинских Горах. Они жили в гостинице "Дружба", побывали во всех трех усадьбах, питались в ресторане "Лукоморье". Собирали грибы. И даже отваривали их в гостиничном номере с помощью кипятильника.
    - Я видел Гейченко! - с гордостью заявил мой друг. - Он вел нашу экскурсию как раз в Михайловском!
    - Ну и как? - спросил я.
    - Наводил страх на экскурсантов, - объяснил Паумен. - Всё повторял: "Вы думаете, вы здесь просто так? Погулять приехали? На экскурсию? Вы приехали приобщиться к вере! К надежде!! К любви!!!"
    - Да, еще тот товарищ... - произнес я. - А почему он себе тут дом отгрохал? Не слишком ли много чести? Видимо, он так приблизился к Пушкину, что стал нам более дорог, чем великий поэт! В иерархии культурных ценностей первой стоит няня, затем Гейченко, и лишь потом - Пушкин!
    - У Гейченко имелись и заслуги, - возразил Паумен. - Он бескорыстно и трепетно популяризировал Пушкина. Кстати, тоже писал стихи...
    - "Я помню чудное мгновенье", часом, не его? - спросил я.
    - Его! - авторитетно подтвердил Паумен. - Помню, что на его экскурсии люди боялись разговаривать. Не дай бог кому улыбнуться без причины! Гейченко тут же объяснял, что Пушкин - это святое!
    Мы прошли еще метров сто по дороге. Впереди открылся величественный дуб. Не знаю, каким образом его заставили стать таким "раскидистым", но он впечатлял...
    - Не вижу золотой цепи, - заявил Паумен. - А также ученого кота...
    Здесь же располагалась "родовая усадьба". Я взял эти слова в кавычки, так как подлинных экспонатов в Михайловском практически не осталось. После революции рабочие и крестьяне первым делом сожгли все три имения, оставив нетронутым (из классовых соображений) только домик няни. Затем пролетариат одумался, и усадьбы выстроили заново. А уж потом, во время Великой Отечественной войны, гитлеровцы, отступая, вновь сожгли все усадьбы. На этот раз и домик няни не пощадили. Поэтому мы видели здание, построенное в 1946 году. Кстати, именно тогда в Заповеднике и появился Гейченко.
    - Ты, что, в музей пойдешь? - скептически осведомился я.
    - Хочу освежить детские воспоминания, - ответил мой друг.
    - Банкуй! - без энтузиазма согласился я.
    Друзья вошли в кассы. Оказалось, что стоимость посещения усадьбы - 100, а музея литераторов - 30 рублей. Причем, обязательно покупать сразу оба билета. Это меня насторожило: уж не попытка ли это Гейченко обессмертить себя? Мол, если пришел посмотреть на Пушкина, взгляни и на Гейченко!
    Паумен заплатил 260 рублей. Там же, в кассах, на стене висело объявление, что сегодня, оказывается день рождения Довлатова! Мало того, ровно в 16:00 в доме писателя состоится празднование этой даты!
    - Вот так совпадение! - воскликнул Паумен. - Дом Довлатова сегодня точно открыт!
    - Но мы-то приехали знакомиться с Пушкиным! - ответил я.
    И друзья отправились на знакомство.
    Посередине имения располагалась усадьба - родовое гнездо семейства Ганнибалов-Пушкиных. Справа, если встать лицом к входу, - кухня, слева - домик няни. Последовательность осмотра: усадьба, кухня, домик няни.
    Мы прошли. На входе нам никто не предложил бахилы, зато на выходе их обнаружилась целая урна. Очевидно, недавно закончились.
    - Гейченко их за это не одобрит, - заклеймил нерадивых сотрудников Паумен. - А Пушкин их за это не похвалит.
    Я перед поездкой читал путеводитель, и помнил такие строки: "Внутренняя планировка дома условна. Назначение комнат определяется историческими данными, типологией и построением экспозиции "Поэта дом опальный". В настоящее время в музее шесть комнат: "Передняя", "Комната няни", "Комната родителей", "Гостиная", "Столовая", "Кабинет А.С. Пушкина".
    - Так жил Пушкин по представлению пушкинистов, - прошептал я, когда мы входили в музей. - Всё, здесь представленное, - одна большая условность.
    Путешественники в бодром темпе проследовали через "условные" комнаты. Мебель, картины, черновики стихов поэта с рисунками (увеличенные копии), шкаф с книгами, посуда, графин. Из окон гостиной открывался прекрасный вид на реку и озеро: он заинтересовал меня больше экспонатов.
    Я вгляделся в один из черновиков. (Сразу вспомнились черновики Егора Летова, выпущенные отдельной книгой). Пушкин, как и все поэты, искал рифмы, строил стих, менял слова. В этих нервных строчках угадывался живой человек.
    - Няне уделили слишком много внимания, - заметил Паумен. - И домик у нее, и комната в усадьбе.
    - Арине Родионовне такая честь и не снилась, - согласился я. - Она бы пришла в ужас, узнав об этом.
    Мы вошли в кабинет поэта. Он был оформлен особо. Видимо, на Гейченко снизошло озарение, потому что лучше сделать было просто нельзя. Представьте себе стол, заваленный бумагами. Горит лампа. Перо оставлено. Буквально секунду назад Пушкин написал одну из гениальных строк и отошел... попить воды, а может быть - в сортир... Какая разница?! Главное, что создается эффект присутствия Александра Сергеевича.
    "Пушкин и теперь живее всех живых, - подумал я. - Наша знанье, сила и оружие".
    - Обрати внимание на кушетку! - возмутился Паумен. - Это же убожество! Как он на ней спал?
    - Нормальная кушетка. - Мне захотелось защитить поэта. - Может, он на ней и не спал, а просто иногда лежал, сочиняя гениальные строчки. Да и вообще: в восемнадцатом веке люди были неприхотливы...
    - В девятнадцатом! - поправил мой друг.
    Я специально посмотрел интернет: снимков кабинета - пруд пруди! Но ни в один не попала миниатюрная (что для низкорослого (167 см) Пушкина - вполне нормально) кушетка, стоящая возле двери.
    - Я тоже внес свой вклад в пушкиностроение! - заявил я. - Пушкин без кушетки, что ворота без сетки!
    Мы прошли на кухню. От нее в памяти остался лишь сочный запах трав: на стенах сушилось множество лекарственных растений. Чуть больше информации друзья узнали в доме няни. Хотя до сих пор не совсем ясно, зачем так назвали баню?
    - Может, там няня мыла маленького Пушкина? - предположил Паумен. - И стала первой обнаженной женщиной, которую увидел поэт?
    Мы зашли в баню. Там тоже пахло травой. В соседнем помещении (парилке) шла экскурсия. Молодой человек говорил громко и взволнованно:
    - Александр Сергеевич называл няню "мамой". "Какая я тебе мама?" - отвечала она. "Разумеется, ты мне не мать, что родила, - объяснял Пушкин. - А та, которая вырастила". Так в своих воспоминаниях писал кучер.
    [Я не поленился и нашел воспоминания кучера. См. Приложение 1].
    Опущу подробности мытья поэта, которые исчерпывающе описал экскурсовод, и сообщу еще пару фактов о няне. После ссылки Пушкина ее отправили в Санкт-Петербург кого-то воспитывать. Арина Родионовна умерла в 1828 году в возрасте семидесяти лет.
    - Значит, во времена пушкинской ссылки она уже была дряхлой старухой?! - Я стал копать глубже.
    - Гризли, не вмешивайся в дела няни и Пушкина! - попросил Паумен. - У них были странные, мучительные отношения.
    - Сложные и запутанные, - подтвердил я.
    Мы вышли из бани, чтобы полюбоваться пейзажем. Было на что посмотреть.
    Из озера в направлении усадьбы текла узкая речка Сороть. Усадьба размещалась на возвышенности, поэтому вид открывался просто прекрасный.
    - Скажи спасибо Гейченко, - сказал Паумен. - Он ведь мог и в низине усадьбу построить.
    Вдалеке виднелось, скорее всего, Тригорское (дом-музей Осиповых-Вульф, прототип дома Ларина). Смущала лишь параболическая антенна на одном из домов.
    Где-то неподалеку находилось и Петровское, но в эти две усадьбы мы никак не успевали. Вдалеке справа стояла мельница. За ней виднелась и Савкина Горка.
    - Если мы пойдем смотреть мельницу, - сказал я, - то сил пешком дойти до автовокзала не останется. Предлагаю закончить осмотр.
    - А как же музей литераторов? - удивился Паумен.
    - Ах, да! - Мне стало неловко. - О литераторах-то я и забыл!
    Предварю посещение цитатой из Гейченко: "Сегодня вещи Пушкина - в заповедниках и музеях. Здесь они живут особой, таинственной жизнью, и хранители читают скрытые в них письмена. Передо мной в Михайловском прошли многие тысячи людей разных возрастов, знаний и стремлений. И все они хотели увидеть то, что окружало поэта. И вот я говорю им: "У этого окна любил сидеть Пушкин". Тут все они начинают смотреть на обыкновенное окошко и вдруг видят, что оно не обыкновенное, что никто из них такого окна раньше не видел, не видел около окна этого зеленого куста, что другого такого куста нет на всем свете, что над кустом небо, какое было при Пушкине, и облако, и отраженный стеклом силуэт пролетающей птицы, которую, может быть, видел и он".
    Чтобы достойно прокомментировать этот пассаж, мне потребуется написать, как минимум, в десять раз больше. Так что, пожалуй, я промолчу: ведь слова Гейченко сами говорят за себя. Замечу лишь, что мне они кажутся фальшью и притворством.
    - Гейченко не был кудрявым? - спросил я.
    - Не помню, - ответил мой друг. - Он был уже стариком. Вроде, волосы были длинные.
    - Ему следовало каждую ночь спать в бигудях, - злобно произнес я. - Тогда кто-нибудь спьяну мог бы принять его за Пушкина!
    Мы осмотрели дом литераторов. В интернете его называют "колония литераторов". Вот соответствующий текст: "Колония литераторов расположена напротив дома-музея. Построена в 1911 году по проекту архитектора Щуко для нужд колонии литераторов. С 14 февраля 2002 года в здании колонии литераторов открывается экспозиция "Хранитель Пушкиногорья", посвященная 100-летию со дня рождения С.С. Гейченко и 80-летию Пушкинского заповедника".
    Дом литераторов запомнился лучше, чем усадьба. Там было больше подлинных экспонатов. Сначала грамоты на собственность Михайловского, первые пожертвования на музей. Фото середины 19 века "На могиле поэта". За стеклом - серебряный стаканчик с ликом Александра Сергеевича. 1899 год.
    "Более ста лет назад Пушкин уже был "нашим всем", - подумал я. - Ни революция, ни война, ни перестройка не смогли изменить данного факта".
    Первые приказы Советской власти: обеспечить охрану монастыря и могилы Пушкина перед круглой датой - 100 лет со дня смерти поэта. Много материалов о восстановлении усадьбы после войны. Работы планировали закончить к 1949 году - 150-летию со дня рождения поэта. Целая портретная галерея рабочих, заново возводивших усадьбу. Даты на снимках - 1945 год.
    - Как только приближалась очередная круглая дата, - заметил я, - вся страна будто вспыхивала любовью к Пушкину. Что ждет нас в 2036 году?
    Мой товарищ нахмурился и не ответил.
    - Почему нет упоминания о Довлатове?! - наконец, спросил Паумен.
    - Говори тише! - возмутился я. - Тут считают, что сравнивать Пушкина и Довлатова - некорректно.
    - Он же работал здесь экскурсоводом! - не унимался мой товарищ. - И ни одного слова! Вот это ретрограды! Довлатов же прославил эти места!
    - Не будь Пушкина, он бы сюда не приехал, - заметил я.
    Наша полемика грозила затянуться. Друзья покинули дом литераторов, так и не придя к единому мнению.
    - Надо найти дом Довлатова! - заявил Паумен, охваченный праведным гневом.
    - Нам же возвращаться через стоянку! - возразил я.
    - И так дорогу найдем! - пообещал мой друг.
    Мы раскрыли атлас Псковской области, где имелась условная схема Пушкинских гор и окрестностей.
    - Пойдем по этой дороге, - сориентировался Паумен. - Куда-нибудь, да выйдем...
    - Если ты уверен, - нерешительно произнес я, - тогда пошли.
    Друзья вышли к воротам. За ними открывалась дорога, уводящая в лес.
    - Туда и пойдем? - спросил я.
    - А как же аллея Керн? - спохватился Паумен.
    - Кому нужна эта аллея?! - возмутился я. - Это просто очередная выдумка Гейченко!
    - Фо-фо ху-ха, - сказал Паумен.
    - Что? - не понял я.
    - "Просто шлюха", - пояснил мой друг. - Это из "Заповедника". Так экскурсовод Митрофанов отозвался об Анне Керн.
    - Надо перечитать! - нахмурился я. - Уже не помню этих подробностей. Кстати, я еще в школе знал, что керн - не фамилия, а слесарный инструмент. Мы им часто пользовались на уроках труда...
    Перед воротами на небольшой площадке была выставлена декоративная пушка (отсюда).
    - А она-то тут при чем? - спросил я.
    - Пушкин, пушка, - нашелся Паумен. - Всё сходится!
    Рассуждая о сходстве и различиях, друзья устремились вперед по аллее.
    [Задним числом нашел в интернете отличную схему Михайловского. По ней видно, что мы шли по Еловой аллее (пункт 9)].
    Постепенно она сделалась менее оформленной, исчезли деревянные столбики с обеих сторон.
    - А мы туда идем? - забеспокоился я. - Сейчас заплутаем в этих Пушгорах!
    Но Паумен уверенно вел меня вперед. Вскоре мы вышли на одинокий домик.
    - Что-то знакомое, - задумался мой товарищ. - Тут должны быть еще камни с надписями...
    Однако имелась лишь "Часовня на Поклонной горке" или "Часовня Михаила Архангела" (на разных сайтах пишут по-разному). Рядом с ней стоял крест.
    - Может, это могила Гейченко? - пришло мне в голову.
    (На самом деле, это поклонный крест 15 века на пяточном камне; перевезен сюда Гейченко с Печанского погоста. Похожий крест, если верить фотографиям, находится у часовни на Савкиной горке).
    Друзья отправились дальше. Вскоре заповедник закончился, и мы оказались в самом настоящем лесу. Навстречу стали попадаться люди с корзинами.
    - У меня полное впечатление, что мы пошли за грибами, - признался Паумен. - Пора сворачивать в лес, а мы зачем-то идем дальше.
    Так мы прошли около километра.
    - Наверное, сюда заводил туристов Потоцкий, - предположил я. - Здесь отличное место для настоящей могилы Пушкина. Посмотри... Вон, камень под нее подходит. Или вот та яма. Чем не могила?
    (Кстати, последователей Потоцкого и в наши дни предостаточно. Для примера - читайте статью "Где похоронен Пушкин?")
    Вскоре мы увидели еще один памятник, могилу Неизвестного солдата. Надпись в стихотворном стиле свидетельствовала, что без Пушкина и здесь не обошлось.
    "Здесь похоронен воин неизвестный
    Освободивший Родины святыню
    Бессмертной славы мужество достойно
    Идущий мимо, голову склони".
    - Находясь в этих местах, можно говорить только стихами, - предположил я.
    - Лучше помолчи стихами, - ответил Паумен.
    Мы выходили к "цивилизации": это место являлось окончательной границей заповедника. Слева был разлив воды; дальше начиналась асфальтовая дорога.
    Мы вышли к разливу. Позже выяснилось, что это Мельничный пруд. Справа обнаружилась "Пушкинская деревня", в атласе 1997 года не обозначенная.
    - Мало им трех усадеб! - воскликнул я. - Еще и Пушкинскую деревню отгрохали! И кто, по их мнению, там жил? Александры Сергеевичи Пушкины?
    Вот что пишут на официальном сайте заповедника: "Музей "Пушкинская деревня" - единственный в Псковской области музей деревянного зодчества под открытым небом. Здесь посетители могут познакомиться с особенностями устройства жилища псковского крестьянина, бытом, местными ремеслами и промыслами".
    Рядом находился "Музей-мельница в деревне Бугрово". Он был закрыт на реконструкцию. Колодец и мельница стояли заброшенные.
    Музейная информация: "Музей начал свое существование в 1986 году, когда прибалтийские реставраторы из города Резекне подарили Пушкинскому Заповеднику сруб настоящей водяной мельницы. В 2007 году "Музей-мельница в д. Бугрово" был открыт после реконструкции, став настоящей действующей мельницей".
    [Задним числом откопал очень подробную схему. Кто пойдет по нашим стопам - пользуйтесь на здоровье!]
    Однако нас интересовало иное.
    - Бугрово?! - воскликнул Паумен. - Значит, мы недалеко от дома Довлатова!
    - Надо зайти! - постановил я.
    Изначально мы не собирались посещать обитель Сергея Донатовича. Считали, что у нас не хватит ни времени, ни сил. Однако, узнав, что сегодня - день рождения писателя, решили, что это знак. А когда вышли в Бугрово, отбросили все сомнения. Следовало найти этот дом, как бы тяжело не было потом возвращаться на автовокзал.
    Ничто вокруг не напоминало о Довлатове, зато многое буквально кричало о Пушкине.
    - Может быть, стих "Старая мельница крутится-вертится" тоже принадлежит перу Пушкина? - спросил я.
    - Возможно, - ответил Паумен.

    3.3 Дом Довлатова

    Навстречу шла женщина. Именно в этот момент мы пересекли невидимую черту, отделявшую поиски настоящего Пушкина от истинного Довлатова.
    - Вы не подскажете, где находится музей или дом Довлатова? - спросил я.
    - Как бы вам объяснить? - Женщина обернулась и задумалась. - Пойдете прямо. Пока не кончится наша деревня Бугрово. Затем будет поворот налево. Вот по этой дороге и пойдете, а там и увидите дом Довлатова.
    Приободрившиеся друзья зашагали вперед. Я вынул фотоаппарат и вознамерился запечатлеть в деталях путь к дому писателя.
    Вот "этапы большого пути". Кадр 1 - взгляд назад, на Мельничный пруд и мельницу-музей. Кадр 2 - первые двести метров после разговора с женщиной. Деревня Бугрово. Кадр 3 - домик вдоль дороги, деревня Бугрово. Кадр 4 - изгиб трассы.
    Путешественники прошли мимо гостеприимного кафе "Корзинка"; оно находилось справа.
    - Было бы неплохо поесть, - заметил я.
    - Потом, Гризли, - ответил Паумен. - Сначала надо найти дом Довлатова.
    За кафе находилась стоянка для автомобилей и огромный гостевой дом. Он назывался "Арина Р.". Даже самый невежественный человек понимал, что речь шла об Арине Родионовне.
    (Уже дома я обнаружил сайт "Арины Р." Пытливых исследователей отправляю туда. Замечу лишь, что он называется "литературный отель").
    - Я бы с удовольствием остался здесь на неделю! - воскликнул Паумен.
    - Есть повод, чтобы вернуться, - ответил я.
    Как раз напротив "Арины Р." мы и обнаружили скромный указатель с красной стрелкой "Дом Довлатова. 600 метров". Влево, по ходу движения, шла проселочная дорога. По ней мы и зашагали.
    На развилке я сфотографировал наглядную агитацию. Дальнейший путь я тоже тщательно запечатлел для будущих паломников.
    Шли долго. Сначала насквозь через деревню Гайки. Когда она закончилась, я растерялся: а где же дом Довлатова?
    - Он ведь жил в Березино, а не в Гайках! - объяснил мой товарищ. - А в "Заповеднике" она носила имя "Сосново"!
    - Как же Довлатов каждый день ходил в Пушгоры? - спросил я. - Это же далеко.
    - Он писал, что обнаружил короткую дорогу через поле, - ответил Паумен. - К тому же, он ходил на турбазу.
    Я взглянул на друга с уважением. Похоже, он знал "Заповедник" наизусть.
    Спустя, казалось, вечность, на повороте мы увидели новый указатель "Дом Довлатова". Свернули. И, метров через сто пятьдесят, дошли до Дома.
    Там находились какие-то люди. На калитке висела табличка "100 рублей - вход, 1000 рублей - экскурсия".
    Это мне сразу не понравилось. Я еще предполагал, что попросят какую-то сумму за осмотр "в фонд Довлатова", но платить тысячу никак не собирался. А главное - калитка была закрыта, и никто без денег, вроде бы, и пускать во двор нас не хотел.
    Пока Паумен замер перед калиткой, я сфотографировал информационный стенд "на входе".
    - Заплатим по сто! - воскликнул я, видя, что мой товарищ колеблется.
    - Подождите-подождите... - Навстречу вышла пожилая женщина. - Платите двести, я проведу экскурсию. Что вы так беспокоитесь?
    Она взяла двести рублей, и мы прошли на территорию.
    - Мы к вам долго добирались, - объяснил я. - Надо просто прийти в себя....
    - Вы Довлатова читали? - спросила женщина.
    - Не без этого, - ответил Паумен.
    - Тогда пока посмотрите надписи. - Экскурсовод показала направо. - А потом я вам расскажу о Доме.
    Друзья огляделись. У самого входа стояла небольшая "будочка" - касса и хибара сторожа одновременно. Судя по всему, она была построена в 2011 году, во время открытия Дома. Рядом находилось более добротное строение, возведенное совсем недавно: что-то вроде административного помещения. Чуть позже я узнал, что она носит название "Домик экскурсовода".
    Далее стояла бочка из-под пива. Ее наличие показалось мне неуместным. Во-первых, при Довлатове никакой бочки рядом с домом не было. В таком случае, зачем она здесь? Во-вторых, эта бочка подчеркивала алкоголизм Довлатова. Но ведь он не гордился этим, в отличие от Венички Ерофеева, не ставил алкоголь во главу угла своих произведений! (Я еще понимаю людей, которые едут по маршруту "Москва-Петушки" и пытаются выпить столько же, сколько Веничка... Мало у кого, кстати, получается...)
    - Бочка лишняя, - согласился Паумен.
    По территории с хозяйственным видом разгуливали люди. Судя по всему, шла подготовка к празднованию дня рождения писателя, намеченному на 16:00, а мы пришли за час до этого.
    На домике экскурсовода были вывешены цитаты из "Заповедника".
    Конечно, имелось бессмертное:
    Любимая, я в Пушкинских горах,
    Здесь без тебя - уныние и скука.
    Брожу по заповеднику, как сука.
    И душу мне терзает жуткий страх...
    (По этому поводу мы еще в Питере спорили.
    - Довлатову нравились эти стихи, - сказал я. - Поэтому он и включил их в повесть. Они действительно были написаны в то время, и он послал письмо жене, но строчки выбиваются из художественного сочинения. Из "Заповедника" не скажешь, что Довлатов мог назвать жену "любимая", а также заявить "здесь без тебя - сплошная мука"...
    - Не мука, а скука! - перебил Паумен.
    - А я говорю: "Мука!", - стал настаивать я. - Ведь там говорится о душевных переживаниях...
    - Спорим, что скука?
    Мы полезли в книгу. Оказалось, что Паумен прав.
    - Теперь мне стих меньше нравится, - признался я. - "Скука-сука", ну что это за рифма?!)
    Также я запомнил цитату про мужчин...
    "- Татуся, слышишь?! Ехать не советую... Погода на четыре с минусом... А главное, тут абсолютно нету мужиков... Але! Ты слышишь?! Многие девушки уезжают, так и не отдохнув..."
    ...и любовь...
    "Моя жена сказала:
    - Да, если ты нас любишь...
    - При чем тут любовь? - спросил я. Затем добавил:
    - Любовь - это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов... А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба..."
    (Кстати, последняя цитата подтверждает мою мысль о стихотворении "Любимая, я в Пушкинских горах". Если "Любовь - это для молодежи", то почему в стихотворении использовано обращение "любимая"? Может, Довлатов писал его не жене, а Тамаре Зибуновой в Таллин?)
    Еще одна цитата звучала так:
    "- Прочтите Гордина, Щеголева, Цявловскую... Воспоминания Керн... И какую-нибудь популярную брошюру о вреде алкоголя.
    - Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить... читать".
    В глубине двора построили нечто вроде веранды ("банкетной"). Большое помещение с длинным столом и крышей-навесом. Стен у "банкетной" не имелось, только каркас. Видимо, зимой в доме Довлатова делать было нечего, а летом, таким образом, собравшиеся чувствовали себя ближе к природе и Довлатову. На веранде-банкетной, судя по всему, проводились различные общественные мероприятия, посвященные Сергею Донатовичу, неизменно заканчивающиеся (тут и спорить нечего) совместными возлияниями.
    - Ну, что, посмотрели? - спросила женщина.
    Мы кивнули.
    - Тогда давайте поговорим о Доме, - продолжила экскурсовод.
    И мы переместились к крыльцу.
    - Этот дом действительно принадлежал дяде Мише, - сообщила женщина. - Михал Иванычу, которого, на самом деле, звали Иван Федорович Федоров. И жил он здесь не потому, что бедный: у него имелся весьма хороший дом в Вороничах (село неподалеку), а потому что его выгнала жена, и он поселился здесь один. Но и Довлатов находился в похожем состоянии: из Таллина он уехал, потому что два года назад зарубили его первую книгу, а из Ленинграда его тоже выгнала жена. Он ушел от этих двух женщин, оставив у каждой по ребенку. Приехал в Пушкинские Горы работать экскурсоводом... Мы сохранили этот дом точно таким, каким он и был при Довлатове, только без ужасной вони ("Заповедник": "В комнате хозяина стоял запах прокисшей еды"). Сергей хотел сначала отказаться от такого жилья, но в нем проснулся интеллигент, и он только спросил: "Окна выходят на юг?"
    Женщина частично пересказывала повесть, но и эти моменты показались мне интересны.
    - Всё так и было, - продолжила экскурсовод. - Вселение и плата...
    - Девятнадцать бутылок красного, - вставил Паумен.
    - Розового! - строго поправила женщина: - Девятнадцать бутылок "Розового крепкого". Пачка "Беломора". Два коробка спичек. И два рубля - подъемных.
    Мы поняли, что имеем дело со знатоком Довлатова.
    - В этом доме всё сохранилось, как было, - продолжила экскурсовод. - Мы только вынесли вещи жильцов.
    - А кто здесь жил после дяди Миши? - спросил Паумен.
    - Вера Сергеевна Халюзева, - ответила экскурсовод. - Она купила этот дом в конце 90-х. И хоть она знала, кто такой Довлатов, ей не приходила мысль о том, что здесь может быть музей. Хотя Вера Сергеевна - образованный человек, доцент Петербургского университета. С того времени, как Довлатова напечатали, к Дому потянулись поклонники писателя. Если приходил кто-то из почитателей Сергея, Вера Сергеевна вела его в дом и рассказывала о Довлатове. Мы здесь его дни рождения справляем с конца девяностых... А несколько лет назад она уже не могла поддерживать дом в нормальном состоянии. Тогда и встал вопрос о том, что его надо выкупить. Покупателя искали очень долго, но, в итоге, нашли...
    Всё это время мы стояли перед крыльцом, не заходя внутрь.
    - Надежда Ивановна! - Женщину перебил энергичный бородач, участвующий в подготовке к мероприятию. - Вы не могли бы вынести свои вещи?
    ("Надежда Ивановна" - условные имя и отчество. К сожалению, мы начисто забыли, кто же провел для нас столь замечательную экскурсию. Думаю, когда мои записки увидят свет, кто-нибудь напишет в комментариях имя и фамилию экскурсовода, а я внесу эту информацию в текст. [Так и оказалось. 8 октября 2015 года выяснилось (см. коммы), что ее звали Любовь Абрамовна]).
    Женщина извинилась и отошла к домику экскурсовода, а мы в это время сделали несколько снимков.
    Первый снимок. На дощатом помосте вы видите два микрофона, стилизованных под сучки дерева, и две колонки. Эту незамысловатую технику как раз устанавливали, пока экскурсовод вела свой рассказ. Насколько во времена Довлатова дом выглядел именно так? Думаю, процентов на 70. Второй снимок. Окно. Ничего примечательного. Третий - крыльцо крупным планом. Четвертый - дальняя стена дома.
    Женщина вернулась.
    - Пройдемте в дом, - предложила она.
    От крыльца вглубь дома шел длинный коридор - вдоль всей стены, а слева имелись два прохода: сначала - в комнату Михал Иваныча, а затем - в комнату Довлатова.
    Мы надолго застыли перед "обителью" дяди Миши.
    - Всё, как и было, - повторила женщина. - Потрет Мао. Потрет Гагарина.
    ("Заповедник": "Над столом я увидел цветной портрет Мао из "Огонька". Рядом широко улыбался Гагарин. В раковине с черными кругами отбитой эмали плавали макароны. Ходики стояли. Утюг, заменявший гирю, касался пола").
    Если придираться, то портреты Гагарина и Мао висели слишком далеко друг от друга. Ни раковины, ни ходиков с утюгом вместо гири, мы не обнаружили. Были стол-тумба, на которой стоял телевизор и лежал армейский ремень, кровать в углу (Михал Иваныча), два стула, еще один стол с радиолой и двумя стаканами, а также тремя иконами в углу да платяной шкаф. Перед входом в комнату, справа, находилась большая деревенская печь.
    [- Создатели музея поступили верно! - позже заявил Паумен. - Этот дом - не попытка воссоздать литературный образ, описанный в повести "Заповедник", а стремление воспроизвести обстановку такой, какой она была в этом доме в 1976-1977 годах, когда Довлатов работал в Пушкинском заповеднике].
    - А вот и знаменитая пила "Дружба"! - Женщина указала на инструмент, лежащий на печи.
    Я в это время осмотрел коридор. Хоть экскурсовод заявила, что всё осталось по-прежнему, я заметил, что дом укреплен прочным металлическим каркасом. Именно каркас защищал здание от обрушения. Думаю, его установили, не разбирая дом: конструкция сварная.
    - Этому дому уже около ста лет, - сказала экскурсовод.
    В этот момент к нам подошли еще два "туриста".
    - Довлатова читали? - строго спросила экскурсовод.
    - Я да, - ответила девушка.
    - А я нет, - сказал юноша.
    - Присоединяйтесь, - смилостивилась женщина. - Потом отдадите двести рублей!
    Мы переместились к главной святыне: комнате Довлатова.
    - Вот его кровать! - с гордостью заявила экскурсовод.
    - А это точно его? - переспросил я.
    На секунду во мне проснулся скептик. Мне показалось, что нам пытаются всучить "истинную могилу Пушкина".
    - Это Сережина кровать! - подтвердила женщина. - Еще Вера Сергеевна рассказывала. До сих пор не понимаю, как он со своим ростом на ней помещался! А видите, какой низкий потолок?
    ("Заповедник": "Соседняя комната выглядела еще безобразнее. Середина потолка угрожающе нависала. Две металлические кровати были завалены тряпьем и смердящими овчинами. Повсюду белели окурки и яичная скорлупа".)
    - Я спросила одного экскурсанта: "Какой у вас рост?" "Метр 93". "Встаньте в этой комнате". Он встал, и ему пришлось нагнуть голову. А представляете, каково было Довлатову с его ростом в метр 96?
    - А как сюда заходили собаки? - спросил Паумен.
    - Дядя Миша дверь-то выбил, - объяснила экскурсовод...
    ("Заповедник":
    "- Ты уверен, что это жилая комната?
    - Было время - сомневался. Я здесь порядок навел. Посмотрела бы, что раньше творилось.
    - Крыша дырявая.
    - В хорошую погоду это незаметно. А дождей, вроде бы, не предвидится.
    - И щели в полу.
    - Сейчас еще ничего. А раньше через эти щели ко мне заходили бездомные собаки.
    - Щели так и не заделаны.
    - Зато я приручил собак...")
    Рассказ про щели и собак кажется мне преувеличением. Может, одна из собак дяди Миши (у него их было две) как-то раз и залезла к Довлатову через щель. Да и то - маловероятно.
    Еще кадр из комнаты. Почему у изголовья кровати - карта Германской Демократической республики? Наверное, так и было на самом деле, просто этот факт не вошел в повесть. Или карту прикрепила Вера Сергеевна.
    - Итак, Довлатов приехал сюда, чтобы работать экскурсоводом. - Женщина продолжила свой рассказ. - Его пустили на "малый круг" - Михайловское, Тригорское, Святогорский монастырь. Только через месяц к нему в автобус подсели методисты. Их отзывы до сих пор сохранились. Все они отмечали нестандартный подход, прекрасную память (приводил много цитат), характеризовали Довлатова, как хорошего рассказчика. Но во всех этих отзывах просматривалась снисходительность. Помните, как в "Заповеднике": "Я перелистывал "Дневники" Алексея Вульфа. О Пушкине говорилось дружелюбно, иногда снисходительно. Вот она, пагубная для зрения близость. Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый - гений?!"
    Теперь о тех, кого он описал. Что касается дяди Миши и Толика, они только подтверждают: так, мол, всё и было. Приятели Довлатова (Митрофанов, Потоцкий) тоже не в обиде, они ведь придерживались диссидентских взглядов, да и вообще - литераторы. Зато многие сотрудники музея всерьез обиделись на Довлатова...
    Далее экскурсовод углубилась в литературоведческие тонкости "Заповедника". В повести, при желании, можно найти множество параллелей и двойных смыслов. Я эти моменты пересказывать не стану. Скажу лишь, что не согласен с утверждением, что Довлатов сравнивал себя с Пушкиным. Мне кажется, подобное ему было несвойственно, да и как-то это глупо - всё-таки разные величины. В "Заповеднике" я нашел лишь одно сравнение. Да и то, литературный герой был уже пьян.
    "Я твердил себе:
    - У Пушкина тоже были долги и неважные отношения с государством. Да и с женой приключилась беда. Не говоря о тяжелом характере...
    И ничего. Открыли заповедник. Экскурсоводов - сорок человек. И все безумно любят Пушкина...
    Спрашивается, где вы были раньше?.. И кого вы дружно презираете теперь?..
    Ответа на мои вопросы я так и не дождался. Я уснул..."
    - Конечно, в "Заповеднике" все факты намеренно перепутаны, а многое заострено, - сказала женщина. - Но сцена приезда жены - невыдуманная. Всё так и было. В Пушкинские Горы приехал Арьев, и всё видел собственными глазами. Нож, воткнутый в стену... Надпись "35 лет в дерьме и позоре"...
    Тут женщину прервали, и она не успела досказать свою мысль. Мне же сейчас практически невозможно додумать за нее. Что видел Арьев? Что было правдой? Ведь фраза "о дерьме и позоре" в "Заповеднике" отсутствует. Это было в чьих-то воспоминаниях. Может, того же Арьева...
    [Так и есть:
    "3 сентября 1976 года, приехав под вечер из Ленинграда в Пушкинские Горы, я тут же направился в деревню Березино, где Сережа тогда жил и должен был -- по моим расчетам -- веселиться в приятной компании. В избе я застал лишь его жену, Лену, одиноко бродившую над уже отключившимся мужем. За время моего отсутствия (я, как и Довлатов, работал в Пушкинском заповеднике экскурсоводом) небогатый интерьер низкой горницы заметно украсился. На стене рядом с мутным треснувшим зеркалом выделялся приколотый с размаху всаженным ножом листок с крупной надписью: "35 ЛЕТ В ДЕРЬМЕ И ПОЗОРЕ". Так Сережа откликнулся на собственную круглую дату"].
    Затем мы узнали от экскурсовода, что Арьев за свою жизнь сделал очень много хорошего для Довлатова, а сейчас является главным редактором журнала "Звезда".
    [- А сколько Довлатов сделал для Арьева! - добавил потом Паумен. - Только тем, что дружил с ним!]
    Я решил привести здесь одно высказывание друга Довлатова и главного редактора одновременно:
    "Увы, музея в Петербурге до сих пор нет, есть некий "полумузей" в избе в Пушкинских горах возле Михайловского, где он жил какое-то время. Эту полуразвалившуюся избу законсервировали и преобразили в музей, где по-прежнему в комнате стоит та же самая железная кровать, то же самое треснувшее зеркало - это собственно и вся экспозиция на сегодня. А в Петербурге, конечно, можно было бы сделать музей. В том доме, где сейчас висит мемориальная доска (слава богу, что ее все-таки повесили), до сих пор осталась квартира, где он жил, комната, где он жил, которая никому до сих пор не принадлежит, и там сейчас просто чулан, куда жители этой квартиры сносят всякие вещи. Можно было бы выкупить его самую последнюю двухкомнатную квартиру и создать там музей, но для этого нужны энтузиасты и серьезные деньги, которые сейчас неизвестно, кто может дать. Но я думаю, что когда-нибудь и до этого дойдет.
    Я верю, что если кому-то из петербургских писателей конца прошлого века и отдавать почести, так это Довлатову, потому что он абсолютно питерский писатель, хотя ничего из того, что он написал в годы жизни в Ленинграде, при его жизни у нас издано не было. Его успех начался как раз в год его смерти. В 90-м году он умер, и в этом же году я издал его первую книжку "Заповедник". Она вышла буквально через две недели после его смерти, я помню, что уже на обложку дописывал некролог. Вот такая судьба").
    Экскурсия всё продолжалась. Женщина рассказала подробности смерти Довлатова, которых я не знал. Затем посвятила минут десять тонкостям взаимоотношений Довлатова и Бродского. Внимательно слушать мешала усталость. Стоя перед увлекшимся экскурсоводом, уловившим в нас внимательных слушателей, я чувствовал, как мои ноги гудят всё сильней.
    - А вот фотогалерея, - прервав поток сознания, сказала женщина. - Эти фотографии нам предоставили Елена Довлатова, Наталья Шарымова и Нина Аловерт. Нина Аловерт - женщина в Америке, которая еще тогда заметила в Довлатове что-то примечательное, поэтому много его фотографировала.
    - Но у нас и свой Довлатов имеется. - Экскурсовод с гордостью указала на большой фотопортрет Довлатова. - Нашего местного фотографа. "Маркина". Он умер три года назад. Всё сетовал, что Сергей изобразил его беспробудным пьяницей. А Толик до сих пор жив...
    ["А Дантес всё еще жив, товарищи", - вспомнилось мне].
    Мне приглянулись два снимка из "заповедного" периода. Я их сфотографировал и, хоть качество ужасное, представлю на суд читателей. "Пушкинские Горы. Из архива Андрея Арьева" - половина кадра засвечена, но Довлатов получился. "Сергей Довлатов экскурсовод. В Михайловском парке. 1976 год. Из архива Натальи Шарымовой" - самый примечательный, на мой взгляд, снимок.
    [Впрочем, можете не портить глаза, а взглянуть на 11 фотографий из серии "Довлатов в Михайловском". Есть и фотогалерея "Дом Довлатова до реконструкции"...
    Посмотрел уникальные снимки с Верой Сергеевной! Эх, все-таки иногда следует остановиться: невозможно копать всё глубже и глубже. Результаты свои "раскопок" по Довлатову я обобщил в Приложении 2].
    Наше пребывание в музее подходило к концу. Стрелки часов приближались к 16:00, времени начала мероприятия. Из-за этого нам пришлось весьма скомкано попрощаться с экскурсоводом, даже фамилию не спросили.
    - Ко мне приходят и совсем молодые ребята, - сказала она напоследок. - Любопытно, что через Довлатова они начинают читать... Пушкина! Ведь если раньше поэта изображали борцом с самодержавием, то теперь выставляют законченным монархистом. А Довлатов пишет о Пушкине, как о луне, которая освещает дорогу и хищнику и жертве...
    Мы вышли из дома. Во дворе репетировали какое-то театрализованное действо по Довлатову. Я различил реплику из рассказа о Ленине в повести "Зона"... (Позже выяснилось, что это был фрагмент из спектакля "Двенадцать коллегий" театра-студии СПбГУ, Л. Штерн, С. Довлатов, режиссёр М. Дульченко).
    Друзья направились к калитке.
    - Вы прогуляться? - окликнул нас кто-то из остающихся. - Через пятнадцать минут начнется!
    Но нам еще предстоял долгий путь до автовокзала...
    Путешественники, под впечатлением от увиденного и услышанного, словно в тумане добрели до развилки. Сели на скамейку. Паумен закурил. Мимо нас, в направлении дома Довлатова, проследовала супружеская пара. Судя по всему, они добрались сюда на машине.
    - Если бы мы остались, - сказал Паумен, - то пришлось бы ехать на автобусе в 23:20.
    - Да и зачем? - спросил я. - Разве нас интересуют поклонники Довлатова?
    Друзья еще немного посидели, а затем отправились в Кириллово.

    3.4 Возвращение

    Вперед вела проселочная дорога.
    - Долго по ней идти? - спросил я.
    - Думаешь, я знаю? - ответил Паумен. - Когда-нибудь выберемся.
    - Там будут многоэтажки. - Я вспомнил путь, которым мы ехали в Михайловское. - Может, там можно взять такси?
    - Сомневаюсь, - признался мой товарищ.
    Тут мы услышали характерный звук шин по асфальту.
    - Значит, недалеко, - успокоился я.
    И действительно, минут через пять, мы оказались на шоссе. Правда, никаких многоэтажек не наблюдалось: только лес и пустая дорога.
    - Эта она! - заверил я. - Другой здесь просто нет.
    И мы отправились в Пушкинские Горы. В гордом одиночестве, зато по асфальту.
    - Сейчас здесь - просто хорошее природное место, - стал рассуждать Паумен. - Сосны, ели, березы, дубы. Свежий воздух. Озера. Здесь стараются купить участок, построить дом. Одна только земля под домом Довлатова стоит дороже, чем само строение.
    - Ганнибал знал, где строить имение, - согласился я. - Да и не только он. К тому же, имя Пушкина уже почти два века защищает эти места от любого масштабного строительства...
    Минут через двадцать впереди возник указатель "Козляки, 5 километров". Навстречу стали попадаться машины. Почти все сворачивали в Козляки.
    - Зачем нам Михайловское? - прокомментировал я. - Пушкин? Не знаем такого! Мы живем в Козляках! Козляки - вот наш лозунг сегодня!
    Возле поворота на Козляки, на расстоянии около тридцати метров друг от друга, мы обнаружили на асфальте двух мертвых змей. Ужа и гадюку.
    - Должно быть, попали под колеса машины, - предположил Паумен.
    - Хоть это и странно, - добавил я.
    В другой раз мы бы долго рассуждали об этом феномене, но сегодня я лишь сфотографировал мертвых пресмыкающихся...
    Друзья зашагали дальше. Навстречу проехал рейсовый автобус.
    - Может, и в обратном направлении пойдет? - оживился мой товарищ. - Он идет через Козляки в Крылово!
    (Уже позже мы посмотрели рейс "Пушгоры-Крылово". Он ходит всего два раза в сутки: 07:50 и 16:05. Так что, шансов не было).
    Еще через полчаса пути мы увидели надпись "Пушкинские Горы". Таким образом, путешественники вышли к "цивилизации".
    Она встретила нас предвыборным плакатом "Псковичи, остановим развал региона!" К столь решительным действиям призывал человек в белом костюмчике.
    - Простак с автовокзала от ЛДПР, - узнал Паумен. - Вряд ли он способен что-то остановить: на селе не в костюмчике расхаживать надо!
    Проходя мимо многоэтажки, я заметил там продуктовый магазин.
    - Зайдем? - предложил я.
    Паумен промолчал.
    - Но я хочу есть! - Меня охватило возмущение. - Мы, что, сегодня будем голодать?
    - Найдем что-нибудь, - пообещал Паумен.
    Я же, испытывая острое чувство голода, насупился. Идти до автовокзала было еще порядочно, да и там никаких кафе не предвиделось.
    Впереди показалась гостиница "Дружба".
    - Здесь мы и жили в 81 году, - сказал мой товарищ.
    - Она такой и была?
    - Нет, конечно. Сделали что-то типа сайдинга.
    Паумен задержался возле гостиницы, а я пошел дальше. Увидев, что мой друг не торопится, я остановился.
    - Иди сюда! - раздался возглас Паумена.
    Без энтузиазма я направился к другу.
    - Здесь есть ресторан, - сообщил мой товарищ. - Там и поедим.
    (Теперь я понимаю, что это было верное решение. Гостиница "Дружба"! Ресторан "Лукоморье"! Это же Довлатовские места! Они неоднократно упоминаются в "Заповеднике"!!! Однако тогда я забыл об этом начисто и промчался бы мимо легенды, если бы не мой мудрый друг!)
    Путешественники зашли в ресторан. Он был абсолютно пуст, ни одного посетителя. За барной стойкой, справа от входа, стояла официантка.
    Мы сели за столик. Девушка не пошевелилась.
    - Вы работаете? - спросил я.
    Мне всё еще было не отойти от быстрого темпа, в котором мы шли по шоссе. Я прикидывал, сколько осталось времени до отправления автобуса на Псков.
    - Работаем, - подтвердила девушка, но не сдвинулась с места.
    Минуты через две к нам подошла другая официантка с меню.
    - Ты бы хоть обо мне подумал, - сказал Паумен, возвращаясь к разговору у продуктового магазина. - Я не хочу есть глазированные сырки или другой "сухпай". А ты, между прочим, с утра съел мои сочни!
    - Ты никогда не хочешь есть, - оправдывался я. - И откуда мне было знать, что здесь есть ресторан! Кстати, здесь всё так и осталось, как в 81 году?
    - Отдельного входа в ресторан не было, - пояснил мой друг. - Что ты будешь есть?
    - Борщ.
    - Я тоже. А еще возьмем какой-нибудь салат.
    - Может, оливье?
    Мы заказали два борща и салата. Паумен пошел мыть руки. Я же углубился в изучение схемы из атласа Псковской области.
    В зале было удивительно тихо, только работал телевизор с большим и плоским экраном. Судя по всему, гостиница пустовала. К официантке за стойкой подошел мужчина из персонала. Девушка стала с ним флиртовать.
    "Интересно, они слышали о Довлатове? - задумался я. - Конечно, не читали. Но знают ли, что он здесь жил?"
    После десятиминутного отдыха (последний раз мы сидели в такси), принесли еду. Борщ оказался великолепным, хоть стоил всего 90 рублей!
    - Не знаю, как кормили во времена Довлатова, - сказал я, - но обед в "Лукоморье" рекомендую каждому!
    - Я совершил ошибку, - ответил мой товарищ.
    - Не то заказал?
    - Надо было прямо из Питера ехать на два дня в Пушгоры, - объяснил Паумен, - а потом из Пушгор на два дня в Псков.
    - Ты же знаешь, насколько мы не любим переезды, - возразил я. - К тому же, мы можем когда-нибудь еще раз сюда приехать.
    - Неплохая мысль, - согласился мой товарищ.
    Друзья отлично перекусили и вышли из "Лукоморья" уже совсем в другом настроении.
    Посидели на скамейке перед гостиницей. Территория пустовала. В глубине, подальше от трассы, находилось здание администрации... Имелся и памятник (бюст на колонне) Ленину. Местный Ильич выглядел традиционно, хотя, по идее, должен был неуловимо напоминать Пушкина.
    - Пушкин даже Ленина обогнал по популярности, - заявил я. - Со временем о Владимире Ильиче стали писать всякие гадости, и сейчас его хулителей больше, чем почитателей. А Пушкину это не грозит.
    - Рейтинг Пушкина по отношению к Ленину будет только расти, - добавил Паумен.
    Мы вышли к небольшой "туристической" площади. На ней выделялась постройка с надписью "Туалет". Затем кафе "Святогоръ" и, в самом конце, сувенирный ларек. Рядом стояли два экскурсионных автобуса. Таким образом, мы впервые увидели организованную группу туристов.
    - Может, до этого попадали в противофазу? - предположил я.
    - Мы были в Михайловском в самое туристическое время, - возразил Паумен. - Наверное, просто сейчас "межсезонье".
    Друзья заглянули в ларек с сувенирами: следовало купить магнит с изображением... Пушкина! Нет, скорее, Довлатова.
    - А Пушкинские Горы как раньше назывались? - спросил я.
    - Святые Горы, - ответил Паумен. - Это название сохранилось лишь в Святогорском монастыре.
    - Следовало и его переименовать в Пушкиногорский, - предложил я. - Или в монастырь Ганнибала.
    - Звучит жутковато, - оценил мой товарищ.
    Друзья приобрели магнит с изображением Михайловского. Также продавалось огромное количество кошачьих фигурок.
    - Пушкин похож на кота? - предположил я.
    - Это кот ученый, - ответил Паумен.
    Не задерживаясь более с сувенирами, путешественники зашагали по шоссе...
    По каким-то неуловимым признакам стало ясно, что монастырь близко.
    - Сейчас с левой стороны будет памятник! - заявил я. - О нем таксист говорил... Вот сейчас... Раз, два, три...
    За поворотом открылась лишь зеленая листва.
    - Если здесь нет памятника, мы вышли не туда, - заявил я.
    В этот момент он и появился. Каменный Пушкин предстал перед нами в расслабленной позе, выставив слегка вперед правую руку.
    - Живу в своем, поэтическом мире, - прокомментировал я. - Ничего вокруг не замечаю...
    - Но нахожусь на возвышении, - добавил Паумен, указывая на лестницу перед памятником.
    Мы еще прошли по шоссе и очутились на развилке. Справа открылся Святогорский Свято-Успенский монастырь.
    - Мы успеем посмотреть могилу Пушкина? - спросил я.
    - Должны, - ответил Паумен.
    И мы проследовали в монастырь. Поднялись по длинной лестнице, состоящей из двух пролетов. Подошли к храму, но войти туда не решились.
    - А где находится могила Пушкина? - задал я один из самых идиотских вопросов в своей жизни.
    - С другой стороны, - объяснила женщина. - Пройдите направо, а потом опять направо.
    Мы так и поступили. И увидели могилу Александра Сергеевича. Ничем особым она не отличалась. Учитывая позднее время, возле нее, кроме нас, никого не было. Рядом находилось родовое кладбище Ганнибалов-Пушкиных.
    Друзья некоторое время рассматривали мраморный обелиск.
    "А ведь это - самый великий человек России, - вдруг подумал я. - Если не по Гамбургскому, то по "народному" счету. А кто еще может сравниться с Пушкиным? Из поэтов - только Лермонтов, но его принято считать "младшим братом" Пушкина после стихотворения "На смерть поэта". Писатели Толстой и Достоевский, безусловно, - мировые величины, но не дотягивают до Александра Сергеевича. Ломоносов? Велик, но Пушкин нам дороже. А исторические личности - Александр Невский и Петр Первый - всегда имели какие-то изъяны (это касается и Ленина). Суворов и Кутузов? Глинка и Мусорский? Нет, и еще раз нет!"
    - Мы находимся на могиле самого великого человека России, - заявил я. - Мог ли Пушкин предполагать, что всё так обернется?
    - Он же сам написал насчет Александрийского столпа, - ответил Паумен.
    - Все-таки, величие - странная вещь, - задумался я. - Вот мы с тобой умрем. Читающий эти строки - тоже. А память о Пушкине будет жить. Уверен, вся страна с размахом отметит 250 лет со дня его рождения. А затем и трехсотлетие.
    - "Великий был человек, а пропал, как заяц..." - ответил Паумен. - Тут я согласен с Булгариным.
    - Умер романтически, на дуэли, - возразил я. - Останется в памяти народной бесстрашным дуэлянтом...
    Настала пора возвращаться. Мы еще раз взглянули на могильный памятник N1 в России, и стали спускаться по лестнице. Тут я обратил внимание на табличку: "13 июля 1944 года при разминировании Святогорского монастыря и могилы А.С. Пушкина погибли саперы 12-й Инженерной бригады РВГК.
    Старший сержант Акулов Н.О. Москва
    Старший сержант Казаков М.А. Москва
    Рядовой Козлов Е.И. Челябинская область
    Старший сержант Комбаров И.А. Тамбовская область
    Старший лейтенант Кононов В.П. Архангельская область
    Лейтенант Покидов В.П. Архангельская область
    Рядовой Травин И.Ф. Ивановская область
    Ефрейтор Тренов В.С. Костромская область
    Рядовой Ярцев И.В. Тамбовская область"
    - Фашисты заминировали могилу Пушкина? - удивился я. - А почему, если так много людей погибло, ее не разнесло на кусочки? Да и храм как уцелел?
    - Может, противопехотные мины были? - предположил Паумен. - Куча осколков, а взрывная волна не особо мощная. Вот люди и погибли, а строения сохранились.
    [Истина открылась уже дома, с помощью интернета, в статье с пафосным названием "Они сражались за Пушкина!" Ибо всё, что касается великого поэта, изучено историками "от" и "до". Фашисты, действительно заминировали и храм, и могилу. Остальные подробности найдете в статье. Я лишь приведу фрагмент о погибших военных.
    "...трагедия произошла не в самом монастыре, а за ним, у пруда...
    - Это произошло 13 июля в шесть часов вечера, - рассказывает Швабский. - Саперы роты капитана Казакова собрались у пруда на ужин. В этот день они обнаружили два минных поля с немецкими минами R.MI-43 в количестве 600 штук. Это были новые мины, предназначенные для выведения из строя колесной и гусеничной техники. Среди них были и заряды необезвреживаемого типа - новинка по тем временам. Один из саперов принес такую мину к озеру и сказал, что разгадал секрет ее обезвреживания. Начал разминирование и... как говорится, сапер ошибается только раз.
    В результате взрыва семь человек погибли на месте. Позже скончались еще двое. 21 боец получил серьезные ранения"].
    Никаких достопримечательностей по пути к автовокзалу мы не заметили. За исключением огромного Пушкиногорского научно-культурного центра.
    - Пушкинисты в застой отгрохали себе просто дворец! - высказался я. - Здесь круглосуточно изучают творческое наследие поэта.
    - Напоминает здание ТЮЗа в Питере, - добавил Паумен.
    На вокзале мы были около половины шестого. До отхода автобуса оставался час. Касса была закрыта: перерыв до 17:45. В здании вокзала, на скамейках, сидело человек шесть. В том числе, знакомый бородач в очках, приехал с нами на автобусе. С ним общалась весьма полная девушка.
    - Они вышли с нами, - сообразил Паумен. - И так же, как и мы, едут обратно в Псков.
    Больше на всё Пушкиногорье "диких" туристов не нашлось.
    В 17:45 касса открылась. Однако никто не встал за билетами.
    - Билеты продают по приходу автобуса, - объяснила одна из женщин. - Он же проходящий.
    - А если свободных мест не будет? - спросил я.
    Женщина неопределенно пожала плечами.
    Тут путешественники призадумались. Автобус шел из Великих Лук, второго по численности города в Псковской области. Если он придет набитым, придется ждать следующего автобуса из Бежаниц, а он отправляется только в 23:20!
    - Тогда надо, хоть стоя, ехать до Острова, - сказал я. - Оттуда больше рейсов до Пскова.
    Перспектива остаться еще на пять часов в Пушгорах не радовала.
    - Можно снять номер в "Дружбе", - сказал Паумен. - Только это очень расходно.
    Наш разговор услышала другая женщина из очереди.
    - Из Великих Лук в Псков ходит маршрутка, - пояснила она. - Коротким путем. Так что автобус, скорее всего, набитым не будет.
    В любом случае, нам пришлось сорок минут сидеть на автовокзале, карауля место в очереди за билетами.
    В 18:15 подошел автобус из Великих Лук. Лишь после этого кассирша стала продавать билеты на рейс. Мы хотели разменять у нее пять тысяч, но у женщины не нашлось сдачи! Пришлось доставать последнюю тысячную купюру.
    - Ничего! - мстительно сказал я, когда мы получили билеты и сели в автобус. - В своих записках я ославлю работников автовокзала на весь интернет!
    - Уже давно везде принята практика заранее продавать билеты! - поддержал Паумен. - Можно позвонить в Великие Луки и спросить, сколько пассажиров на борту. Если у них нет компьютеров, то телефоны точно имеются!
    - Только не в Пушкинских Горах! - усилил я. - Работники автовокзала живут, словно во времена Пушкина! Обслуживание на уровне 18 века!
    - Позор! - согласился Паумен.
    Работники автовокзала! Пусть вам будет стыдно! Если не перед нами, то перед самим Александром Сергеевичем Пушкиным!
    Автобус из Великих Лук оказался вполне комфортабельным. Высоким. Пассажиров было мало, несмотря на десять человек, вошедших в Пушгорах.
    Обратная дорога пролетела незаметно. Мы устали за длинный и насыщенный день, и просто отдыхали, сидя в удобных креслах. К тому же, автобус шел быстро.
    Прибыли в Псков около половины десятого. Дошли до жеде-вокзала, дождались 11-го маршрута и поехали в гостиницу.
    Около десяти мы ввалились в родной буфет. Там нам разменяли 5000 рублей. Друзья заказали порцию сырников и блины с мясом, а также чай. Неспешно и вкусно поужинали. Заодно еще взяли в номер пирожков на завтрак.
    Заканчивался очень запоминающийся день. Усталые путешественники побрели в номер.

    4. День четвертый: Прощание с Псковом, 4 сентября, четверг.

    Я поставил будильник на девять утра, но забыл включить рычажок. Однако сам, без всякого будильника, проснулся в начале десятого. Мне снилось, будто меня схватили террористы и крепко-накрепко связали мне ноги. Руки почему-то оставили свободными. Пробудившись, я понял причину сновидения: ноги гудели после вчерашней прогулки.
    К тому же, сказывалась промятость постели. Всё в этой гостинице замечательно: каждый день выносят мусор и меняют полотенца, вчера даже постелили новое белье и положили мыло (немыслимая щедрость!), но вот кровати - плохие! На них, как следует, не отдохнуть.
    Я разбудил Паумена в 12:00. До этого пытался занести в нетбук хотя бы часть вчерашних похождений. Увы, замечено уже давно: экскурсии и поездки приходится дописывать дома.
    - Я не выспался! - заявил мой друг.
    - Днем поспишь, - сказал я. - А дома отдохнешь.
    - А я хочу здесь! - возразил Паумен. - Здесь хорошо отдыхается...
    Друзья позавтракали. Съели по два пирожка, купленных вчера в буфете. Затем Паумен отправился мыться, а я листал газеты.
    Перечитал интервью с комдивом 76-й гвардейской десантно-штурмовой Черниговской Краснознаменной ордена Суворова дивизии. Его зовут Алексей Наумец. (Кстати, орден Суворова десантникам на днях вручил министр обороны Шойгу). Наумец заявил, цитирую: "Сейчас руководство страны проявляет к армии огромное внимание. В нашей дивизии строится 32 объекта, 19 - капитально ремонтируются. Появятся 2 спортивных зала, 2 бассейна, 2 казармы, 2 столовых. Все новое, современное".
    "Пскович! Если не знаешь, куда податься, иди в десантуру!" - созрел в моей голове совет постороннего...
    Заодно узнал, что 14 сентября, в следующую субботу, в Псковской области будут выбирать губернатора. На пост претендует пять человек, в том числе и действующий глава области А. Турчак (он, по моему мнению, и одержит победу). Нас эти выборы привлекли агрессивной рекламой кандидата от ЛДПР. Оказывается, его зовут Сергей Макарченко.
    (То-то мы вчера видели плакат с полуобнаженной красоткой: "Я голосую за Макарченко!").
    В газете имелась еще одна агитка "Голос за Макарченко - удар по коррупции!"
    "Удар по морде Макарченко - голос за антизомбирование Псковщины!" - родил я достойный ответ.
    [Уже из дома могу огласить результаты: "...первое место занял Андрей Турчак (78,36% голосов). На втором - кандидат от КПРФ Александр Рогов - 11,22% голосов. На третьем - член "Справедливой России" Олег Брячак - 5,28%". Таким образом, стратегия Макарченко не сработала].
    В 13:00 мы вышли из гостиницы. Путь лежал в Запсковье. Миновали "Пушкина и крестьянку".
    - Почти каждая крестьянка была кому-то няней, - стал рассуждать я. - Скажу больше: любая женщина, в той или иной степени, няня. Кто нянчит мужа, кто - сына, а некоторые - свои несбывшиеся надежды.
    Рядом с памятником стояли три милиционера.
    - Охраняют Пушкина, - предположил я.
    - Сейчас тебя заберут, - пригрозил мой друг.
    По парку Пушкина (в простонародье "Летний сад"), зеленой и овражисто-холмистой местности, вдоль крепостной стены-новостроя, друзья проследовали до улицы Карла Маркса.
    Сегодня был первый солнечный день за всю поездку. После двух с половиной суток сплошных облаков это выглядело необычно, но приятно.
    - Хорошая погода - прекрасное настроение! - постановил я.
    Путешественники шли вдоль стены....
    - А что вас заставило пойти по парку Пушкина? - спросит любознательный читатель.
    - Мы воспользовались путеводителем пятнадцатилетней давности, - объясню я. - Там были указаны три маршрута, а мы шли вторым, оранжевым.
    Трудность заключалась в том, что маршрут постоянно петлял! Приходилось идти, уткнувшись носом в книгу, ничего не замечая по сторонам.
    - Следуя путеводителю, - заметил Паумен, - меньше увидишь, чем без него.
    Однако я не сдавался. Зажав в руках заветную книжку, я вел друга оранжевым путем.
    Мы свернули на Маркса и дошли до церкви Покрова от Торгу. Дальнейший путь лежал по улице Некрасова. Причем, названия улицы на домах я не нашел, а свернул по наитию, обнаружив впереди церковные купола.
    И действительно, дальше находилась церковь Николы Явленного с Торга. Затем показалась характерная черно-белая расцветка.
    - Тюрьма, - догадался я.
    Дверь в учреждение была гостеприимно распахнута.
    - Хочешь посидеть? - прокомментировал я. - Заходи! Мигом устроим!
    Друзья завернули на улицу Спегальского, и осознали, что Тюремный замок, возведенный в 1804 году и охраняемый государством, в настоящее время является самой настоящей тюрьмой.
    - Могли бы музей сделать! - возмущенно заявил я. - Подобных замков в России мало! Может, это единственный!
    - А куда тогда сажать? - резонно спросил Паумен.
    И действительно, на Руси никогда не задавались вопросом: "Кого сажать?" В новейшей истории всех переплюнул Иосиф Виссарионович (Грозный просто убивал), умудрившийся упрятать за решетку полстраны. Однако и другие руководители нашего государства не ломали голову над шарадой: "Кого бы посадить?!" Людей, по которым тюрьма плачет, всегда хватало с избытком. А вот вопрос "Куда сажать?!" остро стоял во все времена.
    Именно поэтому Тюремный замок используется по назначению, являясь при этом шедевром архитектуры.
    [Историю замка узнать легко, а что насчет тюрьмы? Я выяснил, что здесь находится следственный изолятор - ИЗ 60/1 "Дельфин". Обычно так называют аквапарки. Сизо на 500 мест, содержится около 1100 заключенных. Если верить официальной инфе: сидеть в "Дельфине" - одно удовольствие! Хотя в 2010 году случился побег: но через три часа беглеца задержали].
    - И все-таки я хотел бы сходить в современную тюрьму-музей, - заявил я. - А то даже во Владимирский Централ не пускают!
    - Плохо содержатся наши заключенные, - объяснил Паумен. - Поэтому тема и не афишируется.
    Со Спегальского мы завернули на улицу Гоголя. Там обнаружились два интересных, но почти развалившихся, здания.
    - Восемнадцатый век, - веско заметил я. - А может, даже семнадцатый.
    - Это уже не столь важно, - ответил Паумен. - Они скоро просто развалятся! О каком Тюремном замке может идти речь, если такие раритеты пропадают?!
    На всякий случай, я узнал адреса: дом 42 и дом 45. Дом Печенко и подызбица у дома Печенко считаются объектами культурного наследия федерального значения. Это не мешает им стремительно разрушаться.
    Друзья, тем временем, искали выход на набережную Псковы. Если верить путеводителю, он находился где-то рядом.
    Мы миновали новое здание местного казначейства и очутились в районе ремонтных работ.
    - Неужели и здесь набережную благоустраивают? - огорчился я. - Не слишком ли много строительства?
    Перед выходом к реке стоял экскаватор. Я сфотографировал мост через Пскову, а затем мы повернули назад.
    - А что написано в путеводителе? - спросил Паумен.
    - К черту его! - в сердцах ответил я. - И так выйдем!
    В итоге, мы все-таки выбрались к Пскове. Путь туда лежал мимо разрушенных и сожженных зданий.
    - Изнанка былого величия, - прокомментировал мой друг.
    Впереди показалась речка с бурным течением. Это выглядело необычно: я привык за три дня, что здесь все реки - спокойные. Но тут обнаружилась подлинная изнанка! У берега сидел какой-то "синяк": мужик со следами побоев на лице, явно желающий похмелиться. Метрах в двадцати от него расположилась компания выпивающих.
    Я решил и вовсе закончить знакомство с Псковой.
    - Сегодня будний день! - Моему возмущению не было предела. - С каких пор возлияние стало работой?!
    Паумен реагировал сдержанней.
    - Что ты беспокоишься? - спросил он. - Обойдем эту компанию и всё.
    Так мы и поступили. Миновав еще две группы поддающих, друзья очутились на берегу реки.
    - Глупые туристы! - стал разглагольствовать я. - И вы еще пытаетесь понять сущность Пскова! Да если выбирать, что важней для города: Кром или алкоголики...
    - Конечно, алкоголики! - отозвался Паумен.
    - А алкоголики или Довмонт? - продолжил я.
    - Алкоголики! - ответил мой друг. - Кто такой Довмонт? Ведь это было еще до революции!
    - И за кого он воевал: за белых или красных? - подхватил я. - Алкоголики - историческая особенность Пскова, характеризующая город не меньше крепостных стен. Надо трепетно относиться к традициям наших предков!
    Так мы и поступили. Стоит добавить, что больше пьяных нам не встретилось.
    Путешественники прекрасно прогулялись вдоль Псковы. Правда, путеводитель предлагал для этих целей улицу Воровского, но мы пошли по самому берегу. Выяснили две истины.
    Псков - город:
    - птичий (огромное количество уток и селезней, которых активно подкармливает местное население);
    - контрастов (мы любовались прекрасными постройками на противоположном берегу, а пятнадцать минут назад наблюдали следы фатальных разрушений на подходе к Пскове).
    Впереди показался мост. Я сначала решил, что Троицкий, но выяснилось, что пешеходный, без названия. Заодно посмотрите фото этого места в тридцатые годы.
    Мост был очень живописен. Построенный в 1974 году, что следовало из цифр на конструкции, он органично вписался в старый город. Перед мостом сделали плотину, благодаря которой получился впечатляющий водосброс. Наверное, чтобы река не размывала берега. Перед мостом, со стороны Запсковья, открылся удивительной красоты квартал из отреставрированных зданий. За ним, на возвышении, разместился храм Богоявления господня.
    Друзья перешли на правый берег Псковы. Рассмотрели вблизи замечательный квартальчик. Там находились, в основном, современные частные гостиницы. (Паумен, когда искал нам жилье, натыкался на подобные предложения, но цены зашкаливали: некоторые номера стоили по 7000 рублей в сутки). Таким образом, возник автономный элитный городок с собственной инфраструктурой.
    Прогулка продолжилась бы и дальше, но... за все время путешествия я не видел в Пскове ни одного общественного туалета!
    Именно этот факт внес коррективы в наши планы. Мы еще прошли по улице Герцена до Троицкого моста, и даже менее квартала по улице Леона Поземского, (полюбовавшись церковью Косьмы), но затем повернули назад.
    Чувствовалась и общая усталость. И тут, около Троицкого моста, друзья наткнулись на очень красивое место. Именно оно заставило нас категорически утверждать: "Псков - город контрастов!" Буквально час назад мы видели разрушающиеся каменные здания и полусгоревшие деревянные дома, а теперь любовались видами, которым самое место - на обложке глянцевого журнала.
    - Не удивительно, что об этом молчал путеводитель! - заявил Паумен. - В конце 90-х годов здесь всё было иначе!
    Речь шла о набережной Псковы напротив Троицкого собора и стен Крома. Чтобы осмотреть эти красоты, надо, возвращаясь с улицы Леона Поземского (не путать с Подземским, известным рудокопом), спуститься на набережную Псковы в сторону устья.
    Открылись великолепно отреставрированные дома, парадный участок набережной. В одном из зданий находилась гостиница "Золотая набережная".
    - Вот где бы я поселился! - воскликнул Паумен. - И чтобы из номера был виден Троицкий собор!
    Рядом стояло еще несколько замечательных домов. Друзья добрались по берегу почти до устья Псковы, а затем повернули назад. Перешли Троицкий мост в сторону Крома. Я еще раз запечатлел стены Довмонтова города, который по-прежнему копают и перекапывают.
    А затем мы поехали домой. Паумен устал, а я обещал сегодня особо не пешкодралить. 14-ый автобус довез нас до Летнего сада.
    Друзья планировали поесть в буфете, но пришли туда как раз к обеденному перерыву. Согласно каким-то устаревшим совдеповским традициям, он длился с 15:00 до 16:00.
    - Тогда пойдем в итальянский ресторан! - заявил Паумен.
    Мне сначала хотелось предложить что-нибудь побюджетней. Например, тот же "Хезбургер". Но затем я решил, что сегодня мы имеем право шикануть. Кстати, выяснилось, что "Хезбургер" - легендарная финская закусочная, которая, кроме Пскова, есть еще и в Острове. Скажу больше, Хезбургер распространился почти по всей России, вплоть до Владивостока. Есть и в Питере, просто мы ни разу не видели.
    - Лучше расскажите об итальянском ресторане! - воскликнет раздраженный читатель.
    Без проблем. Он назывался "Розарио". Нам принесли меню. Мы заказали холодный борщ за 190 рублей (а в "Лукоморье" он стоил в два раза дешевле) и итальянский суп "Гаспачо". Все салаты были крайне дорогие - пришлось брать за 270 рублей. В общей сложности, мы оставили в ресторане 1200 рублей. Но всё было очень вкусно.
    Салат оказался удивительным и вдобавок теплым. Трудно даже вообразить, из чего он был сделан. Однако там точно присутствовали: сыр моцарелла, куриное мясо, вареные яйца, майонез, морковка и стручковая фасоль.
    К борщу принесли уксус.
    - Зачем он? - спросил я Паумена.
    - Надо добавить уксус, - объяснил мой друг, - если...
    Далее наши трактовки расходятся.
    Моя:
    - ...суп слишком кислый.
    Паумена:
    - ...суп недостаточно кислый.
    В общем, меня погубила жадность. Я решил, что, раз дали уксус, его необходимо использовать. И вылил уксус в и так кислый суп. В итоге, привкус уксуса сохранился у меня во рту и сейчас, когда я пишу эти строки. А Паумен заявил, что в моей школе плохо преподавали химию.
    Как бы то ни было, поели мы превосходно. А потом отправились в гостиницу.
    Паумен традиционно "лег на бочок", а я описал нашу прогулку.

    ***

    Преждевременное окончание
    Псков не сразу открывает путешественнику свои секреты. Иногда он может повернуться к особо заносчивым туристам спиной. Но если быть терпеливым, пытаясь отыскать достопримечательности, то старания и поиски окупятся сполна. Так, сегодня, мы увидели два совершенно неожиданных и интересных уголка Пскова!
    Кое-что осталось за кадром. Допустим, мы толком не осмотрели Запсковье. Но это означает лишь одно - будет повод, чтобы вернуться!
    Ведь Псков - недалеко от Питера. Находящийся в тени Великого Новгорода (там даже население чуть больше), проигрывая почти во всем ближайшему соседу, Псков обладает и собственными козырями. Например, Троицкий собор выглядит куда значительней, чем любой новгородский. А Кром куда более могуч, чем новгородский Кремль.
    Словом, в Пскове есть, что посмотреть! А значит, есть, за чем приезжать! Чего вам и желаю!
    Только познавая новое, можно почувствовать течение жизни, наполнить ее смыслом, обогатить уникальным опытом.
    Пусть былое величие Пскова станет для открытых душ величием настоящего!

    ***

    Вечерняя прогулка получилась вялой. Однако я всё-таки решил ее описать: отчасти для завершенности путешествия, отчасти из-за стремления к реализму.
    Итак, в последний момент идея поехать на улицу Рокоссовского для изучения новых мест была отброшена. Вместо этого друзья решили прогуляться по улице Некрасова, дабы подробней рассмотреть Поганкины палаты. Пошли по Октябрьскому проспекту в сторону Крома. В стенах крепости с обеих сторон обнаружились кафе.
    [Вспомнился подслушанный сегодня днем разговор.
    Голос из автомобиля:
    - Здравствуйте. Я в Пскове. Осмотрел Кремль. Какой еще из храмов вы посоветуете для осмотра?
    Вопрос воистину глупый: в Пскове около ста церквей, и все заслуживают внимания!]
    По Октябрьскому добрели до Некрасова. Свернули: чистая улица с интересными зданиями. Например, городская администрация, дом 22: на входной двери изображен герб города. Из открытого окна доносились начальственные крики с преобладанием мата.
    - Стиль управления за тысячу лет не изменился, - заметил я.
    За горадминистрацией располагалась Дума. Возле здания стояло несколько человек в костюмах. У одного в руках была папка с документами.
    ("Я не гад, я - делегат, - вспомнилась мне детская частушка: - А делегатов расстреливают из автоматов").
    Далее мы увидели музей: центральный вход, постройка 70-х годов. Затем открылись массивные и непритязательные Поганкины палаты.
    - А знаешь ли ты, что в XVII веке это было самое большое здание в Пскове? - Я вспомнил путеводитель. - Но куда любопытней история фамилия Поганкин...
    - Может, он поганки в лесу собирал? - предположил мой друг.
    - Есть много версий, - ответил я. - Одна звучит так: приехал в Псков Иван Грозный. Собрал богачей и стал требовать денег. Тут вышел предок Поганкина и спросил: "Сколько же тебе надо, государь?" "Ах ты, поганый! - закричал в ответ Иван Грозный. - Разве ты можешь дать мне столько, сколько мне нужно?" Но это лишь один из вариантов... Говорили, что Поганкин торговал звериными, дурно пахнущими, шкурками. Поэтому и получил свое прозвище.
    - Живодеров не терплю, - признался Паумен.
    - В народе об этих палатах ходила дурная слава, - продолжил я. - Поговаривали, будто купец Сергей Поганкин держал в своих подвалах неимущих должников в цепях. И еще одна легенда: жена Поганкина пожалела кого-то из этих несчастных, протянула сквозь прутья решетки корку хлеба, за что жестокий муж привязал ее к крупу бешеной кобылы, да и пустил их в поле.
    - И как это Поганкину сошло с рук?! - воскликнул Паумен.
    - В том-то и дело, что ничего такого не было! - объяснил я. - Судя по оставшимся документам, настоящий Сергей Поганкин был трудолюбивым и достойным человеком. Прожил очень длинную по тем временам жизнь - 80 лет, и всё это время приумножал свое богатство. Входил в состав гостиной сотни - самых богатых купцов России...
    - Всё ясно! - перебил Паумен. - У нас в стране и много веков назад чужое богатство вызывало зависть! Поэтому на Поганкина и возводили напраслину: ведь проще считать богача злодеем, нежели тружеником, честно добившимся успеха...
    Друзья миновали несколько отреставрированных зданий - еще один уголок образцово-показательного Пскова на фоне серой однообразности.
    - Дождемся ли мы, когда весь центр станет таким? - спросил я.
    Паумен не ответил. Мой друг чувствовал усталость и пребывал в том редком настроении, когда ничего особо не хочется.
    - Я устал, - объяснил мой товарищ. - Понимаю, что сегодня - последний день путешествия и, может быть, лета. Но такое уж у меня настроение. Ведь мне уже не 25, и даже не 35. Конечно, если сейчас выпить, то можно искусственно взбодриться, но раз мы не пьем, надо воспринимать реальность такой, какая она есть.
    Мы свернули на Советскую, прошли мимо магазина "Магнит" и приземлились на скамейку напротив Василия на Горке. Василий, как и полагается, был великолепен.
    Сначала друзья хотели попрощаться с Кромом и Ольгинским мостом. Затем предпочли прогуляться по Октябрьскому в сторону гостиницы. Полюбовались красивым парком - прогулочной зоной от Василия в сторону Ботанического сада.
    - В 2001 году ее еще не было, - сообщил я.
    Миновали фигуру Кузнеца. К сожалению, сняться на ее фоне не получилось: памятник оккупировал мужчина с ребенком.
    - Надо иметь больше таких скульптур в центре, - произнес Паумен. - Как в Нижнем Новгороде.
    Рассмотрели в деталях храм Анастасии Римлянки. Зашли в магазин "Книжица". Думали, он - сувенирный, а оказался - просто книжный. Там мы обнаружили раритетный труд Дмитрия Медведева "Национальные приоритеты". Всего за двести рублей: огромный гроссбух, которым можно гвозди забивать.
    - Ему написали, - предположил я.
    - Но у него высшее образование, - возразил Паумен. - Он кандидат наук. Вполне мог и сам написать.
    - Когда? - спросил я. - Будучи премьером, он каждый день выступал то в одном месте, то в другом. На заводе, в шахте, библиотеке, в тайге. К каждому мероприятию ему писали двадцатиминутную речь. Вот кто-то мозговитый собрал из этих речей главное, классифицировал и получился "кирпич". Конечно, я не могу утверждать это наверняка, сначала надо хотя бы по диагонали ознакомиться с монографией. Но, полагаю, что это очень скучно. Так что, Медведев, скорее всего, только роспись поставил в этой книге.
    Путешественники дошли до кафе Traveller. В таком же мы обедали во Владимире. Оказалось, в помещение только завезли мебель. Кафе не работало.
    - Зачем тогда вывеску раньше времени повесили? - пробурчал я.
    Друзья заглянули в кафе-подвальчик в том же доме.
    - А какое название? - спросит любознательный читатель.
    - Не запомнил, - отвечу я. - Но там обслуживали "бархатные" люди.
    Таким образом, всплыло и название! "Бархат", на Октябрьском проспекте, недалеко от Летнего сада.
    Для разнообразия мы заказали блины и чай с чабрецом.
    Кафе было оформлено стильно: три отдельных кабинки-беседки для кальянов, игровой стол для покера, мозаичные лампочки на стенах...
    - Видно, что люди вложили в кафе душу, - заметил я. - А ведь это не гарантирует, что заведение будет приносить прибыль. Нужна грамотная реклама, ответственный персонал.... В этом смысле писателю проще. Не создавая материальных ценностей, просто наполнив словами бумагу, он, тем не менее, выпускает в свет, в мир - нечто законченное и емкое - что можно читать и перечитывать. И кроит по своим, лишь ему известным, законам, тоже вкладывая душу, но результат зависит только от него...
    - Ты о своих записках? - спросил Паумен.
    - Именно! - подтвердил я. - Псковское путешествие хочется закончить нестандартно. Давай, мы с тобой так и будем здесь сидеть в ожидании блинов!
    - То есть, останемся в Пскове? - уточнил мой друг.
    - Мы реальные, к сожалению, уедем, - пояснил я. - А персонажи останутся.
    - Давай! - согласился Паумен.
    Так мы и поступили.
    Реальные Паумен и Гризли отправились в гостиницу - паковать вещи и собираться в Питер, а литературные герои продолжили сидеть в кафе "Бархат" в ожидании чая и блинов. Они и сейчас там сидят.
    И даже если кафе "Бархат" закроется, наши персонажи там останутся, ибо это - литература, у которой - свои законы....
    Читайте, пишите, творите, дышите!
    Будет возможность, приезжайте в Псков!
    Заходите и в бархатное кафе: не исключено, что мы там с вами встретимся!

    Приложения:

    Приложение 1: Воспоминания кучера Пушкина.

    Пётр Парфёнов (в Михайловском - кучер Пушкина) так рассказывает о своём хозяине: "Наш Александр Сергеевич никогда помещичими делами не занимался: всем староста заведовал; а ему, бывало, всё равно; хошь мужик спи, хошь пей; он в эти дела не входил, а жил в одной комнате (в одно окно, небольшая, квадратная): тут у него столик был под окном. Коли дома, так всё он тут, бывало, книги читал, и по ночам читал: спит, спит, да и вскочит, сядет писать; огонь у него тут беспереводно горел".
    "С ним (в Михайловском) жила и няня его, Арина Родионовна. И он всё с ней, коли дома. Чуть встанет утром, уж и бежит её глядеть: "Здорова ли, мама?" - он её всё мама называл. Днём-то он мало дома бывал; всё больше в Тригорском (соседнем селе), у Осиповой-то, уйдёт туда с утра, там и обедает, ну а к ночи уж завсегда домой".
    "Ходил он этак чудно: красная рубашка на нём, кушаком подвязана, штаны широкие, белая шляпа на голове; волос не стриг, ногтей не стриг, бороды не брил - подстрижёт эдак макушечку, да и ходит. А то придёт в народ, сядет с нищими у монастыря и сидит, слушает их стихи и песни. Палка у него завсегда железная в руках. А не то дома вот с утра из пистолетов жарит, вот тут, за баней, да раз сто эдак и выпалит в утро-то. Пистолеты называл своей утехой. А вот охотиться не охотился...".
    "По утрам зимой обливался холодной водой: в нетопленой бане".
    "После отъезда его (из Михайловского) в Петербург мы ему туда книги возили отсюда. Помнится, мы на двенадцати подводах везли; двадцать четыре ящика было; тут и книги его, и бумаги были".
    Взято отсюда - http://www.proza.ru/2013/04/05/573
    Замечу, что воспоминания кучера не оставляют и камня на камне от вымышленного Гейченко "кабинета поэта". Стол у Пушкина был у окна, комната маленькая. В общем, правду о Пушкине искусно скрывают!
    P.S. Для любителей глубины еще один первоисточник - http://znanija.com/task/748878.
    Школьное сочинение на тему Пушкина и Гейченко. Цитата (напоминает Маяковского: "Двое в комнате: я и Ленин"): "Директор заповедника вновь садится у окна с видом на Сороть. На столе - очередная рукопись, письма, книги. И может быть, в этот час незримо и привычно входит сам Александр Сергеевич. Сбросив шубу, протягивает к пылающей печурке озябшие руки. И у них идет беседа, начавшаяся еще тогда, когда хранителю Пушкиногорья было чуть больше сорока".

    Приложение 2: Инфа из инета о доме Довлатова и "заповедном" периоде Сергея Донатовича.

    Указаны ссылки на первоисточники.
    Актуальная информация - группа в "Конктакте": http://vk.com/domdovlatova

    http://www.pskov.aif.ru/culture/event/143863
    2009-09-16
    Для тех, кто не читал знаменитую теперь повесть "Заповедник", видимо, будет интересно узнать, что её автор - выдающийся русский писатель Сергей Донатович Довлатов в конце 70-х, перед тем как эмигрировать в США, пару летних сезонов отработал в Пушкиногорском заповеднике. Его впечатления и легли в основу этой на редкость пронзительной по эмоциональному настрою книги. С момента её выхода в свет прошло много времени, однако дом в деревне Берёзово (это буквально в десяти минутах ходьбы от посёлка), где снимал комнату опальный питерский журналист, сохранился. Уже в те времена его можно было назвать довольно ветхим. Когда его стали продавать, то цена строения была совсем небольшая. Так дом обрёл нового хозяина, которым стала пенсионерка из Москвы, в прошлом преподаватель русского языка Вера Сергеевна Халюзева. Только вступив в его полноправное владение, она узнала о том, что во времена оно здесь жил писатель Сергей Довлатов.
    - Удивительно, но интерес к этому человеку и его творчеству не ослабевает, - продолжает Вера Сергеевна. - Я даже завела специальную тетрадку, где отмечаю, кто приезжает сюда. География самая широкая: Карелия и Центральная Россия, Москва и Питер. В этом сезоне побывали даже гости с Камчатки!
    Между тем с годами дом продолжает ветшать, а сил (и главное - средств) уже не хватает. Первый раз решение продать его возникло года три года назад от... отчаяния, когда от непрерывных дождей неожиданно потекла крыша. Спасибо, что нашлись местные доброхоты и помогли, однако в этом году Вера Сергеевна всё-таки решилась окончательно.
    - Уверена, что эту, как говорят здесь, "меморию" нужно сохранить в первозданном виде и со временем создать на его основе новый литературный музей. Чтобы претворить эту идею в жизнь, нужны значительные средства, современные материалы и, конечно же, желание. Согласитесь, что простой российской пенсионерке это не под силу, - комментирует своё решение наша собеседница.
    Тут же следует добавить, что этим предложением заинтересовались некоторые из членов Клуба любителей Пушкиногорья (есть такая общественная организация), интересы которого в данном случае представляет помощник губернатора Псковской области по культуре И. Гаврюшкин. Правда, сам Игорь Валерьевич очень сдержанно откликнулся на предложение сообщить подробности предстоящей покупки, сказав лишь, что "не очень понятна цена вопроса".
    - К нам на самом деле поступило такое предложение от Веры Сергеевны, но детально мы его ещё не прорабатывали. Поэтому что-то загадывать, планировать на перспективу, прямо скажу, рановато, - откликнулся он.

    http://www.vokrugsveta.ru/
    2009-09-03
    Дом в Пушкиногорском районе Псковской области, в котором жил Сергей Довлатов, может быть продан, передает НТВ. Сергей Довлатов жил в этом доме, работая экскурсоводом в Пушкиногорском заповеднике, в конце 70-х годов, перед тем как эмигрировать в США. Впечатления писателя легли в основу повести "Заповедник". Нынешняя владелица ветхого деревянного строения, пенсионерка из Москвы, в прошлом преподаватель русского языка Вера Сергеевна Халюзева, надеется выручить от продажи домика $30 тысяч. Несмотря на неоправданно высокую цену для ветхой постройки, покупатели уже нашлись. Клуб любителей Пушкиногорья хочет приобрести историческое строение, чтобы организовать небольшой музей. Однако глава Пушкиногорского района Римма Бурченкова настроена скептически, передает "Псковская лента новостей". По ее мнению, для того, чтобы создавать в доме музей Сергея Довлатова, нужно серьезно подумать, откуда взять деньги и людей, которые будут в нем работать. Кроме того, требуется продумать концепцию будущего музея: как пойдет экскурсионный рассказ, куда пойдут посетители музея, где размещать экспозицию. Римма Бурченкова считает, что судьбой дома должна заниматься специальная комиссия, очевидно Фонд Довлатова, а также люди, которые его когда-то знали. А администрация Пушкиногорского района, в свою очередь, готова оказать содействие тем, кто возьмется за создание музея. Глава района также предлагает подумать над тем, чтобы устроить какую-нибудь экспозицию в ресторане "Витязь", который очень любил Довлатов. Но для всего этого нужна группа неравнодушных людей, вероятно, этим должен заниматься опять же Фонд Довлатова. Сергей Донатович Довлатов умер 24 августа 1990 года в Нью-Йорке. Писатель иронически воссоздавал абсурдную советскую действительность и жизнь русской эмиграции. За двенадцать лет жизни в эмиграции издал двенадцать книг, которые выходили в США и Европе. В СССР писателя знали по самиздату и авторской передаче на радио "Свобода" в 1980-х годах

    http://rg.ru/2010/08/24/reg-szapad/dovlatov.html
    2010-08-24
    Дому, где писатель жил, когда водил экскурсии по Пушкинскому заповеднику "Михайловское", уже без малого сто лет. Он чудом пережил пожары, ураганы, неоднократные попытки сноса и все еще держится, хоть и ветшает с каждым годом все больше. О том, чтобы превратить "дом Довлатова" в музей или хотя бы в полноценный экскурсионный объект, в заповеднике думали уже давно. Не получалось.
    - На то есть две причины, - с сожалением объясняет заместитель директора "Михайловского" Елена Ступина. - Во-первых, Министерство культуры не позволит нам взять на баланс такой аварийный объект. Во-вторых, еще несколько лет назад мы хотели создать экспозицию, посвященную Довлатову, и обратились к вдове писателя с просьбой предоставить какие-нибудь его вещи. Та отказалась, причем в категоричной форме: "Ни о каком музее Довлатова в "Советском Союзе" не может быть и речи". Сложно создавать музей без личных вещей героя. Помните, как у Довлатова в "Заповеднике": "Так всегда и получается. Сперва угробят человека, а потом начинают разыскивать его личные вещи"...
    По сути, музей Довлатова уже существует. Семнадцать лет назад самый страшный дом в Березине купила москвичка Вера Хализева - для того, чтобы приезжать сюда на лето. Благодаря этой умнейшей и интеллигентнейшей женщине дом остался в точности таким же, как был в 1977 году - на радость отбившимся от групп туристам, которые приходят сюда буквально каждый день. В свое время Вера Сергеевна хотела поставить указатель "Дом Довлатова", но соседи почему-то воспротивились. Впрочем, поклонники писателя все равно находят дорогу - несмотря на то, что в повести деревня Березино закамуфлирована под Сосново.
    Этим летом Вера Сергеевна решила продать дом - возраст берет свое, ухаживать за развалюхой и каждый год ездить из Москвы в Пушкинские горы становится сложно. Покупателя выбирала долго и придирчиво, стараясь передать дом достойным преемникам.
    Такие люди нашлись, "дом Довлатова" покупают четыре единомышленника: Юрий Волкотруб, Анатолий Секерин, Игорь Гаврюшкин и Алексей Власов. Они обещают не только сохранить хибару в ее нынешнем виде, но и, возможно, создать здесь музей писателя.
    - Цель номер один - спасти дом, не дать рассыпаться этой избушке, но в то же время оставить именно в таком ветхом состоянии. Как нельзя выпрямлять падающую Пизанскую башню, так нельзя и позволять дому Довлатова молодеть, иначе пропадет весь кайф, - говорит Волкотруб. - Когда мы выполним задачу-минимум, сохранив дом как достопримечательность, можно будет строить дальнейшие планы, искать пути сотрудничества и разрабатывать концепцию его существования. Будет возможность создать музей - значит появится музей. Не исключено даже, что он будет посвящен не одному Довлатову, а целому поколению писателей-восьмидесятников.
    Тем временем в "Михайловском" собираются запускать новый экскурсионный маршрут - Довлатовский. Он будет включать в себя классический обзор Пушкиногорья - такой, по которому водил туристов Сергей Донатович, плюс посещение его дома. Ну и описанные в повести злачные места - рестораны "Лукоморье" и "Витязь" - никуда не делись. Говорят, даже особенности тамошнего обслуживания остались прежними, несмотря на прошедшие три десятка лет.
    Подъезжая к Березину, мы перечитывали "Заповедник": "Дом Михал Иваныча производил страшное впечатление. На фоне облаков чернела покосившаяся антенна. Крыша местами провалилась, оголив неровные темные балки. Стены были небрежно обиты фанерой. Треснувшие стекла - заклеены газетной бумагой. Из бесчисленных щелей торчала грязная пакля".
    Местные жители утверждают, что за последние тридцать три года дом не изменился. Если так, то писатель, пожалуй, был даже мягковат. Дом ужасен невообразимо - настолько, что в этом совершенном, безукоризненном уродстве постепенно начинаешь находить своеобразное очарование. Со стен свисают многослойные лохмотья обоев и налепленных поверх них рваных школьных карт. Половицы вразнобой подскакивают, и при каждом шаге дряхлое строение ходит ходуном. Разбухшие от влаги углы покрыты черной плесенью. Причудливо провисающий потолок залатан во многих местах листами картона и настолько низок, что мы то и дело задеваем его головой. Высоченному Довлатову приходилось здесь ходить, сильно пригнувшись.
    - О том, что это дом, в котором жил Довлатов, мы узнали на второй год после того, как сняли его, - рассказывает Вера Сергеевна. - Однажды с дочерью вернулись из леса и ужинали вместе с хозяйкой Евдокией только что собранными грибами, под водочку. Дочь и говорит: "Тут так хорошо пьется. Не бывал ли здесь писатель Сергей Довлатов?". "Сережка-то? Да он здесь жил!". Оказалось, что наша хозяйка - сестра того самого Михал Иваныча Сорокина. Только на самом деле его звали Иван Федорович Федоров. А со временем мы купили дом у его вдовы Елизаветы - Лизки из "Заповедника".
    За проведенные здесь годы Вера Сергеевна "опоэтизировала" комнату, где жил Довлатов - сухие букеты, шкафы с книгами и посудой, рассыпанные по столу ароматные яблоки. Но кровать осталась та же самая, на которой в свое время спал писатель. И стоит на том же месте. Прежняя хозяйка Евдокия даже убеждала Веру Сергеевну спать головой к окну, как это делал Сергей. Обшарпанные скамейка и табурет - тоже с тех времен. На тесном подоконнике приткнулся неровный осколок зеркала с осыпавшейся амальгамой - глядя в него, Довлатов брился. Если это музей, то самый неформальный из всех.
    К стене кнопками прикреплена фотография Сергея Довлатова в "Михайловском", сделанная в 1977 году Валерием Карповым. В "Заповеднике" он - Валерий Марков, колоритный фотограф-пропойца и "злостный нарушитель общественного покоя". Сам Валерий умер три года назад. Рядом на стене - увеличенные снимки хозяина дома и его родственников. Взяв на себя роль хранительницы музея, Вера Сергеевна изучила историю дома и судьбы его обитателей.
    По настоянию внука в 2001 году Хализева завела тетрадь для отзывов. Среди многочисленных почти одинаковых благодарностей на ее потрепанных листах выделяется короткая запись, сделанная неуклюжим почерком восьмилетней девочки: "Я думала, что щели в полу другие".
    - Ну, помните, у Довлатова - щели, через которые заходили бездомные собаки. Почему-то все ими очень интересуются, - объясняет Вера Сергеевна.
    Щели, к слову, в наличии, и собаки, действительно, запросто могли бы наведываться в дом, если бы хозяйка не прикрыла их фанерой.Из дома напротив приходит Анатолий - племянник Ивана Федоровича и Толик из "Заповедника", щуплый мужчина с подвижным морщинистым лицом, работающий в местной похоронной конторе. Он садится на корточки у стены дома, не спеша закуривает и с удовольствием вспоминает:
    - Вот на этом месте завалина была. Культурная такая завалина. Мы на ней с дядькой и Серегой, бывало, сядем, выпьем и говорим...
    - О чем?
    - Ну дык... Как о чем? Знамо дело, о бабах.
    Пока мы накрываем во дворе стол, отовсюду выскакивает еще много довлатовских мелочей.
    - Берем стол, тащим через эту дверь. Ее в "Заповеднике" мой дядька с разбегу ногой вышиб, помнишь? - с гордостью комментирует Анатолий. - И скамью бери. Да не ту, а драную, довлатовскую. Ставим под яблоней. Серега ее в книге тощей назвал, а сейчас она уже выросла и постарела, яблок в этом году почти не дала.
    Потом мы долго сидим в сгущающихся сумерках, и заедая водку пригоршнями холодной брусники, Анатолий старательно вспоминает все, что связано с Довлатовым:
    - Боялись его все. Бывало, идет по деревне, огромный такой, люди шарахаются - мало ли. У него ж кулак размером с мою голову был. Хотя не обижал никого, худого не скажу. Но однажды мы с дядькой чуть не подрались - так он подошел и разнял нас за шкирки, как котят. Сам был сумрачный такой, не улыбался никогда. Это потому что не понимали его и не ценили. А человек был хороший... Однажды жена его приехала - ох, они и поскандалили, весь вечер кричали, дядька в дом заходить боялся. А утром Серега выскочил на крыльцо, весь взъерошенный, страшный, как медеведюга! Уже потом, через много лет я прочитал, что это жена его в Америку звала, а он отказывался.
    О том, что рядом с ним жил писатель, Анатолий узнал только в 1990 году - по телевизору сказали, что умер Сергей Довлатов, и показали знакомое лицо. Тогда же прочел "Заповедник" и пришел в восторг. Других книг бывшего соседа не осилил, но эту выучил почти наизусть.
    - Все в точности так и было. И дядька, и я, и фотограф Валерка - как живые. Для меня знаешь что больше всего удивительно? Серега ведь никогда ничего не записывал. Выходит все-все, что мы говорили, запоминал? Вот это, я понимаю, человечище!
    Под конец расчувствовавшийся Анатолий уходит к сараю плакать. Вера Сергеевна тоже не скрывает грусти: жалко оставлять дом, в который столько вложено. Боязно за его судьбу, хоть, вроде бы, и в хорошие руки передается. Символично, что прощание с домом проходит накануне 24 августа, двадцатилетия со дня смерти Сергея Довлатова. Вера Сергеевна еще успеет отметить здесь день рождения писателя 3 сентября - и вернется в Москву.

    http://www.rg.ru/2014/07/02/reg-szfo/dovlatov-anons.html
    2014-07-02
    В деревне Березино Псковской области откроется мемориальный объект, посвященный памяти Сергея Довлатова. В неформальный музей превратился дом, который писатель увековечил в своей повести "Заповедник".
    Неприглядному деревянному строению уже больше ста лет. Здесь писатель снимал комнату летом 1977 года, когда водил экскурсии по Пушкинскому заповеднику "Михайловское". В начале 90-х дои купила москвичка Вера Хализева. Она по мере сил ухаживала за домом и старалась поддерживать его в том же состоянии, в каком он бы 1977 году, - на радость случайным туристам и поклонникам творчества Довлатова.
    В 2010 году Вера Сергеевна решила продать здание. Каждый год ездить из Москвы в Пушкинские горы пожилой женщине стало сложно. Покупатели - группа энтузиастов во главе с известным петербургским реставратором Юрием Волкотрубом - решили превратить дом в своеобразный мемориал. Слово "музей" новые владельцы не любят.
    - Возможно, когда-нибудь дом и станет музеем, но пока это памятное место, посвященное Довлатову и его эпохе, - поясняет Юрий Волкотруб.
    Перестраивать избушку не стали, лишь укрепили деревянное здание незаметным металлическим каркасом и облагородили территорию. Внутри сделали небольшой косметический ремонт - убрали плесень с углов и лохмотья обоев. Но дух "развалюхи" остался прежним.
    - Экспозицию составляют вещи, которыми пользовался писатель - металлическая кровать, умывальник, неровный осколок зеркала, - рассказывает Юрий Волкотруб. - Плюс мы добавили несколько предметов, характерных для 60-70 годов прошлого века, а в прихожей повесили иллюстрации к повести "Заповедник" в исполнении замечательного художника Игоря Шаймарданова. Но самый главный экспонат - это сам дом. Он остался таким, каким его застал Довлатов.

    http://www.sergeidovlatov.com/news/2014/07/04/173
    2014-07-04
    4 июля в деревне Березино Пушкиногорского района Псковской области, где в 1977-78 годах снимал комнату у "дяди Миши" автор "Заповедника", состоялось повторное (после 3 сентября 2011 года) открытие частного дома-музея Сергея Довлатова.
    В деревне Березино повторно открыли дом-музей Сергея Довлатова
    По словам одного из доброхотов и инициаторов проекта Юрия Волкотруба, известного питерского реставратора, "идея создать этот своеобразный мемориал возникла не вчера":
    'Три года назад группа таких же, как и я, энтузиастов решила вернуть истории дом Довлатова. С этой целью у тогдашней владелицы участка Веры Сергеевны Халюзевой его выкупили. Уже во времена Сергея строение было в ужасающем состоянии, и с тех пор практически не ремонтировалось. Поэтому нашей задачей было его не перестроить, а сохранить своеобразную довлатовскую ауру'.
    Юрий Васильевич сразу предупреждает, что при создании экспозиции большее внимание акцентировалось на творчестве писателя, обходя, так называемые, "свинцовые мерзости жизни". Немало хлопот доставило и само строение, которому уже больше 100 лет. Чтобы удержать его от разрушения, в него был заведен металлический каркас - посетители его даже не заметят. Помимо этого участок облагородили, появилась избушка для смотрителя, небольшая стилизованная эстрада. Одновременно шла работа по подготовке экспозиции.
    4 июля также состоялась презентация нового туристического маршрута "Дом Довлатова в 'Заповеднике'". Плата за вход, по словам Валерия Костина, директора идеи "Довлатовского дома", будет чисто символическая - 100 рублей. Вырученная сумма пойдет на поддержание участка в порядке, содержание строений и оплаты работы смотрителя. К слову сказать, эти обязанности возложены на Михаила Пестова - человека, хорошо известного в питерских рок-н-рольных кругах.
    Каким будет музей и в чем будет заключаться его культурно-образующая функция? Ответить на эти вопросы затрудняются даже авторы проекта. По мысли Юрия Волкотруба, не следовало бы замыкаться на писателе Довлатове:
    'Мне лично близка мысль о том, чтобы создать здесь некий центр советской культуры (все-таки это была наша молодость), сделав акцент на 1960-80-е годы, когда творил Сергей Донатович. Однако могут возникнуть и другие предложения, поэтому в рамках церемонии открытия мы планируем провести "круглый стол". Принять в нем участие мы приглашаем деятелей культуры, которые также смогут помочь в формировании концепции будущего центра. Мы будем рады любой плодотворной идее!'
    Разделяет такую позицию и известный российский критик Валентин Курбатов, который считает, что "в формировании нового музейного центра следует уйти от нежелательных противопоставлений...":
    'Насколько я знаю, интересные предложения на этот счет есть у директора Пушкинского музея-заповедника Георгия Васильевича, который, думаю, готов поделиться своими мыслями. Но в целом идею доброхотов не поддержать нельзя, и я с удовольствием принял приглашение побывать на этом, как теперь модно говорить, перфомансе. Многое жду и от "круглого стола", который, думаю, поможет устроителям музея в их будущей работе'.

    http://www.5-tv.ru/news/86392/
    2014-07-07
    Туда стремятся все, кому дороги печальные и смешные герои произведений Довлатова. Теперь дом отреставрировали энтузиасты, а по соседству, кстати, до сих пор можно встретить тех, с кого писатель срисовывал свои истории. Наш корреспондент Елена Норкунайте побывала на первой экскурсии.
    Дом, в котором писатель жил, едва ли музей, скорее, место особого поклонения. То самое, что так красочно описано в почти автобиографичной довлатовской повести "Заповедник".
    Толик с Сергеем Довлатовым познакомился на ступеньках этого дома, тогда принадлежавшего родному дяде. А вот Анатолию Федорову, даже и не скажешь, что сейчас шестьдесят два. Но речь все та же, - оригинальная, деревенская. И внутренний свет дома, в котором Довлатов снимал комнату, музейные идеологи попытались сохранить.
    Валерий Костин, директор дома-музея Сергея Довлатова: "Мне кажется, здесь есть та атмосфера, где писатель создавал свои произведения кровью. Все говорят, что произведение "Заповедник", смешное, что в нем много юмора, что в нем много разного рода анекдотов и метких словечек. А, мне кажется, это произведение человека, находящегося в крайней депрессии".
    Вспомнят ли об этом, в сутолоке первой экскурсии. Портреты Мао Цзэдуна и Гагарина, пила "Дружба", стол писателя, - тогда еще и ленинградского экскурсовода по пушкинским местам.
    Александр Фащенко, водитель автобуса: "Вообще, он был высокий человек. Как он здесь находился? Такой, сразу первый вопрос".
    Лариса Селезнева: "У меня эмоции какой-то такой душевной теплоты, и воспоминания. Потому что я сама - здесь по соседству. Из деревни Воронич. Заканчивала здесь школу, и еще ходила, бегала, на экскурсии".
    И вот она - ностальгическая встреча в комнате, где жил Довлатов. Экскурсовода Владимира Герасимова, по повести - Митрофанова, - снова слушают все, затаив дыхание. А он отвечает, на любые вопросы.
    Владимир Герасимов: "А тут вообще крысами все кишело. Много крыс было? Ой, очень много".
    Повесть "Заповедник" действительно сделала это место в какой-то степени мифотворческим. И не принципиально, так ли уж похожа деревня Сосново на свой прототип - Березино. Особенно в мелочах.
    Поклонники Довлатова, выйдя из дома, где жил писатель, прокладывают свои экскурсионные маршруты. Тем более, что размеры Пушкинского заповедника этому способствуют, Вот, например, та самая тропинка, уже из заповедника Довлатовского, через поля ведущая к турбазе и экскурсионному бюро. А это тот самый лес, и, возможно, те самые дали, которые так нравятся впечатлительным туристам.

    http://pskov.kp.ru/daily/26254.3/3133170/
    2014-07-0
    9В 1991 году ветхое строение прибрела московская дачница Вера Халюзева. Оформляя (всего 500 "зеленых"!) недвижимость, она даже не предполагала, кто здесь жил. Со временем узнала фамилию "Довлатов", перечитала его книги и, наконец, поняла, почему на окраину Березино так часто приходят люди.
    -Особенно летом от диких туристов отбою не было. Некоторые могли прийти и робко попросить разрешение заглянуть внутрь строения, чтобы увидеть мемории довлатовской поры: легендарную кровать, шкаф, обломок разбитого зеркала, куда по утрам заглядывала помятая физиономия постояльца, - поделилась хозяйка.
    А три года назад прибыли граждане из Петербурга и попросили продать домишко. Еще больше удивилась Вера Сергеевна, когда была названа семизначная цифра за (будем говорить прямо) откровенную рухлядь. Впрочем, сделка в скорости была оформлена, и Вера Сергеевна отбыла в первопрестольную, а в Березино началась работа по сохранению дома и всего, что связано с именем и творчеством Сергея Довлатова.
    Среди авторов проекта был известный питерский кузнец, гончар и галлерист Юрий Волкотруб. По его словам, главной задачей было спасение дома. К моменту купли-продажи потолок на половине, где жил когда-то писатель, подпирали несколько крепких сосновых бревен, печка оказалась практически разрушенной. Ветхая проводка не выдерживала, постоянно вылетали пробки, поэтому чудом было уже то, что дом не выгорел.
    Укрепили фундамент, поставили открытый павильон для гостей, соорудили времянку для смотрителя. Но главное сохранили дом.
    - Думаю, не следует замыкаться на писателе Довлатове. Мне близка мысль о том, чтобы создать здесь некий центр советской культуры, сделав акцент на 60-80-е годы, когда творил Сергей Донатович, - заявил на открытии директор Пушкинского заповедника Георгий Василевич.
    Между тем пока концепция музея до конца не выработана. Директор Довлатовского дома, известный питерский поэт Валерий Костин опасается, что домишко не выдержит большого потока туристов. А потому любое предложение взвешивается несколько раз. Пока удалось достичь главной цели - отстоять у времени местечко, связанное с именем писателя. Будет куда приходить читателям Довлатова.

    http://www.rg.ru/2014/07/31/dovlatov.html
    2014-07-31
    Оказалось, что наша хозяйка - сестра того самого Михал Иваныча Сорокина. Только на самом деле его звали Иван Федорович Федоров. А со временем мы купили дом у его вдовы Елизаветы - Лизки из "Заповедника".
    К роли владелицы довлатовского дома Вера Сергеевна подошла со всей ответственностью. Раздобыла и прикрепила на стену фотографии прототипов повести, на подоконник приткнула неровный осколок зеркала, глядя в которое брился писатель, и даже на старую панцирную кровать в дальней комнате старалась ложиться так, как это делал Довлатов, - головой к окну. Евдокия научила.
    Хотела даже поставить указатель "Дом Довлатова", но односельчане почему-то воспротивились. Впрочем, туристы все равно находили дорогу, несмотря на то что в повести деревня Березино закамуфлирована под Сосново. Добровольная хранительница в дом всех пускала, денег, разумеется, не брала и, как положено в настоящем музее, завела книгу отзывов. То есть потрепанную общую тетрадь, потому что настоящая книга - это было бы для довлатовской хибары слишком пафосно.

    Из книги Анны Коваловой и Льва Лурье: "Довлатов" - http://coollib.net/b/188380/read
    Людмила Тихонова: "К повести Довлатова в Заповеднике отнеслись по-разному. Некоторые люди были смертельно обижены и оскорблены, другие - нет. Я, например, считаю эту повесть глубоко символической. Там не сказано, что имеется в виду именно наш заповедник. Может быть, этот образ символизирует всю нашу страну. Семену Степановичу Гейченко дали эту книгу почитать в КГБ. Рассказывали, что он отреагировал так: "Питался, питался, обосрал все и уехал". Он очень близко к сердцу принял довлатовскую повесть".

    http://archive.svoboda.org/programs/otbl/2005/otbl.082105.asp
    2005-08-21
    Вспоминая Довлатова
    Автор и ведущий Иван Толстой

    Иван Толстой: Сегодня в нашей петербургской студии историк Владимир Герасимов, о Довлатове никогда не писавший, но знавший Сергея Донатовича очень хорошо.
    Владимир Васильевич, Вы работали с Сергеем Довлатовым бок-о-бок в Пушкинском Заповеднике. Вы там и познакомились?
    Владимир Герасимов: По-настоящему, коротко, мы с ним познакомились в 1976 году, когда мы целый сезон работали в Пушкинском заповеднике в Пушкинских Горах и виделись каждый день.
    Иван Толстой: Так что же это оказался за человек? Каким вы его запомнили?
    Владимир Герасимов: Первое, что я могу сказать о Довлатове-экскурсоводе, а надо сказать, что писателя Довлатова знает весь мир, а экскурсовода Довлатова, пожалуй, я, и наш общий друг Андрей Юрьевич Арьев. Там же все лето прожила дочь Довлатова Катя, сейчас уже солидная дама. Первое, что мне запомнилось, причем, с очень хорошей стороны, это его серьезное отношение к делу. Он никогда не халтурил, что экскурсоводам иногда бывает свойственно. Нельзя сказать, чтобы эта работа была его призванием. Его призванием была литература. В Пушкинских Горах он спасался от ленинградских литературных и окололитературных дрязг и, кроме того, он туда уезжал, чтобы не мозолить глаза КГБ. Хотя КГБ за ним там поддерживало наблюдение. К работе он относился весьма серьезно, старался глубоко изучить материал.
    Помню, как мы однажды с Андреем Арьевым сидели и натаскивали его на Тригорское. Рассказывали ему, в какой комнате что надо говорить. Помню, что по поводу одной комнаты я заметил, что вот здесь можно было бы еще сказать то-то и то-то, но я обычно этого не говорю, просто времени не хватает. Довлатов замахал руками и сказал: "Ну, если ты этого не говоришь, то я даже не имею права этого знать".
    Он изобразил меня в своей повести "Заповедник" в виде Володи Митрофанова. Честно говоря, обиды большой не было. Я потом скажу, почему я не обиделся, хотя изобразил он меня в довольно непривлекательном виде. Мне как-то попалась в руки книга о Довлатове, там был раздел об этой повести, и, в частности, был упомянут "гениальный бездельник Володя Митрофанов". Я вздохнул с облегчением, потому что это далеко не худшее, что можно было обо мне сказать.
    Действительно, Довлатов хорошо изучил тамошний материал, он обладал очень хорошей памятью, все легко схватывал, никогда не халтурил, всегда все рассказывал как надо. Очень благожелательно, в отличие от многих экскурсоводов, относился к туристам. И добавьте к этому великолепную внешность и великолепный природный дар рассказчика. Он там пользовался очень большим и вполне заслуженным успехом. Какие-то там были шутки сымпровизированные. Однажды мы с моей женой назначили встречу в Михайловском. Она пришла туда. Заглянула в дом-музей, заглянула в одну комнату, в другую, смотрит - в третьей комнате стоит Довлатов с группой. Они кивнули друг другу головами, а потом Довлатов, вдруг, специально для моей жены, произнес такую фразу: "А еще у Пушкина был слуга Герасим, который все время пил". Это была, конечно, фраза для моей жены Татьяны.
    Иван Толстой: Владимир Васильевич, а правду ли рассказывают о Довлатове, что он на спор, на ящик чего-то горячительного, взялся провести многочасовую экскурсию по Пушкинскому заповеднику, ни разу не упомянув фамилию Пушкин?
    Владимир Герасимов: Вот этого я не знаю, я слышу это в первый раз. Но такое могло быть. Вообще, должен сказать, что в повести "Заповедник" дальше всего от своего реального прототипа, от Сергея Довлатова, отстоит как раз герой-рассказчик этой повести. На самом деле Довлатов вел там жизнь гораздо более шумную, бурную, он не был таким романтическим страдальцем, которого мучает окружающая его пошлость. Нет, он жил такой приятной, спокойной жизнью. Он как-то сказал нам с Арьевым: "Вот эти дамы из заповедника в нас, наверное, очень разочарованы. Они, наверное, думали, что мы будем приходить к ним по вечерам пить чай и вести разговоры о Пушкине, об умном, о прекрасном, а мы идем от ресторана "Лукоморье" и хором кричим на весь поселок: "С голубого ручейка начинается река:.". Действительно, эта песенка была тогда была в моде.
    Иван Толстой: А угадывался ли тогда в Довлатове тот Довлатов, который сейчас известен всем, - писатель, обаятельный рассказчик на письме, ловкий, невероятно лапидарный, остроумный?
    Владимир Герасимов: Пожалуй, что да. Еще до его отъезда мне попался в руки журнал "Континент", где были напечатаны его рассказы. Среди них были те, которые сейчас переиздаются, классические. Скажем, про похороны в Таллине. Я это оценил. Причем, оценил, как образчик, с одной стороны, прозы очень простой, прозрачной, простой по языку, без всякого выпендривания, и, вместе с тем, очень остроумной, точной, острой. Но в самом "Заповеднике" он пишет о том, что он 12 лет учился писать рассказы. Действительно, период ученичества был у него чрезвычайно затяжным. А потом даже какое-то странное явление. В общем-то, не меняя радикальным образом своей манеры, он вдруг стал писать, действительно, зрелые, блестящие вещи. Хотя вроде бы стиль оставался тот же, что и в его ученических и не таких интересных рассказах.
    Алексей (Магадан): Владимир Васильевич, я хотел спросить вас, известного и признанного мастера короткого устного рассказа: какие были у вас взаимоотношения в этом плане с Довлатовым? Он великолепный рассказчик, вы великолепный рассказчик: Какая-то ревность была взаимная?
    Владимир Герасимов: Да нет. Мы рассказывали о совершенно разных вещах. Помню, на одном из вечеров, посвященных его памяти, здесь, в Питере, Андрей Арьев сказал, что вообще-то отношения с Довлатовым у разных людей носили всегда весьма сложный характер. Потому что некий налет тщеславия и эгоизма был ему, как человеку, свойственен. И с ним люди как-то сходились, расходились. Иногда во взаимных отношениях наступала такая пора отчуждения, охлажденности. К его отъезду у нас были такие, несколько прохладные отношения, я его не провожал. И мы с ним снова встретились лишь спустя довольно продолжительное время уже в Нью-Йорке. В Нью-Йорке мы провели время прекрасно.
    Иван Толстой: Я хотел попросить вас остановиться еще пока на отечественном периоде и вспомнить, какое отношение было к Довлатову у литературной и окололитературной среды. Как воспринимался он в те годы? Писатель постоянно начинающий и никак не перешедший еще в стадию своей литературной зрелости, известный собутыльник, гуляка, и так далее. Что думали, что говорили о нем, насколько он был не похож на тех, кто его окружал?
    Владимир Герасимов: Дело в том, что среди его ближайшего окружения у меня знакомых, практически, не было. И имя его я слышал от разных людей близких к литературе в каком-то нейтральном тоне. Я не могу сказать, чтобы он вызывал всеобщие восторги. От него чего-то ожидали, отмечали некоторую степень его незрелости. Скажем, даже я по поводу "Заповедника" отметил, что там Довлатов, все-таки, не очень хорошо владеет большой формой. Это повесть, но повесть, которая рассыпается на множество анекдотов. Это не написано на едином дыхании, а собрано из разрозненных заметок, хотя это, действительно, читается с интересом. Недаром, "Заповедник" так любят театральные деятели, и по моему в разных театрах идет по крайней мере десяток инсценировок.
  • Комментарии: 13, последний от 22/09/2021.
  • © Copyright Медведев Михаил (medvgrizli@yandex.ru)
  • Обновлено: 19/02/2018. 188k. Статистика.
  • Дневник: Россия
    • Оценка: 9.00*4  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка